"Крёстная просто коснулась её своей палочкой, и в тот же миг её одежда превратилась в ткань из золота и серебра, вся украшенная драгоценностями." Шарль Перро, сказка "Золушка."
Например, меня крестили без крёстных. На таинство крещения меня, совсем маленькую, отнесла бабушка Катерина Даниловна. Так что выросла я без духовных родителей. Ну уж, как есть. А кого, чаще всего приглашают в крёстные? Родственников и близких, хорошо знакомых людей.
Сегодня я расскажу вам историю, которая до сих пор вызывает в моей душе живой отклик - я и теперь её "чувствую." А подарила мне эту историю незабвенная Катерина Даниловна - моя бабушка. Читайте, пожалуйста.
С началом летних каникул, я становилась жительницей "мини деревни" - частного сектора с огородами, избами без всяких удобств. Моей летней подружкой была Лена Огородникова, тоже баловавшая своим присутствием бабушку с дедом. До их избы можно было дойти вкругаля или напрямки, по тропке между зарослями кустов.
И мне, и Ленке это категорически запрещалось - с приходом тепла, в кустах "гнездились" маргинальные личности и бездомные собаки потомство выращивали. Тех и других, время от времени разгоняли, но явление оставалось. В очередной раз, поймав меня на нарушении правила безопасности, бабушка расшумелась:
"Ты до беды там думашь шляться?! Валентину, котора напротив твоей Ленки проживат, видала? Ейный подбородок, руки - видала?!"
На руки тётки Валентины я не смотрела, а подбородок ей внешний вид портил, конечно. Там даже не подбородок был, а глубокая рытвина - шрам. Значит, её собаки подрали и следует испугаться, пообещав, что буду к Ленке ходить только длинной дорогой. Но я задала вопрос давно мне интересный:
"А почему её сын на два дома живёт? Ленку спрашивала, она не знает. У неё с бабкой нет разговоров по душам, как у нас с тобой."
Моя тонкая лесть Катерину Даниловну не раздобрила. Предупредив, что "ишшо раз" и я восвояси, к мамке отправлюсь, она ушла на огород и день покатился, как обычно, добравшись к вечернему времени. Иногда, при бабушкином расположении, мы пекли с ней картошку на ужин. Но я провинилась, и на картошку из костра не рассчитывала.
"Глянь-ка, неслух, каку перву картоху я копнула - кругленька, беленька, как яичко. Придётся спечь!" - вдруг решила самая лучшая бабуля на свете.
Ах, радость какая! Баба Катя занялась костерком, а я набрала в миску малосольных огурчиков, очистила два отварных яйца и наломала хлеба ржаного. Летний день тихо таял. Мы сидели у самодельного столика - два ящика друг на друге, накрытых клеёнкой и ждали пока пламя костра успокоится, чтобы забросить картошку.
Уже ожидание было сладостным. Согласно настрою, бабушка заговорила негромко, словно продолжая начатое:
"Валя-то с Лякссеем давно тут осели. Оне, оба молоденьки, на заводе работали, на квартЕру надеялись. Валя ждала ребёночка. На шестом месяце, упала иль чё. Начала кровёй исходить. Дитя погибло, а ей одно оставалось - согласиться само главно бабье место убрать али без крови остаться, да Богу душу отдать..."
После случившегося, супруги, особенно Валентина, нуждались в какой-то встряске - перезагрузке, как бы сказали сейчас. Бездетным жильё давали в последнюю очередь. Решили они податься туда, где можно заработать денег на покупку кооперативной квартиры. Но больше от внутренней пустоты и растерянности бежали, конечно.
Темы бесповоротной бездетности не касались, надеясь, что время подарит и успокоение, и мудрость, и решение. Вернулись три года спустя, с новым намерением - "городскую избу" купить. А это - добро пожаловать в частный сектор! Много где походили. Предложений выпадало мало и либо совсем развалюшки, либо деньжат не хватало.
Наконец, заглянули во двор к Катерине Даниловне:
"Не продаёте ли избу?"
"Я нет. А вот там, подале, Гавриловна померла, дочка покупателя ищет. Айдате, провожу - она пока что здеся живёт," - предложила моя будущая бабушка.
Изба - кухня и две комнаты, само-собой печь, супругам понравилась. К отсутствию комфортных удобств они были готовы. Зато банька, сарай и сад с огородиком. Денег хватило тютелька в тютельку. Будущее казалось продуманно - ясным. Оставив боль прошлому, Валентина говорила, с воодушевлением, Катерине Даниловне, когда пришла с тортиком поблагодарить за подсказку избы:
"На прежний завод устроились. Обживёмся, проявим себя на работе с положительной стороны и начнём о ребёночке хлопотать. Усыновление дело строгое. Сыночка хочу. ТОГДА мальчика не доносила. И дочку можно, но попозже чуток."
Катерина Даниловна соглашалась растроганно:
"Помогай вам Господь, Валентина. А дитё, как на руки возьмёшь - так и своё."
Интересно, судьбе Валентины не было стыдно, когда водя по разным индивидуальным застройкам нашего города, она привела её и Алексея именно сюда, в избу покойной Гавриловны? Или, так сурово, задумано было?
Два года спустя супруги вполне обжились и уже новосёлами не считались. Держать поросят не получилось - купили на рынке, а они оказались больными. Зато куры и кот бегали бодро. Алексею втемяшилось козу завести - в округе держали некоторые для полезного молока и домашнего сыра.
Не желая, чтоб получилось, как с поросятами, он разузнал, кто не просто держит козу, а способствует появленью козлят. Свои-то уж не обманут! Соседи подсказали обратиться к Танюк или к старикам Никифоровым. Алексею странное, задорное имя понравилось - Танюк. Никогда не слыхал такого!
А чему удивляться-то? Чувашка, потому и Танюк. Её так родня звала и другие привыкли. А по паспорту - "рядовая" Татьяна. Но надумал себе Валин муж и пошёл. Она дома осталась и не с думами о козлятах. Беспокоило Валентину, что интерес Алексея к усыновлению, как-то поблек. Отшучивался: "А давай это подарком к нашим юбилеям устроим?"
Конечно, и в тридцать не поздно приёмными родителями назваться, но это целых два года ждать! А где-то, может уже живёт-растёт Валин сынок. Ей хотелось не старше трёхлетнего взять, чтоб нежное, раннее детство почувствовать. А тут - коза, сыр. Давить на Алексея, остерегалась, не забывая, что "неполноценная" - это она.
Чувашке Танюк уже исполнилось тридцать. Румяная, кареглазая, пышногрудая - жизнь из неё так и брызгала. Работала поваром и немалое, для городского домовладения, хозяйство вела. Избу её мать с отцом строили, но оба померли, а младшую сестру жених увёз из Чувашии. Своё женское одиночество Танюк не любила и тайно ждала подарочка от судьбы.
Им оказался Алексей, хотя и не сразу. В тот день они говорили только о деле. Одна из двух коз Танюк ожидала козлят от молодого козла стариков Никифоровых, а значит приплод обещал жизнеспособность. Чутким рукам Танюк казалось, что их будет трое. Одного оставит себе, других застолбила знакомая молочница из деревни.
Но гостю хитрая чувашка не призналась. Повела в козий сарай, показала курятник, пригласила в сад заглянуть. Везде наблюдался порядок. Сама с завивочкой, духами цветочными пахнет. Синее платьишко, где надо в облипочку, фигуру показывает. Без мужика управляется, а кислоты в ней нет. "Конфетка мятная, а не баба!" - невольно оценил Алексей.
Танюк настояла у неё отобедать и рюмочку поднесла - за знакомство да "козлиный договор." Сама только пригубила и это тоже гостю понравилось. Ушёл очарованный, удивляясь, что раньше они не встречались ни у колонки, ни в магазине, хотя через проулок живут. Очароваться не значит влюбиться, особенно если женат и поклялся жене быть вместе в горе и радости.
Горе Валя и Алексей пережили и теперь она нетерпеливо ждала радости - ребёночка взять из детдома. Пока это были планы и разговоры, Алексей был готов и в правильности решения не сомневался. Но как только в воздухе повисло: "Ну?!" мужчине стало не по себе. Мыслил грубо:
"Какие-то, неизвестные и точно дрянные люди, сотворили ребёнка и бросили. Возможно, скрытно больного или не поддающегося воспитанию в будущем. Ко мне он будет иметь отношение не больше, чем соседский. У него не будет моих глаз или, скажем, улыбки. Да и Валиных. Её-то можно понять - от отчаяния, единственный шанс, чтоб кто-то мамкой назвал. Но я-то могу собственного сына или дочку держать на руках!"
Именно поэтому Алексей жене не перечил, но и не торопился с "не настоящим родительством." А тут ещё эта Танюк! Разница в два года не смущала - чувашка краше и моложе его жены выглядела. И дети от неё могли быть славными. Но порядочность и верность, засевшие в натуре, не сразу в прах рассыпаются.
Их подтачивает близкое искушение, особенно жаждущее искусить поскорее. Танюк жаждала. Это для Алексея - хорошего мужа своей жены, она "совсем незнакомой была." А Танюк давно его разглядела, Вальке завидуя.
"Худая, ни спереди, ни сзади, бабьей пышности нет. Только что глазастая. Под тридцать, при муже, а не рожает. И вот на что он ей -"палке-моталке" нужен? Плечистый, силушка так и играет, лицом приятный, в пьянке не замечен, хозяйством заинтересован - мне бы такого!" - думала, тайно, Танюк примечая чужого мужа и у колонки с вёдрами, и в продуктовом магазинчике, и на улице.
Вдруг Алексей появился у неё на пороге с "козлиной затеей." Пообещав самую крепкую козочку, как народится, Танюк строго потребовала:
"Только уж ты, Алексей Иванович, хотя б раз в неделю мне своё намерение подтверждай."
Такой повод увидеться мужчину устраивал. Открыто шёл к Танюк с кочаном сочной капусты, а в кармане шоколадка липла к обёртке. Два месяца спустя, Танюк прибежала взволнованная: "Алексей Иваныч, твой козлёнок вот-вот в сено упадёт! Айда, подсоблять!" Валентине только "здрасте" досталось. Уже опытная коза, все ожидания оправдала - тройня и все козочки!
Может тогда, на радостях, Танюк к Алексею прильнула? Очень похоже, по сроку беременности мужчине объявленному. Бездетных супругов развели быстро. Раздела имущества не потребовалось - Танюк подсказала альтруизм Алексею, чтоб уход выглядел "благородно." Да и самому не хотелось обдирать Валю, как липку. А прощальная речь пламенная получилась:
"Не ругай меня, Валя. Самому нелегко. С двадцати лет ты мне жена. Любил - не сомневайся. Потому и чужому ребёнку согласился обрадоваться. Молчал про сомнения, чтоб тебя не расстраивать. А вот понаблюдал за козой, в ожидании, и понял - своё, родное потомство хочу!
Чтоб гадать, кто родиться, на кого будет похож. Чувствовать, как ребятёнок ножкой стучит в животе материнском. И знаешь, умный родиться или не особенно, а всё равно - мой! Ну и Танюк полюбил, извини."
И вот каждый со своим остался. Валя с ледяной пустотой и смирением. Алексей встретил жену из роддома - Танюк мальчика родила. Назвали Кириллом. Он рос и, по слухам, был копией своего отца. Валентина не желала присматриваться, сведя до минимума встречи семьей бывшего мужа. Даже воду стала набирать из дальней колонки.
Для Кирюшки наступила шестая осень. В тот роковой вечер конца сентября, его отец был в ночной смене, а мать - неповоротливая, с большим животом, задремала с вязаньем у телевизора. Шустрый мальчонка, накинув старый пиджачишко отца, тихонько утёк на улку. Заросли кустов, которыми меня стращала бабушка Катя, и тогда уже были, маня глупую детвору.
Возле них и увидела его Валентина, откуда-то возвращавшаяся. В беде увидела - два пса, молодых, некрупных, но достаточных, чтоб ребёнка порвать, трепали Кирюшку за длинные рукава папкиного пиджака. Не она, а кто-то мстительный, пригнулся за куст, наблюдая, как безмолвный от страха мальчик, дёргается, пытаясь освободиться, но только распаляет собак.
"Пусть узнают, как это невыносимо - видеть своего ребёнка в крови. Пусть потеряют и воют, как выла ты," - нашёптывал Вале жестокий голос.
"Мама!" - тоненько крикнул Кирюшка и это призывом собственного сына услышалось Валей. Очнувшись от черноты, кинулась в помощь. Мальчишка, догадавшийся вытянуть руки из рукавов, чудом был не покусан. Мгновенно расстегнув пуговицу, женщина выдернула Кирку из пиджака. Велела: "Беги!"
Сама осталась с собаками, чтоб следом не кинулись. Высокая, в общем-то сильная, но у них клыки, острые зубы. Давай за икры Валю кусать, за руки, которыми пыталась откинуть. Лицо старалась выше держать, но белый пёс, покрупнее, вцепился ей в подбородок. От боли в глазах потемнело. Упав на колени, Валентина сдалась, равнодушно подумав: "Вот и конец."
Но Ангел Хранитель послал случайных прохожих - двух мужиков. Отогнав псов, вызвали скорую помощь. Ноги и руки у Вали пострадали умеренно, а вместо подбородка - глубокая рана. Больничный хирург оказал необходимую помощь. Женщину забинтовали, боль усмирили лекарствами. Предстояло лечение, уколы от бешенства.
Проваливаясь в бредовый сон, Валентина успела подумать: "А Кирюшку бы разодрали насмерть." А на другой день, в палату вошла мать Кирилла - Танюк. Не говоря ни слова, обцеловала Валю с ног до головы, осторожно касаясь губами бинтов, простыни, не тронутых участков лица и тела.
Отогнать бы да ни пошевелиться, ни говорить могла. Напрасно, взглядом прочь отсылала. Опустившись на колени перед кроватью, Танюк хрипло сказала:
"Христа ради, прости меня, бабу дрянную, Валентина Сергеевна. Одно твоё слово, уеду с Кирюшкой к своим чувашам. Родни-то везде полно. Избу, хозяйство уж после родов продам. Алексея вон прогоню и адреса моего он не узнает. Вернётся к тебе - с мужиками всегда так бывает..."
Валентина жертвы не приняла. На перечисление причин - пальцев не хватит. Но точно не потому, что добренькая. Не ждала, а Танюк каждый приходила - с полной сумкой и явно с желанием сказать что-то важное. Разлепив губы, Валя простонала:
"Ну, что ты ходишь, проклятая? Знай правду: я сомневалась спасать вашего сына или пройти стороной."
Танюк ответила, что это ей всё равно, а Валя живой человек, ею и Алексеем жестоко обиженная. Но хотела или нет - она подарила Кириллу вторую жизнь. И так же тяжело, больно, как родная мать при родах. Танюк говорила, с мольбой в голосе:
"Прошу тебя, Валентина Сергеевна, стань крёстной матерью для Кирилла. Ты знаешь, что Алексей атеист да ещё вступил в партию. Сына крестить запретил. Мол, религия обман для тёмных людей и пережиток. Я уступила, полагая, что успеется. Теперь и спрашивать не буду. Как тебя выпишут - в церковь пойдём. Он теперь и твой сын, Валентина. Может, глянешь на него? За дверью стоит."
И вот он вошёл. Маленький, худенький, лопоухий. вылитый папа. Таким мог быть сын Валентины, только постарше. Картавя, как Алексей, Кирюшка сказал:
"Больно тебе? Злые собаки. Я им печеньку принёс, а они давай друг на друга рычать. Потом меня за рукава схватили..."
И заплакал.
Кирюшку покрестили незадолго до родов Танюк. Алексей не вмешивался и в церковь не пошёл. День выдался холодный, но солнечный. Событие - таинство крещения, Кирилл принял очень серьёзно. Батюшка разъяснил ему значение крёстной матери. Когда вышли из церкви, на душе у Валентины было светло и благостно. Ладошка крестника грелась в её руке.
Поначалу, Танюк побуждала сына навещать крёстную, а потом он привязался к ней так, что с ночевой оставался и не слишком по мамке с папкой скучал. Объяснение лежало на поверхности - родился маленький и Танюк было не до старшего сына. Алексей работал, занимался хозяйством. А крёстная ждала с нетерпеньем и баловала.
Валентина не обижалась на ерунду, всем сердцем полюбив крестника. Случай выпал особый и соседи не брались его обсуждать. Вот так и стал Кирилл жить на два дома. В одном - мамка с папкой, братишка, а за ним и сестра. В другом - крёстная мама с ласковой, немного грустной улыбкой. Алексею и Танюк, по договорённости или из благодарности к Валентине, "хватало" младших детей.
... На момент, когда мы с бабушкой картошку пекли, Кирилл в десятый класс перешёл. В планах имел поступление в железнодорожный техникум (или училище, уж не помню, как правильно) - хотел машинистом стать. Жил больше у крёстной, чем в родном доме. Неизвестно, устраивало ли это Танюк и Алексея, но помалкивали.
"Он не най, а она, сказывала, что не хочет Бога гневить. Обещалась Вале - то, что Кирюшка и ей сыном станет. Господь обещанье скрепил, нарушать - грех," - подвела итог моя бабушка с удовлетворением в голосе.
... Наша картошка испеклась и остыла до терпенья ладоней. С огурцами, яйцом да ржаным хлебушком - объеденье! Почти стемнела. И сидеть (жить) возле бабушки было изумительно.
от автора: Через годы, женившийся Кирилл привёл молодую жену в дом своей крёстной. Других подробностей нет.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина