Этот нелепый дом уж точно привлечёт ваше внимание, попадите вы однажды в наш глухой район. А если вы его уже видели, то подумали (да, да, не отпирайтесь!), что он лет тридцать как пустует и вообще построен каким-то ущербным, психически неполноценным экземпляром. Стоит дом на углу двух улиц и держится, так сказать, независимо от соседних строений, высокомерно повернувшись к ним спиной. Четыре глухие стены из багрово-красного кирпича, на одной из которых белым кирпичом выложены странные рисунки. И ничего похожего на окна. Ну, скажу вам, окна всё-таки есть, маленькие и узкие, похожие на бойницы, стёкла в них желтовато-тусклые, как бы запыленные; потому-то вы их и не заметили. Так знайте: изнутри окна заклеены зеркальной плёнкой. Есть ещё нечто напоминающее мансарду, о чём сообщает застеклённая полоса по периметру дома, под самой крышей. А сама крыша плоская, слегка скошенная на одну сторону. Заросший и замусоренный двор и низенький прогнивший заборчик свидетельствуют о ветхости всего домовладения. Кто же построил это чудо, спрашиваете вы? И тут же замечаете про себя: если у великанов существуют дети-имбецилы, то один из них, играясь с кубиками-кирпичами, и возвёл этот интересующий нас домик.
Чтобы окончательно вас добить, открою вам, что внутри кирпичной коробки кто-то есть. Хотя даже соседи признают это неохотно. Тяжёлая дверь отворяется редко, осенью-зимой такое случается раза два в неделю, и всегда в одни и те же часы: с 11 утра до 3 часов дня Моника, жительница дома, выходит в город – прошвырнуться по рынку, заплатить за свет-газ-воду – вот, в принципе, и весь маршрут. Старомодное длинное оранжевое платье с цветочками выглядит как только что купленное (точнее – только что сшитое: Моника очень любит рукодельничать), а громадная соломенная шляпа с широченными полями экранирует Монику от всех внешних влияний. Не то чтобы она верит в сглаз, просто взглядов других людей не выносит. Почему так долго? Но ведь Моника из принципа ходит пешком. Прекрасная экономия, да и не любит она толкаться в маршрутке, уступать кому-то место или слышать, как уступают ей.
Летом она на улице большую часть суток, но опять-таки в пределах своего огорода. Моника любит разводить огород, причём с наполеоновским аристократизмом увлечена капустой – две трети участка засажены ею. Цветная, белокочанная, кольраби. Оставшееся место отведено под клубнику. Она холит и лелеет каждый росток, разговаривает с ним, жалуется на что-то; огород заменяет ей семью и детей, которых у неё просто нет.
Вы, может, и не поверите, имея перед глазами неухоженный двор, но Моника страстно любит чистоту и порядок. Проникните в дом, не бойтесь, и вас поразят с любовью и даже фанатизмом убранные комнаты, вымытые до блеска двери, панели, полы, стены в клеёнчатых обоях и зеркала. Зеркал как таковых в доме немного – тут внимания заслуживает высокое трюмо в прихожей, громоздкий шкаф с зеркальными створками в спальне и большое зеркало в зале, с добавлением множества маленьких зеркал на полках, тумбочках и комоде. Но сами выдраенные стены, видавшая Сталина мебель и Брежнева – телевизор соревнуются с зеркалами в способности отражать. Уборка – обычное времяпрепровождение для Моники, и она ничего не видит и никого не помнит, пока носится с ведром, шваброй, щёткой и «Мастер-блеском» по всем комнатам; пульверизатором с вышеупомянутой голубой жидкостью отстреливается она от невидимых врагов, с таким выражением на лице, с каким Мила Йовович в «Пятом элементе» стреляет из пистолета. Успокаивается Моника лишь тогда, когда со всех поверхностей на неё смотрят улыбающиеся фигуры её двойников, отчего она испытывает настоящую эйфорию, почти оргазм. Она в центре внимания, на неё устремлены десятки восхищённых глаз, и все зрители полностью похожи на неё: такие же очки на моложавых глуповатых личиках, такое же толстое сукно на платьях, даже дышат и моргают в такт ей. И о чём бы она ни думала, видно, что они с ней абсолютно согласны.
Те, кто знает Монику, считают её нелюдимой женщиной, но мы уже поняли, что это не так. Она обожает находиться в обществе, если только члены этого общества максимально похожи на неё. Так что десяток-другой зеркальных отражений – идеальный вариант. Да, у них всё наоборот, даже сердце справа, а не слева, как у Моники. Но об этом она не додумывается, а если бы вспомнила, то в несколько хуков растрескала бы все свои зеркала на осколки, в ярости содрала бы клеёнчатые обои со стен и отколупала бы шпон со своей старой мебели. Не утерпела бы такого долгого обмана. Потому-то ей и трудно контактировать с тем миром, что лежит за пределами её гнилого забора: там бродят люди, по-иному смотрящие на мир, эти люди даже едят не то, что всю жизнь обожала она, и походка, и голоса их совсем другие, а значит – неправильные. Они все дураки, уж это Моника может сказать точно: ей ведь столько лет!
А вот сколько именно – сказать трудно. Моника выглядит моложе своих лет – это всё, что можно выпытать у немногих знакомых, с которыми она более-менее контактирует. Анализируя её рассказы о своей молодости, мы предполагаем цифру 60, плюс-минус пять малозначимых лет. Малозначимых, потому что Моника вообще не стремилась придать своей жизни какое-то значение, думая при этом, что её жизнь имеет-таки единственно правильное значение, а все остальные маются дурью. Кто-то предполагает, что в глубине души она понимает, какая она дура и пустышка, и поэтому люто боится безбрежного моря, окружающего её засаженный капустой и клубникой остров.
Единственное окно в мир, распахивающееся в этом доме каждый день, — это старый телевизор, кинескоп которого каким-то образом до сих пор не выцвел. Моника очень любит смотреть шоу типа «Суд идёт», и оно составляет больше половины всего её дневного телерациона: закончится на одном канале – она пульт в руки – и вот уже нашла аналогичную передачу на следующем. Принимая актёрскую игру за чистую монету, она переживает вместе с героями, плачет солёными слезами и полыхает праведным гневом, не вставая с потёртого дивана. Ещё Моника обожает медицинские программы, которые нужны ей для одной тайной цели: указывать соседям и знакомым на их болячки, хвастаясь знанием умных терминов и списывая недостатки других на их лень и запущенность в воспитании. Себя при этом она считает абсолютно здоровой и много лет не ходит к врачам, твёрдо следуя библейской заповеди «пить из своего источника» и выпивая каждый день по 100 грамм собственной мочи. В итоге она добилась полной независимости от окружающих, что было мечтой её жизни.
Так, живя в окружении своих отражений, она и представить себе не может, что можно полюбить абсолютно другого человека, не похожего на неё. Полюбить даже не вопреки, а за то, что он не похож. Естественно, и мужчины она не знала. Мужчины – они ведь такие… гремучие, у них растёт борода, волосы по всему телу, плоская грудная клетка, а между ног… и постоянно хотят одного. Нет, мужчина – существо неполноценное и ущербное! Она перебрала всех до одного и точно знает: все они одинаковы.
Да, была история, втрескалась и она. И не столь давно, уже на закате своих лет. И на старуху бывает проруха. Закончив печь свой любимый пирог со сливовым джемом… Ай, забыл сказать – Моника очень любит готовить. Готовка и поглощение «вкусной и здоровой пищи» — основное наполнение её трудового дня. И хотя стряпает она, по мнению людей, средненько, но – они все дураки! – всё, что выходит из-под её рук, является самой правильной и необходимой каждому пищей.
Лучше всего у неё получаются сладости. Итак, закончив однажды пирог со сливовым джемом, она пошла на площадь, посмотреть выступление, посвящённое какому-то местному празднику. Она не очень далеко отошла от дома, как вдруг на неё наехал парень на велосипеде. Моника разразилась эпатажной бранью, понося безалаберность парня, отсутствие надлежащего воспитания, его неуёмную лень, из-за которой он шатается «как клокова корова» по городу, вместо того чтобы идти работать. Она досконально описала его семью, друзей, школьных учителей, и ей по барабану, что впервые она увидела этого парня две минуты назад и даже не в курсе, как его зовут. Вообще Моника судила о людях, и не только о них, по принципу компьютера, прикладывая ко всякому новому функции и переменные, хранящиеся во внутренней базе данных. А обновлялась эта база крайне медленно и неохотно.
Итак:
IF Парень = Велосипед AND Time = (Понедельник ТО Пятница AND 8:00 ТО 17:00) THEN
Парень = Кретин AND Идиот AND Дебил
ELSE Толковый_парень
END IF
END
Набор шаблонов был беден и примитивен, на уровне 5 или 6 класса средней школы, но этого ей вполне хватало, чтобы делать глобальные выводы в политике, социологии, медицине, искусстве и бытовой жизни.
Узнав, что он студент и подрабатывает почтальоном, Моника смягчилась, утихла и спросила, нет ли ей письмеца. Извинилась за тираду, сказала – мол, спутала с другим, олухом и разгильдяем, похожим внешне. Он порылся в сумочке, но покачал головой – нет письма.
Предложила пройтись вместе, угостила полурастаявшей конфетой. Говорила о своих стариковских проблемах, смешивая их с проблемами в стране, о достоинствах уринотерапии и очередных выпусках программ «Суд идёт» и «Будьте здоровы». А сама пожирала глазами худенького студента в очках, чем-то похожего на неё. Он тоже пожирал её глазами, только исподтишка. Демонстрировал ей своё знание английского, немецкого и норвежского – последний тоже изучал в универе, говорил о будущей престижной работе в Норвегии.
— А как вас зовут? – вдруг спросил он.
— Моника, — с достоинством ответила она.
— Моника? – он просиял. – Как необычно! Вот меня – Валера.
Если бы он знал её возраст, то скривился и возненавидел себя за геронтофилию. Но огромная шляпа надёжно скрывала седые волосы, и Моника выглядела максимум на сорок. Хорошо сохранилась, в своём домике избегая всяких там ударов судьбы. Нежная кожа, без вмятин и обвислых щёк, тонкий подбородок и прямо детские – наивные и гордые одновременно – глаза.
Вдвоём они дошли до площади. Валеру местный концерт не интересовал, но он остался с Моникой и сел с ней рядом на пластиковый стул. Долго они не сидели: Монике концерт ой как не понравился, и она захотела домой. Валера вызвался проводить её, от чего она не отказалась. Он хотел купить чипсы, но Моника наставительно сказала, что это вредно: чипсы могут стать причиной ожирения, обезвоживания и рака желудка. Валера с готовностью её послушался, а Моника потянулась и сорвала с чьего-то забора две внушительные грозди винограда.
Love = 0 UNTIL
Парень = Моника
Так ли это было? А может, в глубине души
Love = 0 UNTIL
Парень = Валера ?
Может, она просто искала свой идеал, отметая другие варианты как не соответствующие начальным данным? Список констант и программный код так сложны, что тут и не распишешь. Не такая уж Моника и дура. Ответить трудно, Моника в этот день сама забыла свою программу. Беседуя с ним, изменяла значения переменных и вводила новые константы. Или же – считывала его код и находила знакомые фрагменты.
Они дошли до несуразного дома Моники, внешним видом которого Валера заинтересовался.
— А что это за рисунки на стене? – спросил он.
— Ой, я уже не помню. Дом строили дальние родственники по отцу. Похоже на дом, дерево и ребёнка – три главных дела каждого мужчины. Но очень отдалённо. Он сам вообще страдал шизофренией и считал, что имеет постоянную связь с пришельцами. Дом, видимо, проектировал лично он.
— Да, он такой… колоритный!
Они расстались, «забив стрелку» на площади, в будущие выходные. Он держал её белую тёплую руку в своей, чувствуя какую-то материнскую любовь, исходящую от Моники.
И так они встречались, в самых разных местах. В этих встречах не было эротики, чистый разговор «по душам». Они ощущали друг друга как мать и сын; точнее, ей казалось, что это и есть любовь мужчины и женщины как таковая, а он невольно выхватывал из возможного спектра чувств те, которых не хватало ему, и был действительно как ребёнок с матерью.
Но вот Валера уехал на сессию. А Монике вдруг взбрело в голову поздно вечером отправиться на одно из мест их встреч. Зачем – не скажут даже вековые дубы, мимо которых она шла. И надо же было случиться несчастью: на темнеющей улице оказался открытым канализационный люк. Видно, рабочие забыли задраить. Вокруг не было никого. Одна бездомная собака истерично облаивала Монику, но та прикрикнула на неё. Собака отбежала…
PSET C (X; 0)
Path Моника = А ТО В
IF C є A TO B THEN
Моника = Died
END IF
END
Программа не может дать сбоя. Моники не стало. Но не всё так плохо в реальной жизни, как это описано в коде. Мы совсем позабыли о зеркалах в доме Моники, об отражающих стенах и идеально вымытых тумбочках, шкафах и комодах. Много лет они собирали информацию о своей хозяйке, не упуская даже биение её сердца. И вот первый луч солнца, кое-как проникший сквозь окно-бойницу, сотню раз отразился от всех отражающих предметов в доме, создав объёмную голограмму Моники. И вот она снова носится по комнатам, моет мебель, стёкла и панели, стоит за плитой, стирает, гладит и пылесосит. И снова светится старый телевизор, на экране которого вновь осуждают кого-то по очередной статье, а Моника хлопает в ладоши или возмущённо грозит кулаком. Валеру она забыла, да и он о ней, нашёл престижную работу ТАМ. Но она не забыла о своей капусте, которую нужно бежать поливать и очищать от жуков.
Заинтересовались материалом? Подписывайтесь на канал! 😉
Ещё произведения этого автора:
- О человеке, который жил во сне
- Большой форум