Такое не бывает случайным !

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

РОКОВОЙ ВИЗИТ ГЛАВНОГО. НАЧАЛО НЕИЗБЕЖНОГО КОНЦА

И этот день - день прибытия к ним вельможного сановника с практически неограниченными полномочиями -
все же настал. Не разразилось небо, не разверзлась под его ногами земля. Они не знали тайной сути Его визита.
Но ОН все (!) прекрасно знал!
Знал, что ведал. И что творил. Это ЕМУ должны поклониться в ноги матери, потерявшие за последующие
десятилетия тяжко больных детей. Это ЕГО должны в молитвах своих благодарить родственники, схоронившие
преждевременно умерших близких.
ЕГО и профессора (к тому времени уже ставшего член-корром) Помехина. И профессора Чугунова. И многих и
многих их единомышленников в белых халатах, со столь завидным упорством добившихся первого и
последнего визита Главного медика в маленькую, но так стойко державшуюся лабораторию.
Они изо всех сил боролись с непокорным Бутенко. После на страницах центральных газет они и им подобные
будут писать, пытаясь успокоить миллионы больных, об увеличении числа больничных коек в нашей стране. О;
расширении штата медперсонала. Но они никогда не напишут, что, закрыв лабораторию, оставили тяжело
больным людям лишь одну-един-ственную возможность - мучительно и долго умирать на этих самых
возросших числом койках под присмотром также увеличившегося, но, увы, ни на йоту благодаря их усилиям
не повысившего степени своей профессиональной квалификации штата медперсонала.
Об этом они не напишут. Потому что они - победители. А победителей, как повелось...
Этот теплый предпоследний июньский день шестьдесят седьмого начался как обычно. Константин Павлович
рассматривал записи в дежурном журнале. Делал отдельные замечания. Весело шутил с молодыми коллегами.
Как вдруг, ровно в десять утра (Бутенко как раз взглянул на часы) безо всякого стука приотворилась входная
дверь, и на пороге возникла ЕГО полноватая, а точнее сказать, прямо-таки, рыхлая неказистая фигура...
Правая рука верховного медшефа - Елизар Мефодьевич Зарубин - был некрасив, тучен и лыс до неприличия.
Однако неказистая внешность Главного медика (так именовали его меж собой коллеги в официальных кругах)
нисколько не умаляла его авторитета.
Отнюдь! Султанского визиря боялись и, в общем-то, правильно делали. Султан редко посылал ЕГО туда, где
нужно было кого-либо наградить. И очень часто туда, где требовалось покарать или даже напрочь уничтожить.
У Зарубина это прекрасно получалось. Его не интересовало: виновен ли человек. Он совершенно свободно мог
собрать неоспоримые доказательства виновности любой жертвы, на которую пал гнев владыки. А большего
сильным мира сего и не требовалось.
Визирь со знанием дела исполнял высочайшую волю и пользовался благодаря этому фактически монаршей
медицин ской властью.
. И уж кто-кто, а Бутенко, долгое время подвергавшийся руководящему остракизму, не мог не узнать ЕГО с
первого взгляда.
При виде приторно масляных, сразу зашнырявших по углам лаборатории бегающих глазок визиря сердце
Константина Павловича как-то нехорошо екнуло. Но, подавив в себе давнюю неприязнь, он решительно
поднялся навстречу Главному медику.
- Извините за внезапное вторжение,- Зарубин неуклюже переступил порог лаборатории, увлекая за собой двух
титулованных спутников из состава сопровождавшей его свиты. Процессию замыкал представитель
администрации их института.
Я в ваших краях, в общем-то, наскоком. Проверял, так сказать, местную медицину,- визирь кивнул на ставшего
слева от него низкорослого чиновника облздрава.- Ну и не мог удержаться...- главный медик потер свои
пухлые ладошки,- чтобы не заглянуть к вам на огонек.
О вашей лаборатории, Константин Павлович (имя доктора он как раз перед этим предусмотрительно попросил
напомнить себе администратора), прямо-таки легенды ходят! - маслянистые глазки остановились на докторе.-
Просто невероятные вещи о ваших успехах в газетах пишут...
- Ну почему же невероятные? - Бутенко постепенно начинал приходить в себя.- В центральной прессе иногда и
вполне. правдивые вещи печатают.
Почувствовав легкий укол, главный едва заметно поежился. Просматривавшая неподалеку старую ленту
баллистокардиог-раммы Гончарова сразу поняла, что речь идет об опубликованной месяц назад в
«Литературной газете» страстной статье «Дышите глубже. А надо ли?»

На страницах уважаемого общесоюзного издания автор здорово врезал Минздраву за косность и бюрократизм,
проявленные им в отношении открытия доктора Бутенко. Излечивший у Константина Павловича свою много
лет страдавшую астмой сестру, корреспондент буквально кипел от негодования. Ведь вместе с астмой у сестры
исчезли и гипертония, и стенокардия, и еще целый набор годами изводивших ее недугов.
Буквально за два дня до опубликования статьи бывший революционно настроенный на ниспровержение
существующих медавторитетов доцент городского мединститута Мартынов, чьи горячие вдохновенные лекции
довелось в студенчестве слушать и Вильме Францевне, а ныне ставший абсолютно
покорным тем же авторитетам член-корром, по команде Минздрава готовил большую атаку на автора открытия
болезней глубокого дыхания.
Чуть ли не накануне публикации у них с Бутенко состоялась резкая, предельно натянутая беседа. Суть
сводилась к тому, что, по мнению Мартынова, эксперименты по методу ВЛГД следовало прекратить. И как
можно быстрее...
Бывший сторонник бунтарского направления в медицине, подстегнутый столичным начальством, чуть ли не
кричал на доктора. Но стоило появиться статье в московской газете, как пыл его заметно поубавился.
При повторной встрече Мартынов уже не знал, куда посадить «дорогого гостя», и обещал во всем скрупулезно
разобраться. Удушение Бутенко местными силами правящей медверхушке не удалось. И в Минздраве этого
провала не забыли.
Но напрасно усмехалась про себя Вильма Францевна, искоса поглядывая на весьма корректно державшегося
Зарубина. Ее предположения о том, что статья в Литературке сумеет охранить доктора и от руководства
Минздрава, не имели под собой никакого основания.
Гончарова надеялась на помощь Главного медика. А тот приехал с точно поставленной целью любыми
способами (пусть и самыми дурнопахнущими) уничтожить крамольную лабораторию и избавиться раз и
навсегда от ее не поддающегося всеобщей нивелировке руководителя.
Елизар Мефодьевич не для того положил тридцать лучших лет своей жизни на деланье служебной карьеры,
чтобы, достигнув самой ее вершины, вдруг уступать место каким-то там Бутенкам, явно претендующим на
революционное открытие в современной медицине. Сегодня претендует на открытие мировой важности -
завтра ему академика, а там, глядишь, и кресло президента Академии наук подавай.
Шалите, товарищ провинциальный кандидатишко медицинских наук! Ой, шалите. Для таких, как вы,
возомнивших о себе бог весть что, упрямцев, в арсенале начальства имеются очень надежные, давно
испытанные средства...
Зарубин осматривал лабораторию. Вежливо улыбался. А в памяти невольно возникали картины, связанные с
его недавней поездкой в Америку. И этому чудаку - он в упор взглянул на подтянутого и собранного будто
пружина доктора - издательство «Ху из Ху», оказывается, предлагало поместить статью в своем всемирно
известном сборнике!!
В научное турне по Штатам со своими лекциями приглашали. Не воспользовался, бедолага. Теперь не обессудь.
Счастливый шанс только раз в жизни выпадает.
. Уж кто-кто, а Елизар Мефодьевич знал это совершенно точно.
Он никак не мог забыть один вечерний коктейль в Нью-Йорке. Когда от него, наконец-то, отошли
представители «Ху из Ху», искренне недоумевавшие, почему не приехал и даже не ответил на их письмо
заинтересовавший их своими научными исследованиями таинственный доктор Бутенко, к Зарубину подсели
два солидных высокопоставленных в американских медицинских кругах джентльмена.
Один из них, тот что был ростом повыше, ведал исключительно хирургией. Вотчиной второго - плотного и
низкорослого - была фармакология. Оба они с нескрываемым раздражением дали ему понять, что в их
некоторых чрезвычайно влиятельных инстанциях крайне удивлены терпимостью руководителей советского
здравоохранения ко всякого рода шарлатанам типа этого самого доктора Бутенко, о котором у мистера
Зарубина, дескать, только что справлялись повсюду гоняющиеся за сенсацией представители «Ху из Ху».
«Вы должны твердо уяснить, что Бутенко намеревается отнять хлеб не только у западной хирургии и
фармакологии, он в конце концов не является гражданином Соединенных Штатов»,- вот в чем заключался
краткий смысл того, что сбивчиво пытался объяснить Зарубину наклонившийся к самому его уху прыщеватый
переводчик. Щелкая сухими костлявыми пальцами в воздухе, он, с явным трудом подбирая нужное слово,
собирался еще что-то добавить к сказанному, но Елизар Мефодьевич облегчил ему работу:

«Я все понял, господа,- отчетливо произнес он тогда, поднимаясь с мягкого теплого кресла.- Я ведь тоже, как и
вы, кардиохирург...- он слегка дотронулся рукой до жесткого . плеча сухощавого заокеанского коллеги.- У нас с
вами одни задачи и одни и те же проблемы. Постараемся решать их сообща...»
И вот уже позади осталась Америка, а разговор этот Зарубиным не забылся. Более того, по приезде в Москву он
срочно собрал совещание.
...Чуть ли не стуча кулаком по столу, Елизар Мефодьевич требовал от своих подчиненных объяснить ему в
конце концов, что же на самом деле представляет собой метод доктора Бутенко, о котором с опаской
заговорили уже даже за океаном те, чьи интересы он затрагивает в первую очередь.
На это требование понурившие головы минздравовцы отвечали ему гробовым молчанием. Сподвижники
Зарубина хорошо знали, что Главный медик прекрасно осведомлен о скандальном
открытии сибирского ученого, и давать еще какие-либо пояснения по этому поводу никто из них не решался.
Однако, когда несколько поостывший Елизар Мефодьевич деловито спросил, почему какой-то кандидат
медицинский наук до сих пор безнаказанно мутит чистую минздравовскую воду. ему ответило сразу несколько
раздраженно-возбужденных голосов:
«Да вы знаете, Елизар Мефодьевич, Бутенко такой хитрый. Такой въедливый. Подсобрал там у себя
медсестричек-бабенок. Сам-то он мужик из себя ничего... Вот они .и кликушествуют за него! Попробуй
урезонь ослепленных любовью и,тупой верой женщин...»
И Зарубин не стал тянуть больше резину. Часы лаборатории пробили полночь!
- ...Кое-что о нас и правду пишут,- уже обрадованно втолковывал Главному медику Бутенко, подводя его к
своему уникальному комбайну.
Опомнившийся от первого потрясения доктор наивно полагал, что король медиков и в самом деле приехал,
чтобы лично убедиться в действенности метода ВЛГД.
«А значит,- думал Бутенко,- в случае успеха можно ожидать от высшего начальства реальной конкретной
помощи».
- Вообще мы здесь занимаемся физиологией человека. Вот на стене висят математические формулы,
определяющие зависимость между различными функциями.- Константин Павлович указал на плакат уравнений
связи.- В данный момент мы, в частности, пытаемся решить, такие чисто медицинские проблемы, как,
например, лечение астмы, гипертонии, стенокардии.
Отвернувшийся на секунду Зарубин глуховато кашлянул в кулак.
- Ведь причина возникновения астмы до сих пор никем не открыта,- по своему истолковал кашель главного
Константин Павлович.- Мне кажется, я сумел ее объяснить. На мой взгляд, прежде всего астма вызывается
гипервентиляцией легких больного, что и доказывают эти математические формулы,- Бутенко ткнул указкой в
верхнее уравнение.
Чтобы не быть голословным,- доктор скользнул взглядом по прижавшемуся у входных дверей к матери
вихрастому мальчику лет двенадцати и стоявшему справа от них пожилому усатому пациенту,- мы вам сейчас
все наглядно продемонстрируем. Вильма Францевна, я вас попрошу...
Гончарова понимающе кивнула головой. Она быстренько подключила ионизатор и взяла у всех троих больных
на анализ воздушную пробу.
Зарубин с удивлением приглядывался к тому, как ловко вставляет она в носовые отверстия пациентам какие-то
трубочки.
Затем по знаку Бутенко Гончарова дала больным команду дышать поглубже. Буквально через пять вдохов у
пациентов начались самые настоящие приступы астматического удушья. Одного из них - пожилого усатого
мужчину - приступ довел даже до посинения.
- Вот это порочный принцип лечения астмы нынешней официальной медицины - «Дышите глубже»,- довольно
констатировал Бутенко, обращаясь к несколько перепуганному синюшным видом пациента Елизару
Мефодьевичу. Двое представителей его свиты угрюмо насупились.
А теперь,- Константин Павлович выразительно посмотрел на Гончарову,- понаблюдайте, к чему приводит наш
принцип лечения астмы!..
- Уменьшите глубину дыхания\ Тише, тише, еще тише,- раздельно выговаривая каждое слово, скомандовала
Вильма Францевна.
Через одну-две минуты на глазах у изумленного Зарубина приступы у больных полностью прекратились.
Пациенты пришли в свою исходную норму. Лица их порозовели. На впалых щеках мальчика заиграла
счастливая улыбка.

- Ну и ну...- только и смог вымолвить неприятно пораженный (он-то надеялся увидеть обратное!) Елизар
Мефодьевич. От пережитого волнения у него даже задергалось правое веко.- Мне о вас рассказывали легенды.
А тут я смотрю,- он обернулся на замерших с каменным видом облздравовцев,- реальные вещи творятся.
- Что вы здесь делаете? - Зарубин вплотную подошел к белокурой женщине с опять прижавшимся к ней
ребенком.
- Как - что? - гладя мальчика по головке, ничуть не смущаясь, ответила пациентка.- Лечиться к Бутенко
приехали! Сама я этой проклятой астмой лет пятнадцать болею. И Володя почти с самого рождения мучается.
Все больницы уже перебрали и без толку. А здесь за четыре дня уже чувствуем себя намного лучше.
- Понятно...- как-то двусмысленно бормотнул Главный и резко повернулся к Бутенко.- Пройдемте-ка в кабинет.
В маленьком кабинете Константина Павловича, куда, предчувствуя важность момента, вслед за зарубинской
свитой
устремились и Воронова с Гончаровой, всем присутствующим из-за тесноты волей-неволей пришлось вести
переговоры стоя.
- Ну и сколько же сеансов это у вас занимает?..- опершись пухлой ладошкой о письменный стол доктора,
спросил Главный хозяина кабинета.
- Почему сеансов? - поморщился Бутенко.
Подспудно он уже начинал чувствовать, куда клонит Елизар Мефодьевич. Только самые ярые его враги
пытались квалифицировать занятия методом ВЛГД как гипнотические сеансы.
- Я же вам пояснил. Мною открыта причина возникновения астмы. Это - глубокое дыхание,- доктор уже
специально не затрагивал ни гипертонию, ни стенокардию. Раз речь зашла о «сеансах», бить следовало хотя бы
лишь в одну точку.
Причина возникновения заболевания - глубокое дыхание. А механизм действия осуществляется через дефицит
СО2. Я же показывал вам наши формулы! В частности, бронхоспазм определяется снижением уровня СО2. Мы
вам это только что наглядно продемонстрировали на примере трех больных,- Бутенко кивнул в сторону
настороженно следящей за их беседой Гончаровой.
- Да, да. Конечно! - Зарубин заставил себя улыбнуться Вильме Францевне.- Зрелище потрясающее. Сколько на
сегодняшний день больных прошло через вашу лабораторию? - вновь повернулся он к доктору.
- На сегодняшний? - Бутенко слегка замялся. Больных-то прошло видимо-невидимо. Но Главному можно
назвать лишь строго запротоколированную цифру. Только тех пациентов, о которых имеются наиболее полные
записи, выписки из истории их болезней и все такое прочее.
Высокому начальству ведь не объяснишь в двух словах, в каких кошмарных условиях им приходится работать.
Немыслимая теснота, хронический штатный дефицит. Вести на всех посещающих лабораторию страждущих
толстые гроссбухи зачастую бывает некогда и, попросту говоря, некому.
Но это, как говорится, их «внутрисемейные» трудности, и сейчас было не то время, чтобы на них ссылаться.
Поэтому он решил назвать пусть и сильно преуменьшенную, но зато абсолютно документально
подтвержденную цифру.
- На сегодняшний день нами зарегистрировано около шестисот больных,- доктор заметил, как недовольно
скривилась, услышав явно заниженные данные, Воронова.
- И каков же положительный эффект? - Елизар Мефодьевич убрал ладошку со столешницы.- Поди процентов

девя-
носто,- его синеватые губы растянулись было в саркастической ухмылке.- А может, даже сто?!..

- Видите ли,- не торопясь и с достоинством выдержал паузу доктор.- Мы не стремимся за рекордными
показателями. Нам важнее, чтобы человек по-настоящему исправил дыхание. Таких примерно восемьдесят
процентов. Не так ли, Вильма Францевна? Или я ошибаюсь?
- Совершенно точно, Константин Павлович,- чуть более громко, чем следовало, откликнулась сосредоточенно
теребившая маленький браслетик своих ручных часов Гончарова.=-
- Не излечились те, кто не сумел исправить дыхание,- убежденно закончил Бутенко.
- Ну что же? Добро! Добро, коли так,- поглаживая массивный подбородок, сменил пластинку Елизар

Мефодьевич.- Раз уж все это не сказки, а реальные практические дела, давайте и решим этот вопрос по-
деловому. Проведем в Ленинграде официальную апробацию метода. И, в случае успеха, выделим вам в

стационаре отделение коечек на пятьдесят... Устраивает вас такое решение?
- Конечно! Это то самое, чего нам сейчас больше всего не хватает,- искренне обрадовался доктор.
- Директора ленинградского института, занимающегося проблемами лечения астматиков, академика Реброва,
вы, вероятно, знаете,- совершенно невинным тоном (уж кто-кто, а Ребров-то этот метод в пять минут
похоронит...) продолжил Главный медик.
- Я знаком с профессором Чугуновым, работающим под его началом,- не подозревая подвоха, ответил Бутенко.

- Вот и отлично! - Елизар Мефодьевич слегка прихлопнул в ладоши.- На том, значит, и порешим. Надо вам
выходить из подполья, так сказать, на оперативный простор. А в случае успешной апробации мы вам и с
дополнительными ассигнованиями на необходимую аппаратуру, и со штатами непременно поможем. Дерзайте
себе. Творите! Во славу отечественной медицины.
Он задержал свои бегающие холодно-сероватые глазки на Бутенко. Демонстративно пожал ему руку. И, кивком
попрощавшись с Вороновой и Гончаровой, грузно шагнул из кабинета.
За Главным медиком и его спутниками уже захлопнулась дверь, а Бутенко, Вильма Францевна и Воронова еще
долго смотрели друг на друга, не решаясь высказать свое впечатление от высочайшего визита.
- Выходит, дождались мы и официальной апробации...- нарушил, наконец, уже начинавшую их угнетать
тишину ободренный обещаниями Зарубина Константин Павлович.- Отделение на пятьдесят коечек.
Аппаратура, штатные единицы. Об этом можно было только мечтать.
- Еще бы...- довольно туманно отреагировала Гончарова.- Минздрав может многое. При желании Минздрав
может дать нам абсолютно все!
Они снова на какое-то время замолчали. Каждый из них думал в этот момент о своем, по-своему представлял
будущее лаборатории. Но никому из них, даже Гончаровой, у которой почему-то от холодно-сероватых глаз
Зарубина на душе поскрсбывали кошки, оно не рисовалось в черных красках.
Как-никак их удостоил своим посещением руководитель очень высокого ранга. И его обнадеживающие слова
об ассигновании на аппаратуру, об обеспечении их койкоместами не могли быть пустыми словами.
Правда, было оговорено условие - успешная апробация метода. Но это уже само собой подразумевалось.
Вильма Францевна взглянула на задумавшуюся Воронову. Вон, Наталья Степановна, уже дважды провела
учебные группы в епархии этого самого профессора Чугунова. И оба раза с отличными результатами. Почему
же успех должен изменить им в третий раз?
Тем более, что поедет теперь в Ленинград не одна ее подруга, а скорее всего целая бригада. Нет! Прочь в
сторону тревожные мысли. Все будет в порядке. Вес должно быть в полном порядке. Иначе на что же еще им
остается надеяться? И им, и тысячам стремящимся к ним за помощью больным.
Зарубин не может этого не понимать. И он, конечно, поможет. Сделает то, что пообещал. А им ведь ничего
сверх-естественного и не нужно. Только самые обычные, нормальные рабочие условия. Да чтобы их не
травили...
В этот день в стране горячо обсуждали опубликованные недавно тезисы Центрального Комитета, посвященные
пятидесятилетию Октябрьской революции. На Генеральной Ассамблее ООН разгорались жаркие споры о том,
следует ли считать военные действия Израиля в отношении стран арабского Востока, начавшиеся три с
половиной недели назад, абсолютной и однозначной агрессией. Особенно упорствовали принятию такого
решения представители Швеции, Голландии и Италии.
В общем, в мире все шло, как обычно. Страсти человеческие то накалялись, то затухали. И только эти трое
сподвижников, объединенные одной идеей, оказались на несколько часов выбитыми приездом вершителя их
судеб из привычной обкатанной колеи.
Они задумались о самом для них насущном - о ближайшем будущем своей столь уникальной и одновременно
постоянно висевшей на волоске начальственного расположения лаборатории, совершенно не понимая, что
никакого будущего у нее уже не было... Что с последним визитом Главного за порог этой комнаты над детищем
Бутенко уже начала захлопываться крышка научного гроба.
Вскоре до них дошло, что по возвращении в город Зарубин созвал экстренное совещание, на котором
высказался о деятельности лаборатории в резко отрицательной форме: Занимаются, мол, у вас под носом
всякой ерундой. Гипнотизируют, дескать, и старых, и малых напропалую. Да еще претендуют

на какое-то открытие! А вы и нюни распустили... Заведующий облздравом, хотя и не имевший непосредст-
венной власти над СОАНовской лабораторией, сгоряча схлопотал строгий выговор.

Однако Бутенко надеялся, что это всего лишь грубая провокация. Так сказать, проба их на моральную крепость.
И что апробация в конце концов все решит. Расставит по своим местам.
Хотя ему, не раз волками кусанному, пора было бы уже знать, что решают не апробации! Что все и всегда
решается в апартаментах владыки и в зависимости от личных интересов властелина.
А они были не на его стороне. Властелин-то, как и профессор Помехин, и иже с ними, кардиохирург!
Зачем ему своими руками взращивать опасного конкурента резательному процессу?

И уж никакие интересы тысяч и тысяч больных здесь в расчет не берутся. Аллах с ними. С убогими... Ну,
а что касается апробации... Так ведь любой результат
(даже сверхположительный!) можно преподнести как
угодно. Тем более, что Главный медик отлично знал, к какому медицинскому директору отослать Бутенко
для ее проведения...
Так что, пока Константин Павлович ждал, надеялся на Бога да на порядочность человеческую, лаборатория
отсчитывала свои последние деньки. Давно начавшееся ее планомерное уничтожение, вступало в свою
завершающую фазу. Год тысяча
девятьсот шестьдесят восьмой стал последним годом существования лаборатории. Закатилась и погасла на
потемневшем небосклоне ярчайшая звезда. Слабеющим эхом отозвался прощальный стон обреченных
больных. В этом году погиб Юрий Гагарин. В этом году подавили восстание свободолюбивого народа в Праге.
Тьма, уже в который раз, одержала победу над светом.
Конец первой книги