Худую кассиршу со злыми черными глазами зовут Кристиной. И, судя по выражению ее лица, она делает вам одолжение, продавая вам еду.
За второй кассой, напротив Кристины, сидит Марина — девушка, которая всем намекает на секс и у которой его давно не было.
— Я это убирать не буду! — грозно заявляет Кристина. — Я вообще сегодня не должна была работать, сегодня не моя смена!
— Тот, который первый убежал, симпатичный. А второй все ныл и ныл. Я бы тоже ему изменила.
— Ты слышала, что я сказала?
— Да, слышала. Неужели не можешь забить?
— Ха, как тут забить? Они тут и жрут, и срут в одном месте, а мне потом убирать за всеми.
— Забей, — машет рукой Марина, — просто забей.
— Да это жуткая несправедливость! Почему кто-то рождается в богатой семье, а кто-то — я. До самой пенсии буду продавать эту сраную второсортную еду. И чашки давать долбоебам, у которых на пластик типа аллергия.
— Один умный парень, с которым я вчера встречалась и который меня к себе приглашал… — Марина подмигивает Кристине. — Ну, ты поняла… Так вот между делом он сказал, что у человека, в отличие от дерева, есть ноги и он может поменять место, которое ему не нравится.
— И чего? К чему ты это сейчас сказала?
— Да к тому, что, если тебе тут не нравится, ты можешь уйти в другое место.
— Например, куда?
— Можешь в любой супермаркет пойти кассиром.
— Ты меня вообще не слышишь, что ли? — возмущается Кристина. — Из одного кассира в другого? Имею в виду, что если бы я родилась в богатой семье, то уже была бы директором этой кофейни.
— А если бы я родилась мальчиком, то у меня… Короче, не буду пошлить.
— На что ты намекаешь?
— Ты похожа на типа, который ныл тут про девку. Ныл: «Вокруг несправедливость!» — и все такое. А тот симпатяга взял и трахнул его подругу. Вот и все. Одни ноют, а другие действуют.
— Хочешь сказать, что я не действую?
— Да. Ты только ноешь о том, что не в силах ничего изменить. Ноешь и ноешь, что устала тут работать, а сама уже шесть лет тут сидишь.
— Четыре.
— Ну четыре… И все четыре года ноешь о несправедливости, хотя твоя работа — просто продавать еду. Ты не таскаешь грузы, тебя не продали в рабство, ты не пашешь огороды и не топишь печи. Если сравнить с половиной населения нашей страны, у тебя нормальная работа и нормальная жизнь, но ты все ноешь о несправедливости.
— Ты бы меня еще с бомжами сравнила.
— Не нравится — у тебя есть ноги. Ты не дерево. Уходи!
— Ну и уйду.
— Чего сидишь, иди.
Кристина закрывает кассу, отходит.
К Марине подходит женщина средних лет.
— У вас есть рыбные котлеты? — спрашивает она.
— Нету.
— А что есть?
— Все, что есть, написано сзади меня на стене. Большими буквами.
— А вы бы не могли подвинуться?
Марина цокает и чуть сдвигается влево.
— О, мне картошку и рыбные котлеты, — просит женщина.
— У нас нет рыбных котлет.
— Но там же написано.
— Где? — Марина оборачивается.
— Ну вот: «Котлета, 110 рыб».
— Это не «рыб», это «руб.»!
— Котлета стоит сто десять рублей?! Да в соседнем магазине шесть рыбных котлет стоят двести рублей. А у вас одна — сто десять.
— Так идите туда и там покупайте!
— Ха, вы мне еще и хамите! Где ваша жалобная книга?
— Там, на стене.
— Ну я вам сейчас напишу… — Женщина отходит.
За кассу возвращается Кристина.
— И? — Марина смотрит на нее.
— Директор сказала, что нужно обсудить нюансы и что мне не нужно торопиться.
— То есть ты и дальше будешь тут работать?
— Да, продолжение жизни кассирши следует.
Диалог, вместо послесловия
Солнце полностью утонуло в море.
— Можно попробовать и снять, — проговорил Артем. — Актеров тут много. Только место действия придется менять.
— Мы же придумаем что-нибудь.
— Думаю, да. Ладно, пойдем, покажу тебе твою комнату.
— Я же вас не стесню? Если что, могу пока в отель.
— Нормально все.
И мы направились куда-то в светлое будущее. Надеюсь, что светлое.