«Когда офицеры собираются в компании больше 5 человек и на срок более чем 12 часов – начинаются проблемы». Это цитата из самого смешного современного романа про армию «Особая группа» Андрея Загорского (очень рекомендуем почитать). И цитата эта абсолютно правдивая. Вот только у Загорского проблемы начинаются веселые, в духе Кустурицы, а в той истории, которую мы собираемся вам рассказать – проблемы возникли совсем не шуточные, а даже страшные в духе ужасной франшизы «Пила».
Экспозиция истории такова. В самом начале нулевых годов, после поступления в одно из подразделений внутренних войск в Магаданской области младший лейтенант Чекалдин не влился в коллектив. Получив назначение в комендатуру, занимавшуюся охраной периметра, Чекалдин оказался командиром людей, сильно превосходящих его и по опыту, и по возрасту.
И после этого для молодого лейтенанта начался один сплошной и непрекращающийся кошмар. Вот лишь часть неприятностей, которые с ним произошли:
- Старший прапорщик Ожигин скучая на дежурстве, позвонил Чекалдину в 2 часа ночи и сообщил, что его ожидают на срочном построении перед штабом. Разумеется, построение было выдуманное, а маленький и субтильный лейтенант не смог спросить по-мужски с прожженного 45-летнего прапорщика за такой розыгрыш.
- Старшина Шушков из соседний роты внушил срочникам из соседней роты, что фамилия у лейтенанта Баклан, и что именно так его и надо приветствовать при встрече. В результате на все подразделение в адрес Чекалдина однажды утром разнеслось «Здравия желаем, товарищ Баклан». После этого прозвище Баклан прочно закрепилось за Чекалдиным.
- Общим офицерским сговором Чекалдину не было сообщено, что дежурными офицерами в праздничные дни остаются только командиры и в результате наш герой остался ДОРСОМ на свою первую и единственную новогоднюю ночь в качестве кадрового офицера.
А еще Чекалдина много прессовали морально: его унижали, над ним глумились. И все это продолжалось без конца и без края. И кто-то может быть спросил бы: почему он не перевелся в другую часть, или просто не дал отпор мучителям? Почему, в конце концов не нашлось среди всех тех, кто издевался и глумился над несчастным Чекалдиным того, кто смог бы заступиться за юношу, оказать ему поддержку. Вопрос риторический. В нашем обществе, к сожалению, принято терпеть, а просить защиты и помощи, особенно если ты мужчина, считается делом унизительным и обществом всячески порицается.
От того-то наш герой и учинил то, что учинил.
Все началось к концу первого года службы после унылого октябрьского вечернего развода, когда получая пистолет для заступления на дежурство, Чекалдин увидел, что на нем аккуратно каким-то металлическим острым предметом слово «Баклан». В этот-то момент в младшем лейтенанте что-то сломалось и все накипевшее за месяцы унижений взорвалось и выплеснулось
Сначала он принял решение, что надпись на пистолете не мог сделать никто, кроме зама по вооружению – майора Мазалова, который был одним из его главных мучителей. Невысокого и худого офицера он нашел в его кабинете за какими-то бумагами. Связка ключей торчала в двери.
Рукояткой пистолета Чекалдин нанес Мазалову нокаутирующий удар в челюсть, поле чего связал майору руки ремнем, затолкал в рот губку для мытья посуды и запихал в железный шкаф, после чего запер этот шкаф, потом запер кабинет, а ключи и от того и от другого поместил в бочок унитаза штабного туалета.
Затем, пребывая в каком-то сатанинском спокойствии он направился к прапорщику Ожигину, который так весело разыграл его с построением несколько месяцев назад. Чекалдин знал, что Ожигин приторговывает вещевым имуществом, и быстро договорился с ним о том, что приобретет несколько пар берец для выдуманных друзей-охотников из Хабаровского края. Ожигин был прапорщиком наглым и расслабленным, и никакого подвоха от тюфяка Чекалдина не ожидал, а потому сделку оформили прямо сразу же.
Пересчитывая деньги Ожигин рассказал Чекалдину несколько историй из жизни. Сначала, как работая на продскладах загоняли вместе с приятелями тушенку торгашам-армянам. Затем, как на вещевом складе выдал целому набору новобранцев ношенную форму взамен новой, а новую продал налево и еще много-много других историй из своего славного коррупционного прошлого.
Поток откровений остановился лишь после того, как Ожигин почувствовал, что Чекалдин с какой-то уж совсем неприличной настойчивостью выпытывает у него подробности продажи добра налево. Тогда пожилой прапорщик поинтересовался у молодого лейтенанта, не собирается ли он пойти по его стопам.
В ответ на это Чекалдин жестом кинофокусника выложил из кармана диктофон, и сообщил, что либо Ожигин сейчас раздевается до нага, идет к зданию штаба и из мусорки около кабинета дежурного синий конверт, либо он, Чекалдин, прямо сейчас идет к местным особистам со свежей диктофонной записью и прапорщика за все его преступления ожидает суд и срок. Тем же судом и сроком грозил любой результат, кроме возвращения в костюме Адама с синим конвертом в руках.
Прапорщик был старше лейтенанта лет на 25 и примерно настолько же тяжелее. И в первый миг после ультиматума он хотел было пустить эти аргументы в дело, но Чекалдин проворно вскочил, достал пистолет и в кино на этом месте прозвучала бы фраза вроде «не дури» или «без глупостей, старина». Но у нас не кино, потому эта мизансцена проходила в тишине, но по лицу Чекалдина Ожигин понял, что юноша будет стрелять, если потребуется. И даже если не потребуется – тоже будет.
В результате, через 10 минут тряся телесами прапорщик Ожигин покинул помещение склада и сквозь моросящий октябрьский дождь направился к помещению штаба. На улице Ожигин вытряхнул из урны черный пакет, надел его себе на голову, чтобы спрятать лицо и побежал. От этого зрелища окна казарм в момент обрастали любопытными, а подразделения сбивали шаг.
Но Чекалдин этого не видел. Никакого синего конверта в мусорное ведро около дежурки он заранее не бросал и дожидаться возвращения голого и злого Ожигина не собирался. Пользуясь тем, что все внимание было приковано к голому прапору, он незаметно выскользнул из помещения склада через минуту после своей жертвы.
Его следующей целью был старшина Шушков, придумавший Чекалдину обидное прозвище, который как и практически все подразделение, следил из окна казармы своей роты за тем как голый толстый мужчина, пряча голову в черном пакете, бежит через все подразделение.
Влетев в расположение Чекалдин подбежал к Шушкову, и взяв за руку быстро повел к окну на лестничной площадке, прерывающимся голосом сообщая, что там «ВООБЩЕ ТАКОЕ ТВОРИТСЯ». Распахнув обе рамы, лейтенант показал пальцем куда-то вдаль, и ошалевший от скорости событий Шушков высунулся в морозный воздух посмотреть что же там такое делается, но в этот момент младший лейтенант Чекалдин подхватил его за ноги и выбросил наружу.
Через несколько секунд грянул выстрел.
p/s
Майора Мазалова обнаружили через час, когда ему удалось выплюнуть губку-кляп и начать орать. Запасных ключей от кабинета так и не нашли, дверь там пришлось срезать с помощью МЧС. Запасные ключи от сейфа, к счастью, оказались у Мазалова кармане парадной формы. Зубы он скорее вставил в стоматологии. Прапорщик Ожигин был опознан и опрошен. С учетом обстоятельств никаких взысканий за голый забег ему не вынесли, а диктофонную запись с признаниями Чекалдин так никому и не передал. Однако, разумеется, с таким пятном на биографии Ожигин оставаться в части не мог и скоро уволился из рядов внутренних войск и переехал в другой город.
Старшина Шушков в результате падения с третьего этажа серьезно не пострадал, отделавшись вывихом руки и несколькими гематомами. Младший лейтенант Чекалдин тоже выжил. В попытке покончить с собой он стрелял себе в сердце, но промахнулся. После длительной реабилитации был признан невменяемым и проходил принудительное лечение. Сейчас он уже выписался из больницы, и следы его затерялись.