Глава LXXVI. Лирическое отступление от автора
Едва я закончил свой роман, я отдал последние главы переписчику и с нетерпением ожидал, когда у меня появится полная копия, чтобы при случае представить свой шедевр моей маленькой мучительнице, маркизе Дайон де Ливри. Я решил отослать ей рукопись второй книги с курьером, выждать три недели, за которые, как я предполагал, она прочитает мой труд, после чего напросился к ней в гости.
— Дорогая маркиза, — сказал я после обмена традиционными приветствиями, к которым я присовокупил самые фантастические комплименты. — Я благодарен вам за то, что вы побудили меня написать эту книгу, я, наконец, закончил этот титанический труд и пришёл для того, чтобы выслушать ваш приговор. Надеюсь, вы будете снисходительны.
— Дорогой вы наш писатель! — ответила маркиза. — Я давно уже потеряла интерес к этим авантюрным романам, или, как вы называете их, приключенческим. В особенности скучны для меня так называемые исторические романы. В них нет ничего общего с историей. Уж если читать что-либо на эту тему, то мемуары, например, записки мадам Севиньё, или мемуары кардинала Реца, или, на худой конец, Ларошфуко или Бурдейля.
— Вы хотите сказать, что не прочли мою книгу? — растерянно спросил я.
— Ну почему же? — возразила маркиза. — Хотя бы из уважения к вам, а также в память о нашей прошлой дружбе я не могла не уделить внимания вашему труду. Я прочитала книгу, разумеется.
Мне очень не понравился этот её термин «прошлая дружба», причём оба слова в этом сочетании мне не понравились в равной мере, а ещё больше не понравилась та холодность, с которой она отозвалась о моей новой книге.
— Скажите же, ради Бога, какое впечатление произвела на вас моя книга? — спросил я.
— Я должна кое-что прояснить, — сказала маркиза тоном, которым пожилые воспитательницы разговаривают с непослушными воспитанниками. — В дни моей юности я, действительно, увлекалась романами, подобными вашим. Мне казалось, что я нахожу в них крупицы исторической правды. Но я разочарована. Вы взяли поддельные мемуары, написанные от имени графа де Рошфора и графа д’Артаньяна, выбрали из них лучшие куски и добавили изрядную долю своей фантазии.
«Знала бы она, что для своей книги я использовал мемуары Арамиса, которые так кстати и совершенно случайно попали ко мне! — подумал я. — Эта очаровательная негодяйка совершенно не понимает и не ценит писательского труда! Из скучных перечислений событий я делаю увлекательный роман!»
— Почему поддельные мемуары? — спросил я с удивлением, в значительной степени показным. — И почему вы утверждаете, что я использовал эти мемуары для своих книг?
— Судите сами, господин писатель, — продолжил мой инквизитор в платье. — Поддельные они по той причине, что написаны они Гасьеном де Куртилем де Сандром. Причем, если капитан д’Артаньян был реальным историческим лицом, то граф де Рошфор – целиком выдуманный персонаж, как и многие другие.
— Позвольте, маркиза, — возразил я. — Вы разве не знаете, что граф де Рошфор не только не вымышленное лицо, но он также дослужился до маршала Франции? Поройтесь в списке маршалов Франции и убедитесь, что я прав! И к тому же, с чего вы взяли, что названный вами человек является автором упоминаемых мемуаров?
— Эти мемуары уже опубликованы, и дотошные историки докопались до авторства, — отмахнулась маркиза. — Не в этом суть. Из трёхтомной книги про д’Артаньяна вы взяли самые пристойные из его приключений, взяли также оттуда некоторых других героев, хотя кое-кому изменили имена. Так три брата-гасконца Атос, Портос и Арамис превратились у вас в людей, никаким родством не связанных и даже не гасконцев. Толстяк Валлон из эпизода в книге о Рошфоре, где герцог Орлеанский кушал горячий омлет с его голого живота, слился с образом Портоса, при этом стал называться дю Валон. Де Труавиль превратился в де Тревиля, де Бемо превратился в де Безмо, жених мадемуазель де Лавальер, молодой л’Этрувиль, превратился в сына Атоса Рауля де Бражелона, но если у де Куртиля он просто слёг и умер от горя, то у вас он умчался на войну, чтобы умереть.
— Офицер де Бражелон существовал на самом деле, он происходил родом из Блуа, он переписывался с Луизой де Лавальер, Король Людовик XIV как-то случайно прочитал эти письма и устроил скандал, эти письма стали причиной первой размолвки между Королём и Луизой! — возразил я.
— Может быть вы правы, — согласилась маркиза с таким видом, будто это не имеет ровным счётом никакого значения. — Историю об отце графа де Рошфора с его второй женитьбой на Мадлен де Комон, у которой оказалось клеймо на плече в виде лилии, вы передали в историю Атоса с его неудачной женитьбой на миледи. Вы заимствовали взгляд Куртиля на Ришельё, на Мазарини, на Фуке, Кольбера, причём субъективная оценка этих людей, которую им дал де Куртиль, ничего общего с исторической правдой не имеет. В реальности Фуке не был столь благороден, как пишете вы, Мазарини не был столь жадным, Ришельё не был столь влюблён в Королеву Анну, а Кольбер не был столь злобным и, между прочим, не был и таким всесильным, каким вы его описываете. Вы почти совсем забыли про военного министра Ле Телье и его сына, маркиза де Лавуа, они у вас ничего не значащие эпизодические лица, тогда как на самом деле они были весьма значительными персонами при дворе Людовика XIV.
— Хватит, достаточно, — не выдержал я. — Я всё понял. Мой новый роман вам не понравился.
— Не обижайтесь, мсье Дюма! — сказала маркиза и посмотрела на меня своими выразительными глазами.
После этого она положила свои нежные ручки мне на плечи и запечатлела поцелуй на моей щеке.
— Ваш роман замечательный, но, извините, не для меня, — сказала она, после чего мне показалось, что моё сердце разрывается надвое.
— Вы хотите сказать, что переросли моё творчество, — сокрушённо подытожил я.
— Можно сказать и так, — согласилась маркиза. — Впрочем, я бы не использовала такой термин. Я не утверждаю, что я стала выше интеллектуально, я просто в своём развитии ушла в другую сторону. Не хотите ли совершить со мной верховую прогулку?
— Простите, маркиза, моя комплекция не позволяет мне увлекаться этим замечательным спортом, — ответил я.
— Тогда пойдёмте завтракать, — сказала маркиза.
После этих её слов разговора о книге больше я не заводил.
Мы неплохо провели время, если не считать, что меня не покидало чувство, что я потратил полтора года жизни впустую.
Придя домой, я сел за стол и написал письмо своему издателю, что я отзываю свой роман. Я не желаю его опубликования по той причине, что я своим заключительным романом «Виконт де Бражелон или ещё десять лет спустя» сказал о своих героях всё, что я хотел о них сказать.
Подумать только! Моих обожаемых графа де Ла Фер, барона дю Валона и шевалье д’Эрбле сравнить со схематичными братьями-гасконцами Атосом, Портосом и Арамисом из пошлой книжонки де Куртиля! Впрочем, истина лежит посредине. Будучи гасконцем, Жан-Арман дю Пейре, граф де Тревиль, действительно набирал мушкетёров преимущественно из числа гасконцев, так что многие из них были родственниками, пусть даже и дальними. Так в мушкетёрах служили не менее трёх родственников д’Артаньяна, причем, как минимум, двое – под той же фамилией, и один под фамилией Кастельмор. Признаться, я считал мемуары Шарля д’Артаньяна и мемуары графа Рошфора подлинными. Мерзкий де Куртиль де Сандр меня провёл! Ведь использование мемуаров — это совсем не то, что использование беллетристики. Имеет же право писатель использовать исторические свидетельства в своём историческом романе! А оказалось, что эти мемуары подложные, кроме того, они принадлежат перу одного романиста, и ко всему прочему она заявила, что граф де Рошфор – вымышленное лицо!
Смею возразить, что маркиз де Рошфор, маршал Франции приходился близким другом месье Ле Телье и месье де Лувуа, покровительству которых был обязан своим стремительным возвышением, как писал Сен-Симон. Смерть застала его в 1676 году по пути в расположение армии, командование которой он должен был принять. Я виновен лишь в том, что поскольку мой Рошфор скорее похож на героя упомянутых мемуаров, а не на героя воспоминаний Сен-Симона, поэтому я использовал имя графа Шарля-Сезара де Рошфора, как в мемуарах, а не маркиза Анри-Луи д’Алуаньи де Рошфора, маршала, служившего под началом виконта де Тюренна. Впрочем, в мемуарах также сказано, что упомянутый де Рошфор служил у де Тюренна, так что это – одно и то же историческое лицо. Но я был не в силах спорить с маркизой. Я был унижен столь невысокой оценкой моих знаний истории и моего таланта романиста. Ведь из мемуаров я взял лишь эпоху, и несколько имён героев, а также несколько событий в их схематичном изложении. Если собрать все строки, навеянные мне этими мемуарами воедино, едва ли наберётся десяток страниц!
Впрочем, больше всего я был унижен тем, что мне напрасно казалось, что мой ум, начитанность и талант пробудили какие-то чувства у маркизы ко мне как к мужчине, ведь теперь было совершенно очевидно, что это не так.
Я в сердцах хотел сжечь свою папку, но подумал, что, быть может, я в этой книге кое-что подправлю и дам ей новую жизнь. Я не хотел думать об этом в тот миг. Я просто уберу папку с романом подальше от глаз. Думаю, я закину её на антресоли, вот только допишу этот лист.
Я решил, что этот роман никогда не будет напечатан. Его просто не существует для моих читателей, ведь он существует только в моей памяти и в той невзрачной папке, в которой я предписал ему оставаться, по крайней мере, до конца моих дней.
Впрочем, у маркизы ещё остался один экземпляр моего романа, а первые главы имеются также у издателя, которому я велел выслать мне обратно первые части рукописи с тем, чтобы я их уничтожил. Что касается экземпляра, оставшегося у маркизы, я думаю, что она читала невнимательно, без сочувствия к моим героям. Поэтому я надеюсь, что когда-нибудь она решится перечитать это роман не спеша, никуда не торопясь, сопереживая моим героям. Если она изменит своё мнение о нём, я, быть может, снова отдам его издателю.
Сейчас я допишу эту строчку, сложу листы в папку, накрепко завяжу на ней завязки и папка отправится на дальние антресоли. Прощай, мой дорогой д’Артаньян! Прощайте и вы, Атос, Портос, Арамис! Прощайте Короли и принцы, министры и кардиналы, маркизы и графы, герцоги и герцогини, слуги и лакеи, прощайте мушкетёры Короля!
Через три дня я проснулся среди ночи и пошёл к своему рабочему столу, взял чистый лист бумаги и написал на нём: «Глава LXXVII. Кардинал».
Затем я заварил себе кофе и принялся писать дальше.
Маркиза, вы не победили меня. Я отказался от мысли завоевать ваше сердце, вашу душу, ваше внимание ко мне, пожилому писателю, бесконечно влюблённому в образы, созданные моим воображением. Но я не потерял себя. Я должен завершить тот замысел, который я вынашивал в голове под впечатлением незабываемого разговора с вами. Я пишу не для вас, не для нынешней маркизы, а для той девочки с горящими глазами, которая читала запоем мои романы и взахлёб обсуждала их со мной.
Глава LXXVII. Кардинал
Кардинал получил конверт, на котором значилось: «Господину Антонио Пиньятелли, кардиналу-священнику Сан-Панкрацио-фуори-ле-Мура». На том месте, где указывают адрес отправителя, было сказано: «Франция, Париж, Лувр, Людовик».
Кардинал аккуратно вскрыл конверт и извлёк лист бумаги, исписанный хорошо известными ему французскими буквами, которые не складывались в слова какого-либо известного языка. Это был шифр.
Кардинал легко прочитал следующий текст:
«Господин д’Эрбле!
Мне срочно нужна ваша помощь.
У меня уже было два сердечных приступа. Врач сказал, что третий приступ будет последним, в результате чего я умру.
Это может состояться в любой момент, хотя я надеюсь на несколько недель, чтобы привести все дела в надлежащий порядок, насколько это возможно. Сейчас такие времена, что государство нельзя подвергать таким потрясениям, которые неизбежно произойдут при смене монарха. Францию может спасти только Луи-Филипп, если он продолжит ту линию, которую я успешно реализовывал на протяжении стольких лет.
Я надеюсь, что вы знаете, где он находится, сможете быстро его доставить ко мне в Лувр. Не принимайте от него никаких отговорок. Он – сын Франции, и он нужен Франции. Это моя просьба, и одновременно мой ему приказ, поскольку он остаётся подданным той страны, которая дала ему жизнь, пусть даже она и поступила с ним несправедливо, но, как вы знаете, Судьба не без вашей помощи и не без помощи ваших друзей исправила эту несправедливость как могла.
Итак, я жду своего брата для того, чтобы передать ему всё, что я имею – Францию.
Нет нужды говорить, что прибытие его следует сделать тайно, но и не задерживайтесь, поскольку я не знаю, сколько ещё дней отпустит мне Господь.
В малом конверте, вложенном в это письмо, вы найдёте все документы, необходимые вам для беспрепятственного проезда через любые посты, включая охрану в Лувре. В этих документах указано, что ваш спутник волен оставаться в маске всюду, поскольку путешествует инкогнито согласно моему распоряжению.
Людовик»
Кардинал задумчиво сложил листок обратно в конверт и спрятал на груди во внутреннем кармане своей мантии.
Затем он написал несколько писем и велел секретарю срочно отправить их по адресам, указанным на конвертах.
Также он велел пригласить к нему одного из своих доверенных людей.
— Джованни, — сказал он вошедшему к нему человеку, — срочно разыщите по этому адресу человека, внешность которого описана вот здесь. Вы должны доставить его ко мне как можно скорее. Скажите, что его желает видеть некто Арамис по важному государственному делу. Разговаривайте с ним по-французски.
Джованни Альбонелло поклонился, взял конверт с бумагами, содержащими указанные кардиналом сведения и вышел из кардинальских покоев.
Через десять дней Арамис вместе с Филиппом и десятью сопровождающими их охранниками подъехали к парадному входу в Лувр. Как и прежде, Филипп вынужден был носить маску. Впрочем, маска была и на Арамисе, что не вызывало никаких подозрений, поскольку в Италии было принято путешествовать в масках.
Охрана пропустила делегацию, взглянув на документы, предъявленные Арамисом, который при этом снял свою маску. Никто не обратил внимания на то, что Филипп остался в маске, сочтя это за забывчивость спутника Арамиса.
Секретарь Короля проявил некоторую обеспокоенность, однако Арамис показал ему документ, который полностью его успокоил, поскольку в нём было сказано, что гость Его Величества должен оставаться в маске, а на самом документе стояла подпись и печать Короля.
Людовик принял Арамиса и Филиппа немедленно.
Лицо Короля было землистого цвета, под глазами были чёрные круги, он очень часто и подолгу кашлял в платок, на котором Арамис заметил следы крови.
Войдя в кабинет, Филипп снял маску и поклонился Людовику XIV.
— Я рад, что вы успели! — воскликнул Людовик. — Я действительно очень болен. Брат мой! Франция нуждается в тебе! Мы должны избавить страну от сотрясений гражданской войны. Если я не успею рассказать тебе всё, что должен рассказать, на этот случай я оставлю тебе свои записи, которые вот уже две недели делаю для тебя. Прошу тебя, умоляю, соглашайся. Если ты прибыл, я верю, что ты уже согласен. Если же тебя что-то останавливает или настораживает, спрашивай, не стесняйся!
— Брат мой и мой Король! — ответил Филипп. — Видит Бог, я не готовился к этой роли. Уже многие годы я веду жизнь простую, частную, далёкую от политики. Я обрёл счастье, узнал любовь, я был счастлив. Если бы Катерина Шарлотта не умерла от болезни полгода назад, я и сейчас был бы счастлив, и я не согласился бы приехать сюда. Я, разумеется, желаю добра Франции и хотел бы оставаться добрым верноподданным, но я бы считал, что годы заключений дают мне право на личное семейное счастье. Однако, моей любимой больше нет на этом свете, поэтому я готов посвятить всего себя тому, чему вы, мой брат и повелитель, прикажете мне. Однако, я молю Бога, чтобы ваш врач ошибался, и чтобы вы и далее пребывали Королём Франции!
— Мне чрезвычайно приятно слышать о твоём согласии, брат мой, и я так же, как и ты скорблю о гибели Шарлотты. Это была замечательная женщина, умная и красивая, я и верю, что оба вы были счастливы, мой брат. — ответил Людовик. — Но ошибки быть не может, я, действительно, смертельно болен. Я долго всё взвешивал и обдумывал. Я и сам был бы рад знать, что трон Франции займёт мой законный потомок и наследник. Но сейчас не время для смены монарха. Ты знаешь, каковы дела в Европе, а если не знаешь, ты прочитаешь об этом в тех записках, которые я для тебя составил. Обними же меня, и прими из моих рук Францию.
Филипп смахнул слезу с глаза и бросился в объятия Людовику.
— Скажи же мне, брат мой, что ты прощаешь мне те злоключения, которые ты был вынужден терпеть, хотя и не по моему желанию, поскольку другие люди приняли это тяжелое решение, — сказал Людовик. — Это решение приняли наш отец, Король Людовик XIII, первый министр, кардинал Ришельё, и наша мать, Королева Анна Австрийская.
— Мне некого и нечего прощать, поскольку я понимаю необходимость всего того, что произошло, — ответил Филипп. — Но если, брат мой, вам необходимо это услышать, говорю с чистым сердцем. Я прощаю всех, причастных ко всем превратностям моей судьбы, отпускаю им их вину в прошлом и будущем, я никого не виню, и ни на кого не держу зла.
— Эти слова мне были необходимы, брат мой! — воскликнул Людовик. — Господин д’Эрбле, вы устали с дороги. Для вас приготовлены апартаменты. Я прошу вас оставить нас с Филиппом. Я должен передать ему все дела, после чего удалюсь туда, где меня никто не найдёт, впрочем, ненадолго, поскольку мой врач не даёт мне надежды на срок более месяца, да и то лишь в лучшем случае.
Арамис поклонился Людовику и Филиппу и вышел.
— Брат мой, ты, вероятно, также устал с дороги, — сказал Людовик. — В соседней комнате ты найдёшь ужин и постель, а также те бумаги, которые тебе следует прочесть для того, чтобы занять моё место на троне Франции.
— Мне до сих пор не верится, что это происходит на самом деле, — сказал Филипп. — Я уже давно и думать забыл о французском троне.
— Жизнь иногда преподносит самые неожиданные сюрпризы, брат мой, — ответил со вздохом Людовик. — Отдыхай. Завтра утром поговорим.
Глава LXXVIII. Железная маска
Филипп проследовал в предоставленный его распоряжению кабинет. На столе, действительно, был накрыт шикарный ужин. На небольшом столике лежали папки с исписанными почерком Короля листами. В примыкающей к кабинету спальне стояла заправленная постель.
Филипп не спеша поужинал, открыл первую папку, прочитал десять страниц, после чего почувствовал, что очень устал и хочет спать.
Вскоре он уже сладко спал на предоставленной его распоряжению кровати.
Через полчаса после того, как Филипп заснул, в его спальню зашёл Людовик. На его лице уже не было никаких признаков болезни. Он убедился, что Филипп спит крепким сном, после чего надел на него маску из плотной такни, закрывающую всё лицо Филиппа.
Затем Людовик вышел и позвал своего секретаря.
— Он здесь? — спросил Людовик.
— Да, Ваше Величество! — ответил секретарь.
— Пусть войдёт, — распорядился Король.
В кабинет Людовика вошёл де Безмо.
— Господин де Безмо, — сказал Король. — Вы видите человека в маске на этой кровати. Он крепко спит, поскольку принял хорошую дозу снотворного. Сейчас я объясню вам ваши обязанности, после чего вы введёте сюда четырех гвардейцев, которых должны были привести с собой, и вы будете выполнять мой приказ предельно точно. Итак, вам надлежит забрать человека, который спит на этой постели, и не теряя времени доставить его в Бастилию, после чего передать его на попечение господина де Сен-Мара в обмен на содержащегося там заключённого Эсташа Доже. В документах, которые вы от меня сейчас получите, сказано, что вам надлежит допросить Эсташа Доже в отдельной комнате без свидетелей, после чего он должен будет возвратиться на своё место. Вы должны будете забрать Эсташа Доже и возвратить де Сен-Мару вместо него этого заключённого. На случай, если де Сен-Мар заметит подмену, вы покажете ему соответствующий приказ, где сказано, что привезённый вами узник и есть Эсташ Доже, тогда как содержащийся ранее узник должен быть изъят из Бастилии и передан вам. С этого момента данный узник, которого вы заберёте, будет содержаться в Бастилии под именем Эсташ Доже, и в отношении него должны будут применяться все те меры предосторожности, которые ранее применялись в отношении Эсташа Доже. Если потребуется показать соответствующие документы де Сен-Мару, то после того, как господин де Сен-Мар ознакомиться с этими инструкциями, он должен выполнить этот мой приказ и вернуть вам эти бумаги, которые вы тут же сожжёте в камине. Это вам понятно?
— Да, ваше величество, — ответил де Безмо.
— Итак, вот тот человек, который должен содержаться в Бастилии под именем Эсташ Доже. — повторил Людовик. — Этот человек должен носить железную маску всегда, когда есть хотя бы малейшая вероятность, что его может кто-либо увидеть, включая самого де Сен-Мара.
— Да, Ваше Величество, — повторил де Безмо.
— Если вам всё понятно, действуйте, — сказал Король.
— Ваше Величество, а куда прикажете доставить того узника, который сейчас находится в Бастилии под именем Эсташа Доже? — спросил Безмо. — Ведь мы должны будем изъять его из Бастилии?
— Совершенно верно, господин де Безмо, — сказал Людовик. — Хорошо, что вы напомнили. Этот человек не должен оставаться в Бастилии. Вам надлежит изъять его.
— Изъять, очень хорошо! — сказал де Безмо. — Я это понял. Мы должны изъять его из Бастилии.
— Да, изъять из Бастилии, — подтвердил Король. — И вообще изъять.
— Понятно, изъять, — повторил де Безмо. — А куда?
— О, на этот счёт не беспокойтесь! — ответил Король. — Это – висельник и вор. Вам надлежит избавить землю от него. Лучше всего будет просто бросить его в Сену, а чтобы он не всплыл, привяжите к ногам что-нибудь тяжёлое. Ну я не знаю, может быть, мешок с песком. Что хотите. На ваше усмотрение. Только бросайте туда, где достаточно глубоко, например, с какого-нибудь моста.
— Всё будет исполнено, Ваше Величество, — ответил де Безмо.
— Послушайте, де Безмо, — проговорил Король. — Вода в Сене сейчас очень холодная. Чтобы бедняга не мучился, пристрелите его, прежде чем кидать в воду.
— Всё будет исполнено, Ваше Величество, — вновь ответил де Безмо.
— И не вздумайте нигде задерживаться по пути в Бастилию, господин де Безмо! — напутствовал его Король. — В особенности не вздумайте потерять узника по дороге в Бастилию!
— Будет исполнено, Ваше Величество, — ответил де Безмо в третий раз.
Когда де Безмо забрал Филиппа с помощью четырёх гвардейцев и ушёл, Король вновь позвал секретаря.
— Д’Эпернон здесь? — спросил он.
— Да, Ваше Величество, — ответил секретарь.
— Пусть войдёт.
Вошедший герцог поклонился Королю.
— Как ваше здоровье, герцог? — спросил Людовик.
— Благодарю, Ваше Величество, великолепно, — ответил д’Эпернон.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что ваша должность ушла графу Рошфору? — спросил Людовик. — На вашем новом назначении генерала по особым поручениям вы получаете не меньше, а хлопот у вас, полагаю, убавилось, не так ли?
— Совершенно так, Ваше Величество! — согласился герцог. — Я не жалуюсь.
— Сегодня у меня для вас есть одно особое поручение, — сказал Людовик. — Возьмите с собой человек десять хорошо вооружённых гвардейцев. Сейчас карета господина де Безмо увезёт в Бастилию одного заключённого. Я надеюсь, что господин де Безмо справится с этим поручением. Карета не должна по пути нигде задерживаться. Особенно проследите, чтобы из кареты никто не вышел. Если кто-нибудь выйдет или кого-нибудь вынесут, убейте всех. И тех, кто вышел, и тех, кто остался.
— Я вас понял, Ваше Величество, — ответил герцог.
— Карета должна будет отвести узника в Бастилию, и если они будут выполнять это приказ в точности, не препятствуйте им, — продолжал Король. — Дождитесь, когда они поедут обратно.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — сказал герцог.
— Они заедут на мост, после чего вынесут из кареты связанного человека, — сказал Король. — Возможно, что они развяжут его и отпустят. Тогда убейте их всех. Возможно, они не сделают этого, а расправятся с ним, например, бросят в воду… Тогда дождитесь, когда они бросят его в воду, после чего убейте остальных. Иными словами, что бы они не сделали, после того, как они заедут на мост, убьете их всех, а трупы бросьте в реку. На этом мосту должен закончиться их жизненный путь. Ни одного свидетеля. Всех в реку.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — сказал герцог.
«Ну вот, я вернул его в шкатулку, а ключ уничтожил, — думал Людовик, стирая остатки грима, который позволил ему выглядеть болезненно. — Теперь господин Арамис уже никогда не узнает, где и как скрывается Филипп, и теперь я сам себя надёжно защитил от той опасности, которая не давала мне спать столько лет. Этот мерзкий де Безмо был иезуитом. Наверняка он участвовал в заговоре против меня и содействовал освобождению Филиппа из Бастилии. Давно следовало бы от него избавиться. Надо было приказать убить Филиппа, но ведь я – не Каин! Ах, Ришельё! Почему вы не сделали этого? Сколько проблем было бы решено! Точнее, они бы даже не возникли!»
Глава LXXIX. Генерал ордена
Пока д’Эпернон находился в кабинете Короля, а гвардейцы осторожно переносили спящего Филиппа, шествующего за ними де Безмо остановил хорошо ему знакомый вкрадчивый голос.
— Не спешите, Безмо! — сказал этот голос. — Этого человека следует перенести не в вашу карету, а в мою, будьте любезны распорядиться об этом уточнении.
— Но это невозможно, господин д’Эрбле! — возразил Безмо, который обернулся на голос и узнал собеседника. — Я выполняю приказ Его Величества!
— Во всех иных вопросах вы должны повиноваться Его Величеству, разумеется, но не в тех случаях, когда генерал Ордена Иисуса требует от вас иного, — твёрдо возразил Арамис. — Вы, видимо, забыли, что власть генерала Ордена выше любой светской власти, и неповиновение ему равносильно неповиновению Папе Римскому. Вы восстаёте против власти Папы? Вы восстаёте против Господа, господин Безмо?
— Вы подстрекаете меня на бунт, господин д’Эрбле, — пролепетал де Безмо.
— Зовите меня просто, монсеньор кардинал, — уточнил Арамис. — Выбирайте, господин де Безмо. Если вы не послушаетесь Короля, в худшем случае вас арестуют.
— В худшем случае меня казнят! — воскликнул Безмо.
— Даже если бы и так, впрочем, я сомневаюсь в этом, но даже если вас казнят, то вы лишь через несколько дней предстанете перед Святым Петром, который, разумеется, отправит вас в рай на веки вечные, как человека, пострадавшего за веру, — возразил Арамис. — Если же вы не послушаетесь меня, уже сегодня вы навсегда переместитесь в преисподнюю, и никто никакими силами не извлечёт вас оттуда до страшного суда.
— Но всё-таки как же я могу ослушаться Короля? — не унимался Безмо.
— Прекрасно, Безмо, мы уже обсуждаем не вопрос о том, ослушаетесь ли вы Короля или нет, а всего лишь то, как именно вы это сделаете, — ответил Арамис. — Всё очень просто. Вас вместе с вашими гвардейцами здесь только пятеро. У выхода из дворца вас встретят десять моих человек, каждый из которых стоит двух ваших, поскольку они понимают, за что они сражаются. Так что вы попросту уступаете силе.
— Я уступаю насилию? — спросил огорошенный Безмо.
— Можете применить это слово, если угодно, — снисходительно согласился Арамис. — И поверьте мне, вы тем самым спасаете свою душу.
— Но каким же образом тогда я должен поступать дальше? — спросил Безмо. — Ведь у меня имеются чёткие инструкции относительно того, как поступить с этим пленником.
— Мы поступим очень просто, — ответил Арамис. — Вместо вашего пленника в вашей карете поеду я, а вы по дороге изложите мне то поручение, которое вы получили, во всех деталях. Тогда мы вместе подумаем, как вам лучше поступить, чтобы вас ни в чём никто не обвинил.
Де Безмо сделал знак гвардейцам, чтобы они аккуратно положили Филиппа в карету Арамиса, охраняемую десятью его гвардейцами, после чего Арамис дал своим людям указания, куда им следует увезти их спящего пассажира, и сел в карету Безмо. Четверо гвардейцев верхом поехали в качестве экскорта.
— Господин Безмо, если вы думаете сейчас о том, чтобы арестовать меня или убить, оставьте эту мысль, — сказал Арамис.
— Я не помышлял об этом! — воскликнул Безмо.
— Я полагаю, вы сказали правду, но я предупредил вас на всякий случай, — ответил Арамис. — Если когда-нибудь у вас появится подобная мысль, гоните её во имя спасения вашей души. Итак, в чём состоял приказ?
Безмо изложил Арамису суть приказа и собирался показать бумаги, но Арамис мягко отстранил руку Безмо.
— Я верю вам, господин Безмо! — сказал он. — К чему мне читать эти документы? Они ведь предназначены для камина после того, как вы выполните предначертанное вам, не так ли?
— Как же я смогу выполнить это распоряжение, если у меня теперь нет узника, которого я должен оставить в Бастилии под именем Эсташа Доже? — спросил Безмо.
— Вам приказано допросить Эсташа Доже, вы это сделаете. Вам приказано вернуть узника де Сен-Мару так, чтобы он не заметил подмены. Вы сделаете и это, поскольку вы вернёте этого же самого узника, — ответил Арамис.
— В самом деле! — воскликнул Безмо. — Мне приведут человека в маске, я и его же верну Сен-Мару! С этой стороны возражений не будет.
— Вам даже не потребуется предъявлять приказ Короля, кроме распоряжения о том, что вам следует допросить узника, — подтвердил Арамис. — Вам достаточно будет лишь побеседовать с этим узником, после чего вы вернёте его Сен-Мару.
— О чём же я должен буду беседовать с этим узником? — спросил Безмо.
— А о чём вы собирались говорить с ним, если бы не встретили меня? — спросил Арамис.
— Ни о чём, — ответил Безмо. — Я просто заменил бы его на того узника, которого мне выдал Король.
— Вам бы потребовалось, чтобы они переменили одежду, — уточнил Арамис. — Вам бы пришлось разбудить узника, и он оказал бы сопротивление. В одиночку вы бы не справились с этой задачей, господин Безмо.
— Но при мне имеется четыре гвардейца, — уточнил Безмо.
— А вам дано разрешение делать этих гвардейцев свидетелями вашего обмена? — спросил Арамис и взглянул в глаза Безмо.
— Нет, — ответил Безмо, — но я не справился бы с этой задачей без них.
— В таком случае вы получили бы не одного, а целых пять лишних свидетелей, — задумчиво проговорил Арамис. — После такой рокировки все пятеро, стали бы опасны для государства. Всех пятерых потребуется убрать.
— Что значит убрать? — спросил Безмо. — О ком вы говорите, монсеньор кардинал?
— Я говорю о том, господин Безмо, что после выполнения вашей миссии вы становитесь ненужными Королю, но при этом остаётесь навсегда чрезвычайно опасными свидетелями действия, о котором никто не должен знать. Следовательно, вы не нужны.
— Вы хотите сказать, что всех нас после этого отправят в отставку? — с дрожью в голосе проговорил Безмо, который опасался совсем не этого, но боялся признаться себе в том, о чём он начинал догадываться.
— Это можно назвать отставкой, господин Безмо, — согласился Арамис. — Вы правы, Король не арестует вас, и не казнит, но завтрашний день вы уже не увидите. Как и ваши гвардейцы.
— Боже мой! — воскликнул Безмо. — Что же мне делать?
— Слушайтесь меня во всём, мой старый боевой товарищ, — сказал Арамис. — Вспомните, что во времена Людовика XIII мы с вами были простыми мушкетёрами Короля, и выбирались из переделок и похлеще.
— Я выполню все ваши указания в точности, монсеньор кардинал, — твёрдо сказал Безмо.
— Вы покажите Сен-Мару документ, дающий вам право на допрос узника, после чего в присутствии самого Сен-Мара спросите заключённого лишь о том, хорошо ли его кормят, дают ли ему книги для чтения, хороша ли его постель и одежда. Получив его ответы, какими бы они ни были, вы поблагодарите Сен-Мара и покинете Бастилию.
— Это вполне можно сделать, но что если Король спросит Сен-Мара о том, как именно я беседовал с этим узником? — спросил Безмо.
— Не спросит, — твёрдо ответил Арамис. — Далее вы покинете Бастилию, но не поедете обратно в Париж. У вас не будет пассажира, которого вам велено бросить в Сену. Все мы вместе поедем по направлению к Венсенскому замку. Я предпочитаю ехать верхом, советую вам поступить также. Двух ваших гвардейцев мы оставим в Бастилии. Для этого оставьте их на часах при входе в крепость и скажите им, чтобы через полчаса после нашего отъезда они шли домой.
— Вы полагаете, что за нами будут следить? — спросил Безмо.
— Я это знаю, — ответил Арамис. — Впрочем, оглянитесь, если не верите.
— Я вам верю, — твёрдо сказал Безмо. — Когда же мне возвратиться домой?
— Вашим гвардейцам – в ту же ночь, вам – чем позже, тем лучше, — ответил Арамис. — Я бы рекомендовал не ранее, чем через месяц.
— Целый месяц вне дома?! — воскликнул Безмо.
— Вы правы, лучше через два месяца, — сказал Арамис. — Впрочем, если вы торопитесь на свидание к Святому Петру, можете поступать как вам будет угодно.
— Я поступлю в точности так, как вы мне приказываете, монсеньор кардинал, — сказал Безмо.
— Я вам всего лишь рекомендую так поступать, — ответил Арамис. — Приказывал я вам лишь в отношении вашего пленника, и вы мой приказ выполнили, поэтому в дальнейших ваших действиях вы никак не связаны, кроме того, что я вам также не рекомендую рассказывать кому-либо о нашей встрече.
Безмо кивнул, поскольку от переизбытка чувств уже не мог говорить.
Когда карета подъехала в Бастилии, Безмо оставил двух гвардейцев на страже ворот, чтобы впоследствии они могли скрыться, не возбуждая подозрений тех, кто наблюдает за ними.
В Бастилии де Безмо сообщил, что ему велено осведомиться, не имеются ли у заключённого Эсташа Доже претензий по его содержанию, предъявил только приказ Короля, предписывающий ему учинить допрос этому заключённому, после чего задал ему через дверь камеры несколько ничего не значащих вопросов, которые ему предложил Арамис. Поблагодарив Сен-Мара, де Безмо покинул Бастилию.
После этого Арамис, Безмо и двое гвардейцев вскочили на коней и поехали в виде эскорта к карете, кучер которой получил приказ гнать её в направлении к Венсенскому замку.
— Бумаги от Короля! — вспомнил Безмо. — Их следует уничтожить!
— Давайте их мне, я это сделаю при первой же возможности, — ответил Арамис.
Безмо заколебался.
— Давайте их мне, — твёрдо и властно сказал Арамис, после чего Безмо отдал весь пакет с приказами Короля Арамису.
Проехав с четверть мили, Арамис велел Безмо дать кучеру распоряжение гнать карету к дому Безмо, тогда как четверо всадников продолжили движение в направлении к Венсенскому замку.
Проехав ещё с полмили, Арамис сказал де Безмо, что по его знаку всем следует разъезжаться в различных направлениях и гнать, что есть силы, не оглядываясь. На следующем перекрёстке он махнул рукой и поскакал по самой левой дороге, не оглядываясь и не беспокоясь более о своих спутниках.
Полностью книгу «Д’Артаньян и Железная Маска» вы можете найти тут
Полностью книгу «Мемуары Арамиса» вы можете найти тут