«...– Аккуратнее нужно выбирать поклонников, гражданочка!
– Я его не выбирала, он сам ко мне прицепился. Помогите, умоляю вас, мне очень‑очень страшно. Это правда. Он меня убьет! Как вы этого не понимаете?
– Вот когда убьет, тогда и приходите. А сейчас заберите свое заявление. У милиции и без ваших «любит – не любит», «убьет – не убьет», «замуж возьмет», «к сердцу прижмет – к черту пошлет»… Ха‑ха‑хе! Как там дальше? В общем и короче, у нас дел и так предостаточно. И настолько серьезных и важных, что вам и не представить. А милые бранятся – только тешатся.
– Да какой он мне милый? Я его ненавижу и боюсь до смерти! – возмутилась Анна, но взяла себя в руки. – Вы же читали мое заявление. Там все написано, что он вытворяет. Это же на уголовное дело тянет. Это серьезно и важно.
– Ничего я не читал, у меня глаза больные, их беречь надобно. Пожалейте мое здоровье. Хе‑кхе, кхе‑хе, н‑да, – то ли прокашлял, то ли рассмеялся Акулов и саркастически вежливо добавил: – Просветите меня, что же он вытворяет?
– Помимо угроз убийства и физической расправы, и изнасилования, и кислотой лицо облить… – привычной скороговоркой начала Анна, но опомнилась и воскликнула: – Разве мало?! Вам мало этого? И не только угрозы! Он подбросил мне в почтовый ящик убитую мышь, одетую в костюм Белого лебедя из «Лебединого озера».
– Ну, почему обязательно он подбросил? Почему сразу он? Причем тут вообще кто‑то? А может мышь сама забралась в почтовый ящик, там устроилась поудобнее и издохла? – предположил капитан, изображая мышиные действия.
– Ага, а перед тем как залезть туда и умереть, оделась в белую балетную пачку! – воскликнула Анна и истерично засмеялась, наблюдая за его кривлянием: – Вы что, идиот?
– Не смейте оскорблять представителя правоохранительных органов, а то я посажу вас на 15 суток!
– Да! Посадите, пожалуйста. Мне у вас спокойней будет, все‑таки под охраной, – взмолилась девушка, – ведь это невыносимо! А еще он сжег на моем коврике афишу, где я в главной партии.
– Может, просто мальчишки так баловались. С чего вы взяли, что у кого‑то свет клином на вас сошелся?
– Вот именно! У него на мне свет клином сошелся! Какие мальчишки? О чем вы бредите? Кто, кроме него мог бы додуматься взять афишу с моим именем и поджечь ее у моей двери?
– Значит, у вас есть какая‑то соперница, которой вы дорогу перешли в вашем кордебалете, – заявил Акулов.
– Во‑первых, в балете, а не в кордебалете, а во‑вторых, у меня со всей труппой прекрасные отношения, никому я дорогу не переходила. Я уверена на все сто процентов, что это сделал он! Умоляю вас, помогите, – заплакала Анна.
– Ох, да перестаньте вы, наконец, рыдать, гражданка Белолебедева! Что мы, к вам круглосуточную охрану приставим? Ну, заведите себе какого‑нибудь ухажера, чтобы ваше тело охранял. Ха‑хе‑кхе. Телохранителя, так сказать.
– Но у меня никого нет. Мне не до этого. И не хочу. Я полностью занята на репетициях и в спектаклях. Предпочитаю одиночество. А знакомых попросить о помощи я не могу – не хочу чувствовать себя обязанной. И к тому же, как можно подвергать такой опасности? Ведь этот псих убить может! А тем более мужчину, если со мной увидит.
– Слишком вы высокого о себе мнения, дамочка, – возразил капитан. – По‑моему, не Андрей Коршунов псих, а вы. У вас мания преследования. Сходите к врачу, пусть вас подлечат, успокоительные выпишут. Нервы у вас не в порядке. Не валите с больной головы на здоровую! Оставьте в покое бедного работягу, Коршунова этого. Да, кстати, он наверняка из‑за вас работы‑то и лишился.
– Да, не скрою, я счастлива, что он не работает у нас больше. Но не имею никакого отношения к этому увольнению. Не я его, а он меня преследует. И должен оставить в покое, а вы должны мне помочь!
– Должны – не должны, должен – не должен. Разбирайтесь сами с вашим театром. Совсем заигрались.
– Я не играю, все это правда! Пожалуйста, вы хотя бы поговорите с ним, припугните, – морщась от беломорного дыма, умоляла Анна.
– С какой стати мы будем невиновного человека пугать? – прорычал Акулов. – Не о чем нам с ним говорить, так же как и с вами.
– Но он меня убьет! – всхлипнула девушка.
– Прекратите истерики и слезы! – заорал капитан, и шерсть на его загривке встала дыбом. – Вот убьет вас, тогда и рыдайте себе на здоровье! Когда убьет вас, тогда и приходите с заявлением своим! После этого мы дело и откроем.
– Но как вы можете? – схватилась за голову Белолебедева.
– Забирайте заявление и покиньте отделение милиции. Перестаньте испытывать мое терпение, – пролаял Акулов. – А то вас под белы рученьки отсюда выведут.
– Не заберу! Не уйду! – заявила она.
– Так‑так. Дальше что? Мне это уже надоело, пора закругляться, – ухмыляясь, капитан неспешно вышел из‑за стола, подбоченился и навис над жертвой.
Анна, помертвев, смотрела на него снизу вверх.
– Какая ты непонятливая. Я русским языком тебя спрашиваю, – сурово проговорил Акулов и вдруг прошипел ей в ухо: – Дальшше что, спрашшиваю тебя я? А ну подай ссюды! Пропуск ссюды давай!
Девушка отшатнулась и трясущейся рукой отдала ему помятую, измоченную слезами бумажку.
– Пшла вон осседова! – приглушенно велел капитан, начертал в пропуске каракулю, ударил его печатью и громким официальным голосом продолжил: – Ну что же, уважаемая Анна Павловна, рад был с вами познакомиться. Раз вы передумали подавать заявление, то не смею вас больше задерживать. Поболтал бы с вами еще, но вынужден откланяться, дела, знаете ли.
Анна смертельно побледнела и с отчаянной силой, словно утопающая, ухватилась за край стола. Ее сжатые кулачки дрожали беспомощными воробышками. Вдруг она расслабила руки, откинула их, как отдают швартовы, и нырнула со стула на пол.
– Ах ты ж господи! Обморок! Черти б тебя драли! – завопил Акулов и с невиданной для него прытью убежал из кабинета. Но скоро вернулся в сопровождении исполинских размеров дамы, облаченной в белый халат.
Дама одной рукой сгребла Белолебедеву с пола, другой сунула ей под нос склянку нашатыря. Бедняжка пришла в себя и попыталась сесть на стул, но врач оттащила ее в угол кабинета.
– Гражданочка, что же вы, такая болезная, по серьезным учреждениям ходите, людей пугаете? – густым басом вопрошала дама, словно клопа вдавливая ее в стену с облупившейся краской.
– Ах, простите, я не хотела. Со мной раньше никогда такого не случалось. Никак не ожидала, сама в шоке, – слабым голосом проговорила Анна.
– Очухалась? Вот и иди давай. В неврологический диспансер ходи, а не к нам, раз у тебя припадки, – добродушно посоветовала докторша.
– Слышали? Врач плохого не посоветует. Какие еще у вас вопросы и пожелания? – поинтересовался Акулов и, не получив ответа, констатировал: – Тогда вы свободны. Гм… Как муха в полете.
И тут произошло невозможное, перестав быть сама собой, Анна разозлилась. Неузнаваемая, совсем другая, чем та, которая входила в проклятый кабинет, она окинула обидчиков полным ненависти, испепеляющим взглядом и угрюмо направилась к двери.
Некоторые люди полагают, что мухи отвратительны, не догадываясь, что вызывают у тех не меньшую, но заслуженную неприязнь.
Наша Муха видала в жизни всякое, но сейчас, шокированная событиями, словно прилипла к потолку, и крылья не слушались ее. Схватившись лапками за голову, она вращала выпученными глазами и бормотала:
– Мерзззавцы. Ижжь, изз жж изверги. Жжжалко, Лебедя, жжжуть. Тревожжно мне жззз‑за нее. Бежжать. Ненавижж‑жу. Ух, рожжжи!
Только опомнившись, что Анна уйдет без нее, а ей придется остаться одной в этом адском месте, Муха собрала все силы и кинулась вслед за ней, прожужжав:
– Я тебя не брошу‑жу, буду везз‑зде сопровожжждать. Как он сказз‑зал? Свободна жж‑зжи как муха в полете? Да ззз‑здравствует свобода! Вззжжи!…».
Продолжение следует ...
Предыдущие главы по ссылке:
https://dzen.ru/suite/094a91b9-50e3-4c2f-b243-5861e0224c0b
