При простейшем рассмотрении и рисовании чёрточек, вида | || ||| |||| |||||, может быть трудно отличить повтор от удвоения. Коль скоро, пробел может легко отождествляться с пустым множеством. В таком случае, пустое множество может рассматриваться словно иной знак. И таким образом запись ||, может легко читаться словно повтор, а не удвоение. При том, что ближайшим описанием действия (функции) повтора может быть, как раз, вхождение через, минуя, иной знак, вновь знака прежнего характера. Но, вообще говоря, пустое множество ни равносильно пробелу между знаками. Этот последний имеет размерность кегли, теперь, знаков между которыми такой внутренний пробел, это промежуток. Хотя, пустое множество и может редуцироваться к пробелу в такой, например, записи, { } или [ ], и т.д. различие пустого множества и пробела, таким образом, условность масштаба и крайне относительна. Пробелы- внешние, ближайшие к начальным и конечным знакам префиксов и окончаний, условно слитных знаковых последовательностей, имеют по масштабу более общие границы с обширным и неопределенным горизонтом безмолвия чистого листа, который может быть произвольно любым, словно любой воображаемым видом, может быть поверхность, на которую наносятся, записываются знаки. Поле записи в графических редакторах цифрового характера может быть весьма большим. У пробела и "холста", листа, или поверхности для записи, может быт таким образом разный масштаб. Peras и apeiron, таким образом со времен неоплатоников, прочно вошли в терминологию анализа. Пустое множество, отсюда, может быть скорее, ближайшим местом к написанию знака, чем пробел, коль скоро, и внутренний такой может граничить с более обширным многообразием, тогда как запись пустого множества, может вполне отделять его от такого неопределенного горизонта. В этом смысле, любые знаки могут записываться первичным образом в скобки.
И это обстоятельство, видимо, ни могло ни быть, в известных ситуациях, прежде всего программирования, необходимой практикой. В виду громоздкости, скобки не записываются, всякий раз по обыкновению, как и большая часть знаков, что подвергаются сокращениям, между тем, фигурируя вначале прежде всего, в самых известных книгах по элементарной математике. И это начало афористичности любого, теперь, прежде всего, достаточно формализованного математического текста. Иногда, довольно большое число таких условностей, сразу же загружалось в сознание читателя с первых страниц таких и иных математических и логических опусов. Короче, если записать теперь возможную последовательность чисел натурального ряда без двойных пробелов, то явно окажется, что различие повтора и удвоения может тем более не просматриваться:|||||||||||||||. Такая запись крайне близка к симметрии поверхности, на которой ничего не записано. И все же, эти симметрии поверхности и записи, ни одно и то же. Последнее является фиксацией симметрии, вторичным воспроизведением в знаковой системе. Коль скоро, можно рисовать таким характером сплошную линию толщиной в кеглю характера, что может колебаться при таком рисовании, то часть симметрии может быть выделена такой сплошной линией. Что, тем не менее может быть лишь частью и ближайшим образом сама по себе, такая сплошна линия, каков бы ни был ее размер может является неким знаком – характером. В цифре это общее положение дел «карандаш» может отличатся от «кисти» лишь размером форм фактора – квадрата. Смена цвета пробела на черный, или любой иной цвет в цифровых средствах письма, – что делают такую замену крайне лёгкой в текстовых редакторах, – как и смену цвета шрифта, дополнительным образом может продемонстрировать, что знак и пробел, вообще говоря, в принятой норме записи, что автоматически вводит пробел в средствах цифрового письма, различаются по масштабу. Пробел в общем смысле, какого бы цвета он ни был, имеет в случае таких простейших элементов, характеров записи, более обширную границу с вмещающим горизонтом поверхности, на которой осуществляется запись. Удвоение пробела таким образом может вносить различие на абстрактных уровнях и, таким образом, конституировать повтор. В случае записи симметрии повтор через удвоение и удвоение через повтор, в общем смысле, могут быть ни различимы. Пробел, характер, пробел, характер, пробел характер…Можно таким образом, устроить запись таким образом, что размерности характеров ни будут отличаться от размерностей пробелов, и разница между ними может быть только в цвете. Красное ни зелёное. Что, видимо, и действительно, может быть неким примером из материальных априори протяжённых характеров. И разве что черные дыры, черные целые, все ещё могут будоражить воображение вопросом, какой цвет у поверхности внутри такого целого, керна, после возможного прохождения второго внутреннего горизонта такого объекта?
Рассмотрение треугольника Паскаля может внести некую ясность в рассмотрение особенностей тождества и различия повтора и удвоения. Удвоение единиц контрастирует в нем с повтором цифр натурального ряда рекурсивного и рекуррентного свойства. И этот возможный контраст не только функция нотации. Вообще говоря, если заменить в записи такого треугольника Паскаля арабскую нотацию на запись цифр характерами групп черточек, с соответствующими пробелами, то эффект контрастности, теперь, монотонности удвоения и/или репликации одной черты, по краям треугольника, и различия всякий раз иных и иных групп, в створе растра, сохраниться. Из этих, вообще говоря, довольно нехитрых размышлений и соображений может стать очевидным, что на разных горизонтах рассмотрения, воспроизводиться одна и та же текстура удвоения и повтора, что конституирует различие. Формально, и действительно, в виде 1001 и 0110 можно записать это колебание. Сплошная объемная линия, что контрастирует кроме прочего цветом с поверхностью, последовательность черточек и пробелов, что не различимы по размеру, и разве что по цвету, и от общего многообразия, пробелы, что больше вертикальных линий малого размера, что удваиваются через такие пробелы, а пробелы через линии, и двойные пробелы между группами линий, что повторяются четными и нечетными значениями, это просто и не просто возможные горизонты фрактала. То, каким образом черное или белое безмолвие раскрывается для нас из сплошного однородного цвета – смысла, в разнообразие возможных значений. (Само это употребление терминов «смысл» и «значение», может быть инвертировано, коль скоро, можно спросить, как раз о значимости целого смысла, суперпозиции, или иначе общего значения какого-либо начинания, в отличие от частных смыслов – ближайших целей его реализации.) Удвоение черты – единицы через двойной пробел, приближает ее к повтору, что и осуществляется в повторении, четных и не четных чисел. Что явно различны в количественном значении, в отличие от тождественных черточек и пробелов условно сплошного ряда. Скобочная запись пустого множества { } делает пробел соизмеримым с размером Кегли выделенного знака, но вообще говоря, пустое множество, или пустой знак, словно и пустое слово, это могут быть разные понятия, словно и пустой алфавит, может быть отличным от них понятием. У них может быть различная размерность пустоты. Потому и записи могут быть разные. Тем не менее, видимо ближайшим образом, если и можно записать знак, то скорее в множество, что пусто, чем в пробел. Коль скоро, множество знаков, это иные множества чем симметрии. И пустое множество – это скорее множество, чем симметрия. Запись пустого множества, будет ли это перечеркнутый круг, овал, или скобки вокруг пробела, видимо и призвана указать на этот переходный характер и таким образом еще раз намекнуть на возможную текстуру фрактала условности, что крайне устойчива к разрывам, ещё и потому, что может быть крайне разнородной. Можно поэтому отчасти до всякой комбинаторики теории множеств, вроде: объединений и/или соединений множеств, их разницы или пересечения множеств, и т.д. выделить следующие элементарные комбинаторные функции или действия: введение пустого множества, запись, удвоение, повтор и перестановка в паре, словно и условно обратные им: встречная перестановка, теперь ни 1001, но 0110, различие, зачеркивание, стирание, выведение. Просто и не просто потому, что с их помощью легко скажем построить все возможные упорядочения выходных таблиц истинности логических связок – функций. Ни то чтобы эти элементарные действия нельзя было бы записать с помощью иных средств фиксации комбинаторных распределений в теории множеств. В конце концов, что такое запись знака в пустое множество, как ни объединение одного и другого множеств. Могут быть вполне уместны и такие комбинаторные функции, как пересечение множеств, разность и частный случай такой – дополнение. Разница может быть в том, что словно и в случае дополнительного контраста в реализации логического интерфейса в построении языка и исчисления, что в очередной раз, исходно можно было встретить у Смолиана. Когда то, подробности, если ни поры такой устоявшейся комбинаторики, ранее слишком очевидные, и от того ни заметные, но затем прояснённые, могут оказаться вновь ни видны. Тогда как, в том числе, и Смолиану удалось показать, что развертывание анализа может быть не ограничено.
Развёртывание и сокращение, свёртывание, отдаление и приближение, таким образом, это возможные пределы колебания смысла условности всякого текста. И главное, если хотелось бы посчитать парадоксы, в общем смысле условность, то стратегия их априорного исключения может ни годиться. Сложность может быть в том, что видимо фрактальная пирамида смысла может отчасти сложнее обычной формальной пирамиды смысла. Тем не менее, можно знать сколько воображаемых долларов было выдумано, пусть бы и оценивая всего лишь, возможную скорость роста фрактала. Ближайшим образом к этому образно символическому рассмотрению, что может быть образно символически и иным, суперпозиция смысла – это симметрия поверхности, что ведь всякая может быть окрашена, коль скоро, прозрачность, это вид белого цвета или света, и чёрный – это цвет. Запись знака – значение, что значит. Но коль скоро, знаки могут быть произвольно любыми, словно и их запись, то любой, вообще говоря, может быть связан с любым иным произвольным образом, паратаксиса, воспроизводя исходную симметрию безмолвия. Именно цифровой мир сделал доступным и возможным запись любого доступного знака в любом возможном месте, а возможно в любом и практически в неограниченном количестве. Чёрточки характера можно рассматривать как такие мета знаки или переменные, или мета буквы и таким образом запись такой связи любых знаков с любыми иными, любым иным способом, может быть, как раз, именно такой: ||||||||||||||…
"СТЛА"
Караваев В.Г.