В мировой художественной истории можно найти всё, ну или почти всё. Помните фразу из замечательного детского мультика: «Я думал-думал, я всё понял! Оказывается, это неправильные пчёлы. Совсем неправильные! И они, наверное, делают неправильный мёд!»
Сейчас уже общепринятой является точка зрения о том, что знание законов перспективы и анатомии хорошо, но вовсе не обязательно для художника. Авангардисты и примитивисты, как гениальные, так и вполне посредственные убедили мир в этом, а уж если мы говорим о художниках до-ренессансных, то на них тем более не распространяются жёсткие требования образовательных учреждений. Но иногда игнорирование существующих в этом мире пропорций может просто ужасать.
Представляете себе размер? Если бы изображённые на рисунке XI века пчёлы действительно были бы такими, то не спаслось бы ничто живое. Некоторые из них больше человеческой ладони и размером с голову! В общем, как ни крути, иногда художнику просто необходимы владение перспективой, знание пропорций и анатомии живых существ, иначе полученный результат может не просто быть «неправильным мёдом», но и напугать.
И всё-таки, мой вывод о "неправильных пчёлах" был не совсем верный. Более того, я чуть было не сел в лужу, поторопившись. Стремясь дать как можно больше информации о произведении, я стал искать на просторах интернета сведения, в каком манускрипте оно содержится. Большинство источников указывали на Exsultet Барберини (конец XI века, 1087). При этом Exsultet – часть пасхального католического богослужения. Пришлось разбираться какое отношение этот триллер под условным названием «Атака гигантских пчёл» имеет к Пасхе. Кроме того, уважения к изображению добавило то, что Exsultet Барберини был создан в Монтекассино, месте чрезвычайно важном для всей европейской цивилизации, там, где в VI веке Бенедикт Нурсийский основал старейший монашеский орден Запада – бенедиктинский.
Оказалось, что это не просто затейливая иллюстрация, коими полны средневековые кодексы, а прямой призыв к людям подражать в своих добродетелях пчёлам. Пчёлы ставились в пример людям как образцы терпения и трудолюбия. Впрочем, это неудивительно, ещё в Ветхом Завете говорится от лица премудрого Соломона «…пойди к пчеле и познай, как она трудолюбива, какую почтенную работу она производит; ее труды употребляют во здравие и цари и простолюдины; любима же она всеми и славна; хотя силою она слаба, но мудростью почтена» (Притч 6:8). Это признавал даже Наполеон (вот уж кого никак не заподозрить в симпатии к бенедиктинской мудрости), который через 700 с небольшим лет после издания Exsultet Барберини заменил традиционную королевскую лилию на пчелу.
Но всё-таки одного терпения и трудолюбия мало. Что-то тут было ещё. Что заставило включить упоминание о пчёлах в богослужение одного из самых торжественных моментов христианского года?
Ответ нашёлся у Аврелия Августина (354-430, в русской традиции Блаженный Августин), наверное, главного учителя западного христианства. Опираясь на тогдашнюю, весьма слабо развитую энтомологию Августин полагал, что пчёлы бесполы, а, следовательно, лишены всех страданий и переживаний, связанных с сексуальностью. Кроме того, считалось, что пчёлы пример общества не подверженного коррупции (конечно не в современном смысле слова, а в первоначальном коррупция – порча общественных нравов).
Я не буду обсуждать естественно-научные воззрения IV века на природу пчёл, просто отмечу, что мой первоначальный замысел под условным названием «Неправильные пчёлы» рушился на глазах. Из «неправильных» пчёлки из Exsultet Барберини превращались в образцово-показательных.
Ну и в заключение ещё немного пчёлок.
Пчёлы, атакуют амура, крадущего мёд. Здесь уже со знанием пропорций. Право строить версии происходящего на последней картине и их аллегорические толкования оставляю за читателями
