- Дочка у нас будет Аделаидой, – твердо сказала Софья.
- Софочка, давай назовем по-другому, – слабо сопротивляясь, просил муж, который был намного старше и был верующим. - Ты только подумай, какой корень у этого имени.
Настояла на своем. И потом частенько, будучи по характеру врединой, если хотела досадить мужу, громко обращалась к дочери:
- Ада! Адочка! Аделаида!!!
Разница в возрасте родителей была огромной – 20 лет. Мать была то ли гречанкой, то ли еврейкой, доподлинно неизвестно. Шла гражданская война, и девочка без роду-племени оказалась в детском доме. О своих корнях так ничего и не узнала, хотя с помощью детей, когда они выросли, пыталась. Дочь унаследовала от нее греческий профиль, пышные рыжеватые волосы и статность.
Из стен казенного дома Соня вышла в никуда. И решила сделать ставку на ... замужество. Любовь и все эти сюси-муси-пуси ее не привлекали совершенно – сказалась суровая реальность детдома, поэтому сразу решила, что выйдет замуж по расчету.
Выбор девушки пал на Павла Ивановича – начальника местной стройки, куда со временем устроилась на работу. Мужчина был состоявшийся, не бедный по меркам тех лет и без вредных привычек. А еще, что было немаловажно, холостой.
Павел, увидев Софочку, влюбился с первого взгляда, раз и навсегда. Со свадьбой не затягивали. Тем более, что девушку хорошо приняли его родители, которые уже отчаялись дождаться внуков. Софья, никогда не знавшая мамы и папы, тоже полюбила их, как дочь. А муж с самого начала сдувал с нее пылинки, выполнял любой каприз.
Расчет оказался верным – Павел жену боготворил и всю жизнь старался, в первую очередь, для нее, любимой.
- Как ни грустно, – признается Аделаида, – мама отца не полюбила и даже не пыталась это скрыть. Всегда ворчала, всегда была чем-то недовольной. А он вертелся около нее вьюном: «Софочка, то, Софочка, это»...
Поскольку Софья выросла в детдоме, представления о семье у нее были смутные. И хотя жена из нее была не ахти, хозяйкой и матерью оказалась на удивление хорошей. С рождением детей не затягивали, вскоре появился первенец, затем и второй сын. Благодарный муж и отец готов был носить их маму на руках.
Войну пережили в эвакуации – у Павла была бронь, да и возраст уже был солидный для призыва. Работали родители в тылу и наравне с другими перенесли все тяготы того времени. Хотя нет, основная тяжесть легла на плечи мужа, который изо всех сил старался, чтобы любимой женщине было полегче. Если ему перепадало что-нибудь вкусненькое, нес жене, объясняя сыновьям:
- Это для мамы. Она у нас единственная девочка, а девочек надо любить, жалеть и баловать.
Еще одна девочка в семье все-таки появилась – дочка. Через десять лет после войны, когда Софье было пятьдесят, Павлу – семьдесят, а сыновья были взрослыми.
- Мама, наверное, расслабилась, думая, что подступает климакс, и залетела, – с улыбкой говорит Аделаида, врач по профессии, доктор медицинских наук, – а делать аборт отец запретил.
То ли возраст родителей сказался, то ли еще что, однако дочка была хилой и болезненной. В первом классе проучилась всего месяц, а потом все время болела и училась на дому. Но училась хорошо – сдав экзамен экстерном, перешла во второй класс. Так было до подросткового возраста.
- Стоило мне посидеть на скамейке, мокрой после дождя, как пневмония была обеспечена, – вспоминает Аделаида.
И в то же время не помнит страданий по этому поводу – родители, борясь с нездоровьем своей любимицы, жили обычной жизнью и ей не внушали комплексов. Только, когда заявила, что будет поступать в мединститут, мама слабо запротестовала:
- Зачем ты выбрала такой сложный институт?! Это же столько здоровья надо положить за диплом!
Но дочка была в нее саму, такая же настойчивая, и переубедить ее было сложно. Да и ни к чему было, как оказалось. Училась отлично и по сравнению с другими студентами – легко, а все потому, что из-за болезней привыкла к самостоятельной работе и учиться умела.
Впрочем, одна трудность была, пришлось даже бороться с собой, – зашкаливало самомнение.
- Я росла в большой любви, – говорит Аделаида, – до десяти лет отец носил меня на руках. Мне внушали, что я все могу, и это передалось даже ровесникам, которые в школе и институте утверждали то же самое.
Поскольку она, дочка, не знала и не помнила родителей молодыми, рядом с ними повзрослела рано. И их возраст довлел над ней постоянно. С детства боялась – что умрут («Это сильно омрачало мне жизнь»), что чем-то огорчит. Постоянно оглядывалась на маму с папой, не сделала ли им больно. Любящий ребенок, она росла слишком правильной и это впоследствии мешало.
А родители старели, хотя мама оставалась все такой же, по-прежнему любимой врединой.
- Я помню маму очень полной, – вспоминает Аделаида. – До моего рождения она была худенькой, одежду носила 42-го размера. А после третьих родов сильно поправилась, стала этаким колобком на ножках. Но папа ничего не замечал – в его глазах жена оставалась королевой, всегда юной Софочкой...
У них даже есть семейная история в тему. Аделаида уже была замужем, когда заглянула к родителям в гости и стала свидетелем разговора отца с братьями. Говорили о женщинах. Поглядывая в сторону жены, которая что-то делала, отец сказал:
- Настоящая женщина должна быть в теле. Тощих не люблю, идут, костями гремят.
Братья вдруг расхохотались, причем одновременно, что рассердило сестру:
- Зачем смеетесь над отцом?! Не стыдно?
А они сквозь смех пояснили, что, когда мать была худенькой и стройной, отец вовсю критиковал полных женщин. Это означало только одно – его идеалом красоты была жена.
Умирая, а он ушел намного раньше, отец говорил:
- Думаете, мне страшно умирать? Нет. Сожалею только об одном – я больше не увижу свою Софочку...
ххх
Не каждому дано, как Софье, жить в такой любви и обожании мужа. Но Аделаиде повезло еще больше – их любовь с супругом была безмерной и взаимной. Об этом расскажу завтра во второй части истории – «Аделаида. Компромат на жениха».
Хороших вам выходных! Спасибо, что прочитали.