Найти в Дзене
Дурак на периферии

О суррогате бессмертия от арбитра вкуса (о книгах Георгия Адамовича «Одиночество и свобода» и «Комментарии»)

После «Божественной комедии» не хотелось сразу резко снижать читательскую планку и браться за что-то вроде последнего сборника рассказов Владимира Сорокина даже пусть и из-за одного лишь исследовательского интереса, потому пошел на компромисс и прочел две не художественные, даже не совсем литературоведческие, а почти культурологические книги давно уважаемого мною за безошибочность художественных оценок эмигранта «первой волны» Георгия Викторовича Адамовича. Тексты эти («Одиночество и свобода» и «Комментарии») вышли в свет в 1955 и 1967 годах соответственно, потому во многом итожат десятилетние раздумья автора над судьбами литературы и культуры (прежде всего русской). С чем-то, безусловно, можно не согласиться, но в целом, помимо невероятной образованности, эрудированности и критической проницательности Адамовича, многие страницы его статей поражают своим глубочайшим проникновением в суть не только искусства, но и самого человеческого бытия.

Сам, хоть и будучи атеистом (более того, даже масоном, как утверждает Википедия), Адамович часто рассуждает в своих работах о роли христианства в судьбах русской и западной культуры, о его выхолащивании из жизни целых поколений. Большую часть своей эмигрантской жизни прожив во Франции, Адамович не мог не откликнуться не только формально, но всем строем своей души на экзистенциалистскую философскую моду (так одна из довольно любопытных заметок в «Комментариях» прямо посвящена Сартру и Камю). И действительно, когда читаешь его эссе о русской эмигрантской литературе или просто культурологические зарисовки обо всем на свете с часто встречающимися, рефреном повторяющимися именами Толстого, Достоевского, Пушкина и Блока (и не просто так, их творчество Адамович довольно нешаблонно анализирует), приходишь к выводу, что автору действительно был бытийно близок французский экзистенциализм с его проповедью онтологической неукорененности человека в современном мире и потере этим миром привычных семантических ориентиров.

Однако, несмотря на смысловую плотность каждой фразы этих текстов («Комментариев» в большей степени, ибо это в отличие от «Одиночества и свободы» - не собрание статей о конкретных писателях, а скорее рассуждения на отвлеченные темы), автор, что называется, не «грузит» читателя: пишет он не сложно, это не Сартр. Более того, будто для более легкого понимания ключевых своих мыслей, Адамович порой буквально повторяет в каком-нибудь эссе целые фразы и даже абзацы, знакомые читателю ранее по другим его текстам. Тяготясь своим атеизмом и несколько плоским пониманием христианства, автор порой совершенно неверно понимает многих своих современников (например, Мережковского, которого он считает чуть ли не примерным христианином, полностью игнорируя еретическое содержание его основных сочинений). О других же (например, о Шмелеве) он высказывается излишне хлестко, будто в надежде на полемический эффект, который может возникнуть у читателя, хотя порой и не без метких наблюдений (чего стоят одни его слова о сусальном патриотизме автора «Няни из Москвы» и его порой столь мелочном воспевании дореволюционного быта, что от этого не может не стать читателю Шмелева противно, пусть и написано это с неоспоримым стилевым мастерством).

Трудно сказать, какая из этих двух книг лучше: скорее, более всеобъемлющие «Комментарии», ведь в «Одиночестве и свободе» Адамович порой увлекается мемуарным материалом (например, в статьях о Мережковском и Гиппиус), пренебрегая ради этого анализом самих произведений. Зато его эссе о Бунине, Алданове, Зайцеве и особенно Тэффи (это вообще нечто невероятное по степени проникновения в чужое творчество!) и сейчас, мне кажется, трудно превзойти даже всестороннему филологическому исследованию, хотя, безусловно, Адамович – не ученый, а скорее журналист, ему свойственна порой скоропалительность и запальчивость художественных оценок, несмотря на то даже, что книга «Одиночество и свобода» целиком вышла уже после смерти большинства разбираемых в ней писателей. Важно, что Адамович – еще и поэт, и свое, мягко скажем, «непрозаическое» видение мира и искусства он выражает, в том числе и в своих критических статьях.

Не могу не отметить, что после его многочисленных проникновенных замечаний о поэзии Блока и, вспомнив, что у меня нет других книг этого поэта кроме тоненькой, советских времен книжицы из материнской библиотеки, сразу заказал себе в интернет-магазине большой том его избранных сочинений с надеждой когда-нибудь изучить поэтическое наследие этого великого поэта. В своих выводах Адамович порой безнадежен, и читать его с каждым новым эссе все тяжелее и, признаем, все бесполезнее, тем более, если вы ухватили основные его идеи, часто просто тасуемые им в каждом новом тексте по-иному. Особенно меня тронула небольшая заметка-воспоминание о Борисе Поплавском – моем любимом поэте, она в частности утвердила меня в намерении прочесть его прозаическое наследие, хотя до сих пор я ограничивался знакомством лишь с поэзией Поплавского – очень уж она тягостна, и мне не хотелось до чтения этого эссе сталкиваться с подобным и в прозе. А выдержки из посмертного дневника Поплавского, приведенные Адамовичем на страницах его статьи так вообще меня сразили (не буду говорить, о чем они, прочитайте сами)!

В любом случае, чуть больше двух дней, ушедших у меня на чтение этих небольших книг, запомнятся мне надолго, и пусть они совсем не радостны, и потому, в отличие от «Божественной комедии», не так окрыляют и вдохновляют, но хотя бы частично отрезвляют от гедонистического дурмана нашей эпохи, и, не давая надежды на будущее, побуждают ее искать.