— Вот, — тяжело волоча ногами приходит Человек, а за ним тащится бесформенное Нечто. Человек бессильно падает в кресло, сжимается в уголочке. Нечто занимает почти все пространство.
— Неудобно, наверное, — предполагаю я.
— Да я уже вроде привык, — еле дыша шепчет Человек. Глаза его краснеют, но слез уже нет. — Больно только. Особенно по пятницам и когда идут дожди.
— Представляю... Давайте я немного подержу Ваше Нечто, а Вы устроитесь поудобнее.
— Да как же Вы его За меня подержите? Оно вон приросло. Я его и так, и эдак. Никуда не девается, только больше становится, — слёзные каналы выдавливают единственную слезинку.
— За Вас, конечно, никак. И хотела бы, не смогла. Я С вами. Рядышком. Заодно и посмотрю, что там за Нечто. Будем по кусочку отрезать — легче будет становиться.
— Правда? — в голосе дребезжит робкая надежда, словно бабочка из последних сил бьющаяся в стекло.
— Мы попробуем. Я теперь С вами. А вместе Мы команда. Больше не надо одному.
Шли дни, недели, месяцы. Нечто распадалось на отдельные части.
Вот детский велосипед, попавший в кочку и мамин крик: «Бестолочь. Только деньги на ветер!»
Вот начальник отчитал. И ладно бы в кабинете, а то при всех.
Вот ребенок-подросток громко хлопнул дверью, и пропа́сть разверзлась между от этого хлопка.
И много ещё всего наросло за годы на одну маленькую занозу, вон там под самым сердцем. «Ты плохой!» — больнюче колола она, и сердце не в силах было биться.
— На тебе на память, твою занозу в баночке. Хороший мой, Человек.
Я не маг и не волшебник. И даже если тыщу лет буду учиться, не стану им.
Нет у меня и зелья волшебного, чтобы пришел, заплатил и вышел налегке.
Я могу немногое. Побыть рядом. Подержать тяжёлую ношу. Кусочек за кусочком ее разобрать.
Но С Вами, не За Вас.
Человек не машина. Нельзя выйти из проблемы, загнать в сервис, отдать ключи и ждать звонка: «Все сделано. Забирайте». Было бы такое возможно, то человекосервисы давно бы вытеснили психотерапевтов, но мы есть.
И я есть. Давай свое Нечто, подержу С тобой.