О фильме Эльдара Рязанова «Старые клячи» (2000)
Если вы устали жить и страдать,
И вам хочется кого-то послать,
Сохраните свою гордость и стать
И за зря не надо мать поминать!
Эльдар Рязанов
У каждого из нас свое отношение к «лихим девяностым». Для кого-то это время надежд, для кого-то — время кошмаров и унижений. Несомненно одно: 90-е — время свободы, к которой мы не привыкли и не сумели правильно распорядиться. Свободы в русском понимании этого слова, в которой больше вседозволенности, практически ничем не регулируемой.
На наше кино тоже обрушилась свобода. Свобода от реперткомов, обернувшаяся в несвободу от рынка. Государство перестало опекать родной кинематограф, и кинематограф был вынужден самостоятельно искать деньги и учиться их окупать. Что делать с такой свободой, каждый понимал по-своему. Кино, как наиболее массовое из искусств, пыталось как-то осмыслить тектонические сдвиги, происходившие в государстве и головах граждан, в их повседневной жизни и хоть как-то отрефлексировать их.
Эльдар Рязанов снял несколько фильмов, исполненных тяжелого чувства страха и неприкаянности перед происходящим, и только на исходе 90-х, в «Старых клячах» нащупал верное ощущение происходящего. Вернее, верное отношение к тому, что происходило с нами и было неизбежно.
Фильм снят интеллигенцией для интеллигенции. Интеллигенции, невписавшейся в новые реалии. Для тех, кто в советском прошлом имел все: работу, достаток, уважение, а иногда и ученую степень, а в 90-е превратился в продавцов или обслугу так называемых «новых русских».
В фильме обыграны типичные «братки», с криминальным прошлым и настоящим, чьи деньги правят бал во всех сферах жизни — от рынка труда до юридической практики.
Старые клячи — наоборот, все потеряли, и их былое благополучие и известный социальный статус попросту обнулился. Да еще молодость прошла… И вот, они апатично идут ко дну, машинально зарабатывая на кусок хлеба.
Но вот однажды происходит нечто такое, что заставляет их встряхнуться и начать противостояние. Они объявляют войну проклятому миру новых русских, всемогущему рынку, вселенской несправедливости и собственной старости. Бросают вызов наглости и безнаказанности. Начинают бороться. Начинают жить.
Конечно, зритель понимает, что перед ним — сказка, веселая и отчаянная. Понимает, что в жизни этого нет и никогда не будет. Но дух противостояния и бесшабашного авантюризма принимает безоговорочно. Безоговорочно принимает легкость экранной игры, наполняясь ею, ненадолго превращаясь в ребенка. В ребенка, которому веселая добрая сказка помогает преодолеть страх и неуверенность, а главное — тотальную беспомощность перед большим взрослым миром, не воспринимающим его всерьез.
Тем самым далеким и непонятным миром, где у тебя, такого маленького и несовременного, никогда не будет таких денег и таких прав, как у больших. Зато есть энергия возмущения, термоядерная вера оскорбленного самолюбия в то, что он в силах все изменить. Победить зло и вернуть то, что по праву принадлежит ему.
И фантастическая вера в себя творит чудеса. Клячи превращаются в эффектных импозантных дам, у ног которых весь современный мир, от злодеев до благородных рыцарей. Сказка набирает обороты, смех разрушает страх. Как гласит старинная английская пословица, «кто смеется — тот спасен».
Помню, как в 2000-м году коллега делилась впечатлениями от премьеры фильма в Доме кино: «Мы все выли от восторга! Каждые пять минут зал взрывался аплодисментами!»
Но не стоит воспринимать фильм как легкую комедию освобождения и психологической разгрузки. В нем много горя и правды, которая сегодня — нож в сердце. Чего стоит романс в исполнении Людмилы Гурченко. со всей проникновенностью большой актрисы поющей негромко, но до боли искренно:
Не к добру так ветер завывает,
Мой сынок давно не пишет мне.
Он далёко - дальше не бывает,
Дальше не бывает - на войне.
Помню, как сам Рязанов благодарил актрис, согласившихся сыграть в его картине. Кое-кто не решился предстать перед зрителями в неприглядном виде старости, но тем, кто согласился — огромный респект. Как актрисам и как женщинам.
«Старые клячи» - фильм освобождения. Фильм принятия себя, своей страны, своей судьбы и своего возраста. Своего понимания жизни и своего места в ней. Искусство духа свободы, позволяющей быть выше обстоятельств. И — пусть в шутку, в игре, на экране — побеждать их. Побеждать себя.
Сегодня мы довольно снисходительно относимся к 90-м. Мы уже забыли тот воздух свободы, который был для нас естественной средой обитания. Мы помним только вседозволенность и клеймим за нее время, которое мы упустили. Время, где все прошлое изживалось с трудом, а новое воспринималось в штыки и ассоциировалось с чуждым и ненужным. Время дискуссий, время сомнений, время поисков. Время, когда люди делились на две категории: тех, кто считал, что «человек выше сытости» (М. Горький) и тех, кто считал сытость выше человека.
Время, когда можно было во всеуслышание говорить правду и ничего не бояться. Время, когда мы могли научиться управлять своей свободой, но так ей и не воспользовались.
