ПРОЛОГ.
Здравствуйте, уважаемые читатели!
Вчера у меня появилось острое желание разобраться с природой одного предательства.
Материал на эту тему уже был опубликован, но решил копнуть глубже. Попытаться понять, что двигало одним политическим лидером в тот момент, когда он решился разрушить то, что связывало его государство с Россией. Вынул из запасников памяти свои знания психологии, попытался выстроить модель поведения героя статьи до факта измены и в момент принятия им такого неоднозначного решения.
В процессе написания неожиданно понял, что материал начинает принимать не свойственную мне художественную окраску. Решил: а почему бы и не попробовать? В конце концов Интернет хранит в своей памяти немало провальных литературных экспериментов. Удалить сей опус никогда не поздно.
Мне показалась эта мысль интересной. Поэтому выношу на ваш суд этот неоднозначный опыт подачи своих размышлений на заявленную тему.
Ну что? Поехали…
ЧЕЛОВЕК СИДЕЛ У ТЕЛЕФОНА…
Правильнее сказать у нескольких телефонов…
Ещё справедливее заметить, что он сидел не просто так: он руководил страной. Пусть не самой большой, пусть не самой богатой, но СТРАНОЙ.
Было непривычно тихо: не докучали своей бестолковой беготнёй секретари и секретарши, не разрывались беспокойными трелями телефоны, не напрашивались на аудиенцию навязчивые министры.
Со стен на Человека смотрели десятки картин взывая к восхищению и размышлению о вечном. Но человеку было глубоко наплевать на их, так называемую, «художественную ценность»: они не пахли для него старой краской, он не замечал искусных мазков на холсте, они не соотносились в его голове с историей народа.
Они пахли ДЕНЬГАМИ, а это слово кружили голову гораздо сильнее, чем кем-то выдуманное «погружение в культуру».
Он очень долго шёл к своему посту, к этому кабинету, к мебели премиум класса, к художественным полотнам… Хотя зачем лукавить в общении с самим собой «тет-а-тет», размениваясь на детали?
ОН ДОЛГО ШЁЛ К ВЛАСТИ. К этому пьянящему чувству, когда можно делать всё, что хочешь, получать то, что желаешь, смеяться, куражиться над стадом, которое полит корректно приходится называть «народом», которое можно посылать на смерть или наоборот заставлять жить так, что хочется умереть.
Отец, точно бы не одобрил его нынешних взглядов. Ну и чего он добился со своей дремучей моралью? Учитель физкультуры? Не густо, Не взлетел, не раскрылся, не заработал. Нет, у его сына другой путь. И достигнутый результат – подтверждение правоты.
А старик… Ну что же, он так и ушёл в другой мир убеждённый в своей идиотской правоте. Сын не собирался повторять его судьбу.
Народ… Кто придумал произносить это слово с придыханием и влажными глазами? Когда-то, в своей прошлой жизни, человек был репортёром. И он видел этот «народ». Видел, как легко заставить это быдло или плакать, или прыгать от восторга, или замирать в ужасе у экрана телевизора, или проклинать вчерашних кумиров.
Народ – это аудитория, это электорат, это инструмент для получения популярности и роста рейтингов.
Это тупая биомасса, которую хлыстом и пряником можно заставить делать то, что тебе интересно, что возжелалось. Её за неделю можно убедить построить баррикады и с пеной у рта бросаться на власть. А потом, по прошествии ещё одной недели, убедить разобрать построенные ею же баррикады и носить на руках тех, кого ещё вчера они были готовы растерзать.
И никто не сможет убедить его в обратном. Всё зависит от масштаба лжи и размера денежных вливаний. Вон что сумел сделать со своим народом другой хозяин в жёлто-голубой стране! Вот это – уровень, вот это – шоу! Во истину, журналист позавидовал актёру!
У него пока так не получилось. Пока… Но уже удалось нащупать струны души человеческого стада, уже начинает складываться нужная мелодия, уже начали прислушиваться к ней самые послушные бараны, уже начала отара своё движение в сторону скотобойни.
А уже там будет селекция: кого под нож, кого стричь, кого оставить на племя.
Осталось дело за малым – найти деньги и послушных исполнителей для которых понятие морали и национальных интересов – пустой звук.
И прекрасно, просто замечательно, что у него под рукой хватает таких выродков!
Нет, человек не вкладывал в слово «выродки» никакого отрицательного смысла, наоборот, они ими гордился, и безмерно любил, как Квентин Тарантино гордился названием своего фильма «Бесславные ублюдки» и полюбил его героев.
Их существование в этом мире оправдывало его целиком и полностью. Когда ты такой один – ты позор нации, когда вас много – это тенденция, это коллектив, это общественная позиция.
Он их нашёл, взрастил, воспитал, приподнял и приблизил, чтобы не быть одиноким. Работать с ними легко и приятно.
«Почему?» - воскликнет какая-нибудь наивная душа. А потому, что он их понимает, потому что сам был на их месте, потому что и его тоже в своё время кое-кто тянул из унылого журналистского болота, разглядев потенциал.
Как бесконечно дорого стоят эти взгляды «шестёрок»: полные раболепия и скрытой ненависти, презрения и алчности, готовности лизать его люксовые туфли и ударить в спину кинжалом между четвёртым и пятым ребрами. Как это знакомо, как понятно и как это будоражит.
Схватить за горло и пригнуть к земле подобного тебе, сломать его волю и гордость, поставить в позу покорности и подчинения, чувствовать, как на зубах испуганной птахой бьётся артерия с его горячей кровью! Одно движение челюсти по умыслу или просто по капризу, и он обречён. Хрипит в луже собственной крови и скребёт землю лапами в затихающей агонии.
А его коллеги трусливо поджав хвосты забились в кусты и наблюдают за агонией товарища, делая выводы и благодаря судьбу, что не оказались на его месте. Страх, ненависть и покорность стаи окутывают тебя практически осязаемым туманом, а ты, нарочито медленно, наслаждаясь каждой секундой триумфа поднимаешься на Скалу власти. В это мгновение весь мир это – ты, а ты – весь мир!
От этих мыслей сердце забилось сильнее, дыхание участилось, мышцы раздулись и адреналин хлынул по венам. Его страна славилась коньяками, но эти ощущения были гораздо круче перебродившего винограда. Это пьянило и одновременно придавало уму ясность, это окатывало тёплыми волнами умиротворения и одновременно делало злым и собранным, готовым порвать любого посягнувшего на его господство.
Премьер (а именно так официально звучала его должность) откинулся в кресле и с наслаждением втягивал в себя этот не сравнимый ни с чем запах могущества.
И тут, в который раз, где-то вдалеке, тихо, медленно, но неумолимо стала нарастать какая-то пока ещё невнятная волна беспокойства. Она подкрадывалась к человеку почти ежедневно и отравляла его благополучную жизнь.
Само существо Премьера противилось этой волне: отчаянно пищал разум не желая выходить их состояния блаженства, практически на физическом уровне он чувствовал эту липкую и тягучую смесь страха и неуверенности. Она мягким клубком сворачивалась сначала где-то в районе живота, а потом начинала расти, поднималась к груди и вдруг… переставала быть мягкой. Как будто горький ментол заставлял неметь сердце, лёгкие. Потом этот холод прожигал его насквозь и заставлял зябко сводить лопатки. А уже там холод превращался в жар и огненным кулаком бил в голову.
Так жёстко и болезненно возвращала его из сладкого мира грёз проклятая реальность.
Его страна была слишком мала, чтобы влиять хотя бы на что-то. Экономика напоминала старика на искусственной вентиляции лёгких. Немногочисленное население в большинстве своём разбрелось по миру.
Оставшемуся народу всё труднее было продавать нищету как самобытность, бедность как рачительность.
Немногочисленная армия ржавела. Солдаты могли красивыми голосами часами произносить звонкие тосты и самозабвенно двигаться в ритме Кочари. С боевой подготовкой и современным оружием всё было с точностью наоборот.
На Востоке агрессивный сосед, заручившись дружбой Султана, вернул себе то, что когда-то принадлежало его стране.
По правде говоря, это его страна лет тридцать назад откусила эту землю у соседа и за эти годы привыкла считать её своей. Возвращать украденное – не хотелось, но удержать уходящий из рук трофей было нечем.
Даже могучий северный владыка, глава военного союза, в который входила и его страна, отказал в военной помощи, прямо заявив о том, что эта земля ему не принадлежит и по совести должна быть возвращена соседу.
Чёртов чистоплюй! Да какая разница кому она принадлежала! Сам то наверняка не на пацифизме построил огромную империю?!
Кому нужна эта справедливость?! Это - моё, только моё и хватит разводить демагогию! И раз мы в союзе с тобой, Влад, будь так добр: откинь в сторону эту дурь под названием справедливость и международное право! Ты должен, нет – ты обязан потакать желаниям партнёра, хотя бы потому, что ты – сильный и можешь побаловать своего младшего брата! Мораль, право, справедливость – слова из лексикона слабого!
Нет, не вмешался, не помог… Разве что, в последний момент спас его армию от полного разгрома, разнял страны, вклинив между ними своих миротворцев. Но как это бесконечно мало, как хотелось, заручившись поддержкой большого и могучего, через губу вести разговоры со всеми соседями!
Посмотри на заокеанского Хозяина! Вот это – мощь! И плевать он хотел на всякие там постановления и резолюции! Он сила, а значит он - всегда прав!
Как легко и непринуждённо Хозяин ставит раком всех, кто против него! Как изящно он нагнул Европу и заставил платить ему дань, воевать с северянами и азартно подтявкивать Гегемону!
Хозяин…
Человек произносил это слово с придыханием даже про себя, неудержимо хотелось встать и упереться преданным взглядом в даль, туда где за океаном в белых чертогах правил Господин.
Хозяин олицетворял для человека всё чем он дорожил: деньги, власть и сила. В понимании Премьера он был той огромной тучей, из которой на избранных лился дождь благоденствия.
Но Хозяин за своё расположение требовал немалую плату: безграничную преданность, граничащую с фанатизмом. В обмен на покровительство он мог заставить любого из своих слуг предать, унизиться, отречься, с радостной улыбкой и криком «Слава Цезарю!» шагнуть в пропасть.
Человек всё это понимал и принимал. Ибо сам был таким. Просто в его случае желаемое сильно расходилось с возможностями.
Когда-то, в начале его восхождения на Олимп своей страны, он впервые столкнулся с эмиссарами Хозяина. Какие-то серые фигуры вдруг стали появляться то тут, то там в его жизни. Сначала они были чем-то абстрактным и невнятным, как зыбкая тень, как старое пятно на выцветших обоях.
Со временем их фигуры приобретали всё более внятные очертания. И в процессе их постепенной материализации из приведений в реальных людей, как будто бы из ниоткуда начали появляться деньги, а вчерашние противники сменили гнев на милость.
Человек в то время, в силу молодости и свойственной ей жадности не задавался философским вопросом: какова будет плата за эти подарки и знаки внимания. Из-за уверенности в своих силах и острого самолюбия ему казалось, что именно благодаря его уникальным качествам Лидера, он удостоился внимания и заботы со стороны эмиссаров Господина.
Но однажды они пришли и попросили об услуге. Попросили так, что он отчётливо осознал, что чувствует рыба, попав в сеть, когда каждое её последующее движение лишь затягивает ячею на жабрах.
Все деньги человека, ради которых он рисковал, врал, унижался, продавал и предавал старых друзей, товарищей - оказались в руках Хозяина. Попытавшись приумножить свой капитал, он передал все свои сбережения в руки западных ростовщиков. Погоня за высокими процентами привела к тому, что теперь накопления человека были как бы и его, и как бы уже ему не принадлежали. Господин всегда знал, чьё и сколько находится в любой из ячеек его банка.
Отказаться от своих денег человек не мог. Он физически не был способен махнуть рукой на сбережения со словами «Как пришло, так и ушло!». В этом плане Премьер абсолютно не мог понять Президента северной страны, который в похожей ситуации просто отказался от шестисот миллиардов в западных банках, которые Хозяин попытался у него отобрать. Отказался, горько вздохнул, сделал выводы и продолжил своё дело.
Нет, Премьер был не такой. Он был готов как рак, вцепившись в свою добычу не отпускать её, даже если его уже вытащили на берег.
Человек, кроме того, знал, что достаточно Хозяину шевельнуть пальцем, и его соратники, те, кто ещё вчера безропотно выполнял волю Премьера, в едином порыве бросятся на своего бывшего господина. И только предсмертный визг того, кто недавно помыкал ими унесётся к небесам.
Однако Господин в последнее время сильно сдал. Влад, набравшись какой-то безрассудной смелости, бросил ему вызов и, вот ужас, теснит Хозяина по всем фронтам. Мало того, оказалось, что в мире очень много тех, кто вместе с Президентом северной страны готов восстать против Гегемона, перед которым ещё вчера гнул спину.
Мир человека на глазах рушился. Многие, казалось вечные, правила переставали работать. А Хозяин, пропуская удар за ударом пятился, отмахивался в слепую и бросал в схватку с Владом всё новых и новых своих слуг. Они приползали обратно к его ногам, избитые и обессиленные, жалобно жались к ногам с мольбой заглядывая в глаза.
Но Хозяин почему-то перестал их жалеть. Наоборот, с каким-то садистским удовольствием, начал отбирать у них последние крохи, питавшие жизнь и с улыбкой безумного старика, наблюдать за их агонией.
Некоторые из бывших слуг, заключив договор с Владом, осмелились, на пусть и не открытый, но бунт. Мадьяр, Султан, из бывших преданных вассалов, вдруг (кто бы мог подумать!) посмели озвучить свою точку зрения на власть Господина, перестали безропотно исполнять волю Хозяина.
Как завидовал им человек! Как ему хотелось подобно Султану, освободиться от вечного, всепоглощающего страха перед старым Хозяином и броситься на поиски нового. Того, кто не стал бы попрекать куском, взял под своё крыло, обогрел и накормил! Того, который не бросил бы его в мясорубку войны и потом не наблюдал пустыми глазами за его неизбежной гибелью.
Было страшно, очень страшно. Деньги и власть держали его в повиновении заокеанскому Властителю, но это повиновение безальтернативно вело к смерти.
Самостоятельности Премьер не хотел. Это было слишком хлопотно, опасно и не по его уму. Гораздо проще было, принеся клятву сюзерену, взвалить на него все свои проблемы и спокойно властвовать в стране. Ни за что не отвечать, ни за что не переживать. Идеально.
Новый Хозяин был очевиден. Влад не раз намекал человеку, что ему было бы лучше хранить сбережения на подконтрольной северной стране территории.
Но тогда Премьер был ослеплён величием Запада. Его, казалось, безграничной силой и сверх прибылями, сулившими и ему тоже доход от вложений.
Наверное, дополнительной силой, побудившей его, тогда не прислушался к совету Влада была чёрная зависть и слепая ненависть к северному Президенту. За его силу, за его смелость, за эту давно уже забытую цивилизованными людьми справедливость и милосердие. За всё то, чему его когда-то учили отец и мать и чьи советы он постарался вычеркнуть из памяти, записав их в ряды глупцов и неудачников.
Теперь поздно. Слишком поздно.
Уже нет смысла жалеть об утраченной возможности переметнуться. Тогда его страшила мысль, что Влад не успеет прийти ему на помощь в момент смены Хозяина.
Теперь же его преследовал липкий ужас от осознания безысходности. Подобно осуждённому на казнь, он со своей страной стоял в ряду таких же несчастных на эшафоте и ждал, когда дойдёт очередь до него.
Ждал. Под звуки ударов топора, рассекающих плоть ещё вчерашних партнёров, пустым взглядом наблюдая как готовят к четвертованию бывшего комика, как висит на дыбе истерзанный Казах, как всё медленнее бьются обескровленные прибалтийские сёстры…
Страшная картина прервалась. Но облегчения не последовало, совсем наоборот.
РАЗДАЛСЯ ЗВОНОК.
Человек вздрогнул всем телом. На миг ему показалось, что внутри его что-то оборвалось и упало на дно желудка.
Похолодевшими пальцами, осторожно, как ядовитую змею, он приподнял трубку. На некоторое время, не дыша задержал её у аппарата, надеясь на то, что звонок ему просто почудился, и сейчас он услышит спасительный длинный гудок.
Но гудка не было. Из трубки доносился сначала недоумевающий, а потом злой голос человека, на английском языке требовавший абонента на разговор.
Рука не хотели сгибаться и подносить трубку к уху. Но закоренелый страх перед Хозяином помог ему совладать со своими суставами и переместить аппарат к голове.
Сил ответить не было. Из горла раздался какой-то хрип, имевший мало общего с голосом. Но на том конце провода каким-то образом поняли, что он на связи и начали говорить.
Диалогом это назвать было нельзя. Это был монолог Повелителя в адрес слуги, безальтернативно назначенного пойти в бой против Влада.
И говорившему и внимавшему ему человеку было очевидно, что то, что предстоит – не бой, это закланье, жертвоприношение, которое ничего не изменит. Вмешаться в грядущее могло только чудо. На него надеялся Господин, в него на другом конце провода абсолютно не верил человек.
Монолог прервался неожиданно. Хозяин даже не стал ждать ответа Премьера, его согласия или робкого возражения. Воля Великого, которая не подлежит обсуждению! Это был приказ, кодовая фраза для запрограммированного спящего агента на пробуждения.
В мёртвой тишине кабинета, как набат, звучали короткие гудки прерванной связи. Или человеку, чувства которого в этот момент были обострены до предела, так казалось?
Также медленно и осторожно, как и брал трубку, Премьер положил её на рычаги аппарата. ВСЁ чего он так боялся последние полтора года - произошло. Просто и страшно в своей обыденности. НАЗНАЧЕН.
От чего-то стало легче: страх, преследовавший всё это время отступил, а его место заняла пустота и отрешённость.
Премьер сидел в своём роскошном кресле и бессмысленно смотрел на картину какого-то художника. Цвета сливались в одно грязное пятно, которое пульсировало в такт ударам его сердца. Эмоции умерли, в мозгу разорвались все нейронные связи, и человек оцепенел.
Он был достаточно молод. Он жил, дышал, ощущал матовую прохладу стола из ливанского кедра, но он был мёртв. Уже мёртв. В реке времени, по которой он плыл, уже отчётливо был виден тот водоворот, который поглотит его навсегда.
Он ещё был человек, но уже стал мясом…
МЕРТВЕЦ СИДЕЛ У ТЕЛЕФОНА....
ЭПИЛОГ.
Уважаемые читатели, не судите меня строго за сей литературный опыт. Просто решил попробовать. А вдруг вам понравится такое изложение?
С уважением. Автор.
