Глава II. За месяц до этого
Король Франции Людовик XIV вспомнил о двух узниках Бастилии, помещённых под надзор верного де Сен-Мара.
Первым узником, значащимся под именем Марчиали, был лейтенант гвардейцев д’Эльсорте. Он выполнял приказ Кольбера, пытаясь убить д’Артаньяна и сопровождаемого им узника, то есть самого Людовика. Имея на руках, приказ заключить в крепость острова Сен-Маргерит сопровождаемого узника, д’Артаньян не решился его выполнить, и решил на свой страх и риск заключить туда своего врага д’Эльсорте. Самого же Людовика он оставил в аббатстве, заверив его, что полученные в одном из нападений отметины на лбу навсегда закрыли возможность возвращения на трон. Однако отметины скоро сошли, поскольку были не такими глубокими, как казалось. Щепетильность д’Артаньяна позволила Людовику впоследствии бежать и вернуть себе французский трон, поэтому Людовик никак не мог осуждать д’Артаньяна за его решение. Однако, он понимал, что д’Эльсорте, по сути, явился жертвой обстоятельств, ведь он всего лишь выполнял приказ Кольбера, ничего не подозревая о том, кто является узником, которого сопровождал капитан королевских мушкетёров. Король ничего не знал о подлости д’Эльсорте, который, дав слово дворянина не поднимать оружия против капитана и его спутников, едва лишь получил оружие обратно, поспешил использовать его против своего освободителя. Некоторое время после возвращения на трон Короля занимала мысль о том, что Кольбер, полагал, что таинственный узник, значащийся под именем Марчиали, имеет какое-то государственное значение. Короля веселила мысль, что у него есть способ водить за нос своего почти всесильного министра. Однако, со временем, ему стало казаться, что содержать в Бастилии человека лишь за то, что он выполнял приказ, это излишняя жестокость, а, кроме того, содержать ничтожного лейтенанта за счет казны так, как положено содержать лишь Принца крови, это излишняя расточительность. Первое соображение было не столь существенным для такого человека как Людовик, а оба эти соображения совместно давали и причину, и повод для проявления снисходительности. Кроме того, в Бастилии содержался и новый узник под именем Эсташ Доже. Король, придумавший это имя, полагал, что под этим именем содержится его родной брат-близнец Филипп, однако, д’Артаньян и на этот раз проявил такую же снисходительность по тем же причинам, поэтому вместо принца в Бастилию был помещён некто Жак Лонг-Коту, то есть Жак Длинный Нож. Этого разбойника, насильника и убийцу Атос и Портос захватили вблизи моста Пон-Нёф, чем спасли двух юных девиц от ограбления, от смерти и даже, вероятно, от насилия, что, разумеется, было бы для этих девиц ещё большей бедой. Правда, наши друзья не поинтересовались, что делали в тёмную ночь в таком зловещем месте эти две девицы, вследствие чего Портос даже на секунду усомнился в их порядочности, однако, небольшое расследование, предпринятое осведомителями Арамиса, убедило друзей, что содержание в Бастилии для такого негодяя, как Жак Лонг-Коту, было весьма слабым наказанием за то, что он заслужил своими преступлениями. Как мы уже сказали, Король ничего не знал об этом, поэтому был убеждён, что в Бастилию под именем Эсташ Доже помещён именно Филипп.
Первые полгода Людовик был занят только укреплением государства и собственного положения в нём, поскольку несколько месяцев, проведённых им в аббатстве, убедили его, что ничто не вечно в этом неспокойном мире, и что даже Король Франции может в один далеко не прекрасный день лишиться своего трона и всего, абсолютно всего. Следующие полгода Людовик посвящал все свои усилия исключительно укреплением военного могущества Франции и его финансовой системы с помощью всё того же Кольбера. Ещё год Король был занят войной.
По прошествии двух лет Людовик вспомнил о двух узниках и задумался. Оба они содержались в Бастилии, поскольку де Сен-Мар, переведённый из должности коменданта острова Сен-Маргерит на должность коменданта Бастилии, забрал с собой в Бастилию и обоих узников, известных ему как Марчиали, которым был д’Эльсорте и как Эсташ Доже, которым был Жак Лонг-Коту.
По прошествии этих двух лет раздражать Кольбера и вставлять ему мелкие шпильки уже не казалось Людовику ни забавным, ни приятным: Кольбер проявил себя как верный слуга государства и Короля. Не было никакого смысла и дальше содержать д’Эльсорте в Бастилии. Но прежде, чем его выпустить, следовало бы убедиться, что он не знает ничего такого, что могло бы нарушить спокойствие Людовика. Он мог случайно узнать какие-то сведения, которые бы могли послужить нитями к великой тайне Короля, о которой никто не должен был знать. Проще всего было бы, если бы д’Эльсорте тихо умер в Бастилии, но предшествующие приказы повелевали де Сен-Мару тщательно оберегать здоровье узника и заботиться о нём как о Принце, поэтому, как минимум, эти распоряжения следовало бы скорректировать. Людовик, между тем, понимал, что всякая коррекция таких приказов может послужить Кольберу путеводной нитью для разгадывания великой тайны, поскольку узников ни с того ни с сего не переводят с королевского содержания на нищенское. Другой вариант состоял в том, чтобы освободить д’Эльсорте и поручить ему какое-нибудь сложное задание, которое привело бы к его гибели. Освобождение узника могло бы означать лишь то, что, отсидев положенный срок, данный узник искупил свою вину. В этом варианте Людовик видел и ещё одну положительную сторону. Д’Эльсорте мог бы стать «ловушкой для дураков», живой приманкой, Пьером-Простаком. Кольбер, несомненно, приставил бы за освобождённым Марчиали своих лучших шпионов, что давало возможность Людовику, со своей стороны, приставив более опытных соглядатаев, выявить этих шпионов. Как бы глубоко не доверял Людовик Кольберу, он хотел бы держать его на коротком поводке, поэтому узнать шпионов Кольбера Людовику очень хотелось. Как говорится, «скажи мне, кто друзья твоих друзей, и я скажу тебе, кто твои враги». Этой поговорке юного Людовика научил Мазарини, который узнал её от Ришельё.
Ко всему прочему, Людовику было интересно посетить Филиппа, узнать, как он поживает, сохранил ли он своё удивительное сходство с ним, Людовиком, каково его настроение, не строит ли он планы на побег на волю или, того хуже, на побег с целью нового захвата трона.
«Почему все так расхваливают ум и прозорливость кардинала Ришельё? — думал Людовик с раздражением. — Если бы он был капельку мудрее, он не оставил бы мне этой проблемы! Филипп должен был умереть ещё в младенчестве! Неужели я, Король Франции, должен решать эту проблему, столь неоднозначную с этической точки зрения? Почему всегда все всё сваливают на мои плечи? Я не хочу брать на себя грех Каина! Неужели придётся? Неужели во всей Франции не найдётся человека, который бы взял этот грех на себя? Я не должен об этом думать! Я не должен этого хотеть! Это должно произойти само собой, помимо моего желания! Потому что я этого не хочу, я не только добрый Король, я ещё и добрый брат. Да, именно так! Он должен умереть не от моего желания».
Всё же Король помнил, что повидаться с д’Эльсорте, значившимся под именем Марчиали, и тем более выпустить его на свободу можно было, в соответствии с более ранним приказом, только по личному распоряжению Короля. Это же самое касалось Эсташа Доже, то есть Филиппа. Это, казалось бы, защищало его от побега Филиппа. Поездка в Бастилию к Филиппу казалась, тем не менее, Людовику крайне опасной. Он рисковал остаться в ней вследствие мелкого предательства или крупного заговора, тогда как Филипп в этом случае мог бы весьма успешно быть извлеченным из Бастилии и вернуться на трон Франции вместо Людовика.
«Ах, если бы ещё был жив д’Артаньян, я знал бы, с кем мне следовало бы поехать в Бастилию для этого дела! — подумал Людовик. — Только ему я мог безраздельно доверять в этом деле!.. Доверять? А почему, собственно, я должен был ему доверять? Правда, он скрыл великую тайну Короля, и нет ни единой души, которая могла бы похвастать тем, что узнала эту тайну от него! Но, с другой стороны, именно он осуществил подмену, подлое предательство, второе похищение! В его пользу говорит то, что он поместил меня не в крепость острова Сен-Маргерит, а в аббатство, но ведь это – ещё один пример непослушания! В последний раз, когда от поступков этого человека зависела моя судьба, он вновь выбрал меня, и сам решил арестовать Филиппа. Это, безусловно, говорит в его пользу! Был ли у него выбор? Разумеется, был. Было ли ему выгоднее устранить меня, а не Филиппа? Разумеется, так! Он мог опасаться мести с моей стороны, и мог рассчитывать на благодарность Филиппа! Неужели Филипп был попросту настолько глуп, что не отблагодарил д’Артаньяна так, как это следовало бы, и лишь поэтому д’Артаньян предпочёл мою месть благодарности Филиппа? Невозможно! Почему же эти двое выбрали меня? Ведь этот выбор – навсегда! Или нет? Или я ошибся? Но уж нет, де Сен-Мар ни за что не выпустит Филиппа из Бастилии! Де Сен-Мар знает свой долг! И если бы д’Артаньян упрятал меня в крепость острова Сен-Маргерит под надзор де Сен-Мара, я бы до сих пор там оставался! Но он этого не сделал. Дьявол меня разбери! Я – глупец! Ведь то, что д’Артаньян сделал один раз, он может сделать и второй раз! Он мог поместить в Бастилию кого-то другого, точно так же, как он поместил туда глупца д’Эльсорте! Почему же мне только сейчас пришло это в голову? Да потому что я был слишком рад своей победе, шансов на которую у меня почти не было! Потому что меня волновало моё положение на троне Франции, а не положение Филиппа в Бастилии! Глупец! Допустить такую ошибку! А что если Филипп также помещён в какое-нибудь аббатство, или в какой-то монастырь, которых во Франции тысячи? Что если он только и ждёт моей ошибки? Филипп – это туз в рукаве этого карточного шулера д’Артаньяна! Он в любой момент может заменить меня на него! Впрочем, он мёртв. А мёртв ли он? Ведь я не видел его труп!? На войне, говорят, трупы бывают так сильно изуродованы, что нет никакой возможности их опознать! Я должен был немедленно расследовать обстоятельства гибели д’Артаньяна! И я должен был лично проследить за тем, что в Бастилию помещён именно Филипп. Почему я этого не сделал? Я знаю, почему! Я боялся, что по дороге в Бастилию д’Артаньян и д’Эрбле передумают, и поместят туда меня, а не Филиппа! Я боялся ловушки! Все эти два года я постоянно боюсь ловушки. Д’Артаньян мёртв, а я по-прежнему его боюсь! Д’Эрбле теперь мой союзник, посол Испании, а я боюсь и его! Впрочем, с Испанией всё расстроилось несмотря на то, что моя супруга – испанская принцесса. Не д’Эрбле ли это подстроил?»
Людовик покрылся холодным потом. Он впервые за эти два года прислушался к своим ощущениям и понял со всей отчётливостью, что страх ни на секунду не оставлял его, в любой момент он ожидал появления брата, покушения, каждую ночь, засыпая, он опасался проснуться в тюрьме, каждое утро, просыпаясь, он радовался тому, что проснулся в своей постели, и никогда не отдавал себе в этом отчёта. Теперь же он осознал, что пока жив д’Эрбле, пока он не удостоверился, что д’Артаньян, действительно, погиб, и, самое главное, пока жив Филипп, ему не будет никогда покоя. Великая тайна Короля ничего не стоила, если не было Филиппа, поэтому самой большой заботой тех, кто её знал был Филипп. И самой большой проблемой Короля был он же, Филипп. Но он, Людовик, не должен посещать Бастилию с Кольбером, потому что нельзя было допустить, чтобы такой могущественный человек, как Кольбер, овладел такой страшной тайной! Следовало придать этой поездке видимость несущественной инспекции, и следовало поступить так, чтобы Кольбер никогда не узнал об этой поездке. Даже если Кольбера можно было куда-то отослать, это не означало бы, что шпионы Кольбера не будут следить за всеми перемещениями Короля. Поэтому для начала следовало выпустить на свободу д’Эльсорте, приставив за ним тех соглядатаев, которые смогли бы вычислить шпионов Кольбера. Затем, этих шпионов следовало бы изолировать, и лишь на третьем этапе можно было самому отправиться в Бастилию для того, чтобы убедиться, что под именем Эташа Доже в Бастилию заключен именно Филипп. После этого можно было бы спокойно подумать о его судьбе, подумать, как можно было бы помочь Проведению поскорее завершить век Филиппа, то есть всего лишь подсказать каким-то помощникам воли Господней, что Филипп уже достаточно пожил на этом свете.
«Правда, выпустить д’Эльсорте небезопасно, в том случае, если он что-то знает! — думал Филипп. — Не худо было бы вначале поговорить с ним. Но ехать в Бастилию самому добровольно, зная, что где-то существует Филипп, и не имея полной гарантии в том, что Филипп находится именно в Бастилии, было бы неосмотрительно!».
Людовик позвонил в колокольчик, после чего в его кабинет с почтительным поклоном вошёл секретарь.
— Юбер, пригласи ко мне герцога д’Эпернона, — сказал Король. — На двенадцать часов дня. А на двенадцать тридцать – шевалье де Лоррена. А на час дня – капитана королевских мушкетёров господина д’Арленкура.
Глава III. Три поручения
Когда д’Эпернон вошёл к Людовику с поклоном, после всех формальностей Король сказал:
— Послушайте, герцог! Помнится, вы отправлялись на остров Сен-Маргерит для того, чтобы доставить в Париж узника Марчиали.
— Я, Ваше Величество, не припоминаю такого эпизода, однако же, не смею отрицать, — сказал озадаченный герцог, боясь сказать лишнее, поскольку, как он знал, Король не был посвящён в эту его миссию, порученную ему Кольбером.
— Бессмысленно отпираться, герцог, — возразил Король. — Я знаю, что Кольбер направил вас с этой миссией, не посоветовавшись со мной, в этом причина вашей неудачи. Вы сделали всё правильно, и я на вас не сержусь, впрочем, и на Кольбера также. Надеюсь лишь, что подобный казус научит его не проявлять излишнюю инициативу в тех вопросах, которые ему не поручены. Итак, господин де Сен-Мар не выдал вам узника Марчиали по той причине, что у вас не было личного приказа, подписанного мной для того, чтобы вы могли его получить. Так вот, на этот раз ваша миссия будет намного проще, и она будет успешной, поздравляю вас заранее. Вам не придётся ехать так далеко и вам не придётся возвращаться ни с чем. Узник Марчиали находится по-прежнему под присмотром господина де Сен-Мара, но они оба находятся в Бастилии, что намного ближе. У вас не было письма, подписанного мной, на этот раз оно у вас будет. Вот оно. Поезжайте завтра и привезите мне этого узника к часу дня. К тому же это позволит вам взят реванш перед де Сен-Маром.
С этими словами Король вручил герцогу письмо следующего содержания:
«Приказ Короля.
Господину де Сен-Мару выдать герцогу д’Эпернону под его полную ответственность заключенного Марчиали.
Герцогу д’Эпернону надлежит доставить его в Лувр для допроса к Королю.
Настоящий приказ остаётся у господина де Сен-Мара в качестве оправдательного документа о передаче узника. Записей в журнале заключенных не делать.
После допроса узник будет возвращён в Бастилию в обмен на настоящий приказ и помещён в прежнее место на прежних условиях.
Подписано: Король Франции Людовик XIV».
— И вот ещё что, герцог, — добавил Король. — Для охраны кареты не берите гвардейцев. Я хочу, чтобы карету охраняли мои мушкетёры. Возьмёте для этой цели восемь мушкетёров у д’Арленкура, не посвящая его в задачу, для которой они будут взяты. Просто попросите самых верных и храбрых служак. Сошлитесь на мой приказ. Я дам вам записку. Я так хочу.
Король вручил герцогу записку, в которой значилось:
«Д’Арленкуру. Дать восемь мушкетёров герцогу д’Эпернону на сутки. Людовик»
— Будет исполнено, Ваше Величество, — ответил герцог д’Эпернон, после чего он взял приказ и записку, поклонился и вышел.
Через двадцать минут после его ухода Юбер сообщил о приходе шевалье де Лоррена.
— Дорогой мой Лоррен! — воскликнул Король. — Я придумал нам с вами новое развлечение!
— В таком случае я скоро останусь не при делах, Ваше Величество? — ответил Лоррен. — Мне казалось, что придумывать развлечения для Короля и разгонять скуку при дворе – это одна из моих негласных обязанностей?
— Всё так, дорогой Лоррен! — согласился Людовик. — Хотя в этой работе тебе должны помогать другие мои придворные, которых я называю своими друзьями, но которые, мне кажется, думают только о том, как бы набить карманы, ты выполняешь эти обязанности не в пример лучше. Но на этот раз забаву придумал я.
— В чём же она, Ваше Величество? — спросил Лоррен.
— Она связана с Кольбером, — ответил Король, хитро улыбнувшись.
— Фи! — скорчил гримасу Лоррен. — Вы же знаете, что он мне не по нутру! Меня воротит от одного его вида!
— Значит, вы не откажитесь наставить ему нос? — уточнил Король.
— Любую гадость ему я сделаю с превеликим удовольствием! — подтвердил Лоррен.
— Ну так слушайте же, — воодушевился Людовик. — У меня в Бастилии содержится один заключённый, про которого Кольбер думает, что он весьма важен для меня, для Франции, и ещё Бог знает для каких целей. Это крючок, на который мы будем ловить эту рыбку.
— Весьма любопытно! — воскликнул Лоррен. — Кто же он на самом деле?
— Ничтожество, не заслуживающее никакого внимания! — ответил Король. — Я полагаю, что его можно было бы выпустить, но тогда вся игра сломается.
— Выпустить его было бы неразумно, если он может послужить нам для того, чтобы подловить Кольбера, — согласился Лоррен.
— Вот и я так думаю, — кивнул Король. — Я велел д’Эпернону завтра к часу дня доставить ко мне этого узника на допрос.
— Любопытно! — воскликнул Лоррен.
— Он мне не нужен, но я полагаю, что Кольбер обязательно устроит слежку за каретой по пути д’Эпернона из Бастилии в Лувр и обратно, — продолжал Король. — Я не исключаю также, что он попытается подговорить д’Эпернона разговорить узника по дороге, выведать его историю. Быть может, даже он сам будет в этой карете. Подслушать наш разговор он не сможет, поэтому я почти уверен, что и по дороге в Бастилию он попытается разговорить этого узника, и даже вполне возможно, что он попытается похитить его у меня.
— И чем же это грозит Вашему Величеству? — спросил Лоррен.
— Спросите лучше, чем это грозит Кольберу! — рассмеялся Людовик. — Это, если хотите, проверка его на верность мне, а также отличный способ узнать его шпионов, которые служат только ему, но о которых я ничего не знаю.
— Итак, этот узник – наживка, на которую мы поймаем Кольбера? — оживился Лоррен. — Ваше Величество, вы – непревзойдённый гений в стратегиях подобного рода! Я преклоняюсь перед вашим гением! Что же требуется от меня?
— Вы должны взять верных вам людей, расставить их по дороге в Бастилию, или направить их выслеживать карету, а, быть может, и то и другое. Вы должны во что бы то ни стало выяснить, станет ли Кольбер вмешиваться в это дело, каким именно образом он это сделает, и с каким результатом, — сказал Людовик. — Пусть переоденутся в простых горожан.
— Славное развлечение! — воскликнул Лоррен. — Охота на человека – лучшая из всех видов охоты, а охота с подсадным живцом – самая увлекательная из всех видов охоты на человека!
— Так вы сделаете то, что я предлагаю? — спросил Король.
— Ваше Величество! Любая ваша просьба – это приказ Короля Франции! Я выполню любой ваш приказ! Но этот приказ я выполню ещё и с огромнейшим удовольствием, поскольку, мы отлично развлечёмся, и, я надеюсь, изрядно достанем этого ненавистного Кольбера!
— Смотрите же, чтобы он не заметил подвоха, дорогой мой Лоррен! — сказал Король. — Если он заметит слежку, вся игра будет испорчена!
— Я буду использовать женщин, детей и стариков наряду с солдатами, — ответил Лоррен. — С виду они не будут ничем отличаться от обычных прохожих. С за каретой будет следовать тележка торговца. В обратную сторону будет следовать другая телега.
— В добрый час, Лоррен! — сказал Король. — Я рассчитываю на вас. В четыре часа вы мне всё расскажите!
Через десять минут после ухода Лоррена к Королю был приглашён капитан д’Арленкур, который занял должность д’Артаньяна, считавшегося погибшим в сражении.
— Капитан! — сказал Король д’Арленкуру. — Некоторые люди, в чьи обязанности входит служить мне и выполнять мои приказы, вместо этого суют нос в мои дела вопреки запрету, который я недвусмысленно даю на этот счёт.
— Немыслимо, Ваше Величество! — ответил д’Арленкур. — Велите их арестовать?
— Арестовать, дорогой капитан д’Арленкур, это самое простое, — возразил Людовик. — Для начала мне хотелось бы просто знать этих людей. Кто предупреждён, тот вооружён, не так ли?
— Я солдат, Ваше Величество, прошу меня простить, — сказал д’Арленкур. — Я не сыщик, и у меня нет для этого никаких навыков. Ваше Величество располагает достаточным штатом людей, чья профессия и чьи навыки больше соответствуют этой задаче.
— Всё так, дорогой капитан, — возразил Король. — Вы возражаете вашему Королю, но ваш Король не сердится на вас, поскольку вы правы. Однако, я не предлагаю вам шпионить. Вы правы в том, что шпионов в Париже достаточно, и нет никакой нужды использовать для этих целей мушкетёров.
— Я счастлив, Ваше Величество, что вы согласны со мной, — сказал капитан.
— Я согласен с Вами, и надеюсь, что вы согласитесь со мной, — продолжал Король. — Для того, чтобы защитить государство от заговорщиков, нужна полиция. Для того, чтобы полиция имела сведения о заговорщиках, нужны агенты, если хотите, назовите их шпионами или соглядатаями. Как бы презрительно мы с вами ни относились к их занятиям, подобные занятия нужны для государства, и кто-то должен их выполнять. Но вот вопрос: кто проследит за теми, кто должен следить за другими? И кто проследит за теми, кто следит за теми, кто следит за всеми прочими?
— Это сложная философская и государственная задача, Ваше Величество! — воскликнул д’Арленкур.
— Это всего лишь разовая акция, считайте, что это – поручение осуществить инспекцию, — уточнил Король. — Я не прошу что-то узнавать, за кем-то следить. Задача более проста.
— В чём же она, Ваше Величество? — осведомился д’Арленкур.
— Завтра карета господина д’Эпернона отправится в Бастилию за одним малозначительным узником, которого она привезёт в Лувр. Вы дадите в сопровождение восемь мушкетёров. Затем эта карета отвезёт этого узника обратно в Бастилию. За этой каретой будет установлена слежка вопреки моему запрету. Я полагаю, что даже, быть может, в этой карете поедет не только господин д’Эпернон и его узник, и не только достаточная для безопасности конвоя охрана, но, быть может, некоторая значительная персона, которая суёт свой нос в мои дела. Как вы считаете, хорошо ли это?
— Это возмутительно, Ваше Величество! — ответил д’Арленкур.
— По этой причине я распорядился, чтобы за этой каретой проследили те люди, в чью обязанность не входит и никогда не входило осуществлять подобные слежки, — продолжал Король.
— Они могут не справиться с этим поручением, или справиться с ним недостаточно хорошо, — предположил д’Арленкур.
— Пусть так, это меня не волнует, — отмахнулся Король. — Я подумал о том, что они могут существенно упростить свою задачу, вступив в сговор с теми, за кем им поручено следить.
— Вот как? — удивился д’Арленкур. — Простите меня, Ваше Величество…
— Ничего, ничего, ваша реакция вполне естественна, — ответил Людовик. — Видите ли, капитан, если в государстве есть несколько группировок, не терпящих друг друга, это не страшно. Если в государстве есть несколько людей, сующих свои носы в дела государя, это отвратительно. Но не смертельно. Если же эти кучки только изображают, что они не терпят друг друга, а на деле вступят в преступный сговор против своего государя, тогда это уже будет государственным преступлением, это будет величайшая опасность для государства.
— Вы правы, Ваше Величество! — ответил д’Арленкур.
— Не является ли защита Короля основной функцией королевских мушкетёров? — осведомился Людовик.
— Именно так, Ваше Величество! — подтвердил капитан.
— Следовательно, вы должны помочь мне узнать, не возникнет ли сговор между теми, кто должен доставить этого узника к Лувр и обратно, теми, кто будет следить за его передвижением по собственной инициативе без моего на то приказа и соизволения, а также теми, кто должен следить за этими последними, согласно моему прямому приказу.
— Как же мы сможем отличить одних от других, Ваше Величество? — спросил д’Арленкур. — В чём будет состоять наше дело?
— Ваше дело состоит в том, чтобы сформировать кортеж для охраны кареты д’Эпернона из восьми верных вам мушкетёров.
— Все мои мушкетёры верны мне, Ваше Величество, — ответил д’Арленкур.
— Значит, из числа наиболее верных, наиболее отважных, и наиболее наблюдательных ваших людей, — уточнил Король. — Завтра утром д’Эпернон попросит у вас конвой из восьми человек. Дайте его ему. Эти люди должны быть вашими ушами и вашими глазами в этом деле, а вы будете моими ушами и глазами. Такое поручение не противоречит функциям мушкетёров и кодексу мушкетёрской чести, господин капитан?
— Инструкции, полученные от вас, Ваше Величество, чрезвычайно ясны, они не противоречат присяге солдата, и они будут выполнены в точности, — ответил д’Арленкур, выпрямившись во фрунт.
— Хорошо, капитан, я доволен, — сказал Людовик. — Вы свободны. Завтра я жду вас с докладом в пять часов вечера.
Капитан поклонился и вышел из кабинета Короля.
Полностью книгу «Д’Артаньян и Железная Маска» вы можете найти тут
Также по теме см. «Мемуары Арамиса»