«— Спасибо, тебе, Домовой! — продолжил Петр. — И тебе, Банник, спасибо. Вся сила поднялась на защиту земли родной: и людская, и потусторонняя».
Часть 3
В бане было темно. Старику в бок уперся какой-то твердый предмет. «Автомат!» — в ужасе понял он.
— Ты кто такой? — спросили громким шепотом.
— Так это…хозяин я… моя баня! А ты кто будешь такой, мил человек?
— Не надо тебе знать, кто я! Деревня далеко? Немцы есть в деревне?
Петр почувствовал, как горячие капли пота стекали по спине, а в голове наоборот сделалось холодно.
— Деревня верст семь, а фрицев нет.
Петр хорошо помнил тот год. Фрицев в деревне уж не было, погнали их, но бои шли ожесточенные.
— Партизаны есть в лесу?
— Есть. Как не быть! — все сильнее холодея, ответил дед.
— Кто еще с тобой? Бабка есть? Дети малые?
— Никого нет, один я. А вас сколько здесь? Чувствую я, не один ты.
— Правильно чувствуешь. Пожрать-то есть у тебя, дед? Голодные мы, пятеро нас. Принеси чего-нибудь.
— Сейчас, сейчас принесу. Как раз картоху варил, — соврал дед. — И сало есть, грибочков солененьких, хлеба правда нету.
Петр не представлял, как дать солдатам тот белоснежный пышный хлеб, который он пек, не было такого в войну.
— Дед, у нас тут раненый, тяжелый. Ему бы раны промыть да мазь какую-нибудь, и перевязать.
— Все сделаем, все сделаем, — зачастил дед. — Настойка есть целебная. В деревню за знахаркой схожу, поднимет она солдатика вашего.
Выбежал Петр из бани и тут же рухнул на землю. В голове снова какой-то гул прошел, и понял он, что снова в своем времени оказался. Зашел в избу, собрал нехитрый набор из провизии: сало, яйца, грибов соленых. А в чугунке, действительно, откуда ни возьмись, картошка вареная. Петр, уже ничему не удивляясь, понял, это дело рук Домового. Наварил картохи он, пока дед на хуторе был, чтобы было чем бойцов кормить, а еще две буханки хлеба на столе лежали, того хлебушка, военного. Схватил все это дед, побросал в корзину, настойку свою взял, травы лечебные, и снова в баньку побежал. В голове вновь гул прошел, и сразу старик почувствовал, что в другом времени оказался. Тот же голос его спросил:
— Ты один пришел?
— Да с кем же еще мне прийти, сынок?
На ощупь дед пробрался к топчану, зажег керосинку. На топчане лежал парень молодой, и лицо его вроде было знакомо Петру, но он так волновался, что не мог вспомнить, где он видел этого солдата. Да и возможно ли такое?
— Зовут тебя как? — спросил дед.
— Егором мать назвала, — голос раненого был совсем слаб.
— Сейчас, сейчас, — старик осторожно обработал раны парнишки.
«Егор! Егор! Знакомое что-то. Совсем молодой еще», — отметил про себя старик.
— Я из этих мест, деда. Слыхал про Алексеевку? Оттуда я.
— Слыхал, слыхал. Как не слыхать, — дед сделал примочки из своей настойки ко всем ранам бойца и дал ему хлебнуть и внутрь. Солдат оказалось пять человек, как и говорила Фекла. Они поели и поблагодарили деда.
— А может вам и баньку истопить? — предложил дед.
— Нет, старик, спасибо. Немцы дымок заметят, нам несдобровать.
— Да не увидят. Попарьтесь ребятки! — упрашивал дед.
— Нет, дед. Снесут немцы и баню, и нас, и ты пострадаешь ни за что.
Через день, как и обещала, приехала Фекла, привез ее Федор. Мужчины сердечно обнялись, хотя только на днях виделись на хуторе.
— Вот пристала старая: «Отвези и отвези к Петьке. Хочу на свежем воздухе силой напитаться». Не смог отказать.
— И правильно, и правильно, — захлопотал Петр. — Давайте чайку с дороги, я тут недавно меду в лесу нашел в старом дереве. Ох и вкусный!
Фекла пристально, не отрываясь, смотрела на Петра. Он, заметив ее взгляд, незаметно кивнул. Она кивнула в ответ. Старики были, словно два заговорщика.
— Ну вы тут чай гоняйте или еще чего покрепче, — Фекла сделала упор на слове «покрепче», и хозяин избы, поняв ее намек, крякнул и полез за бутылем.
Федор довольно заулыбался:
— Вот то дело, а то чай-чай.
— А я в лес пойду, — закончила знахарка и вышла из избы.
— Фекла, слышь-ка, ты далеко не уходи, — крикнул ей вслед Федор.
— Не маленькая, — отозвалась старуха уже со двора.
Петро понял, что надо Федора отвлекать, не должен он выйти за порог, пока Фекла раненого смотреть будет.
— Петь, ну что твой Домовой-то с Банником успокоились? — спросил Федор, пока Петро закуску готовил.
Петра обдало жаром. Не оборачиваясь, он сказал:
— Да, все в порядке, не озоруют больше.
— А чего он тебе шишки подкидывал? Так и не знаешь?
— Нет, — поспешно ответил Петр и перевел разговор на другую тему.
— Слушай, мне Лидия сказала, что твой Гришка должен приехать. Привози его ко мне обязательно!
При упоминании его сына Гриши Федор встрепенулся, и разговор плавно потек в другом направлении. Петро облегченно вздохнул.
Феклы не было почти два часа. Вернулась она уставшая, изможденная, попросила воды и чего-нибудь перекусить.
— Ну ты и нагулялась! — хохотнул изрядно захмелевший Федор.
«Знал бы ты на какую прогулку она ходила! Эх, жаль, нельзя рассказать брательнику», — пожалел Петро.
Ему не терпелось поговорить со знахаркой, все расспросить у нее, но соблюдая тайну, он не стал этого делать. А вот вечером перед самым отъездом удалось им все-таки парой слов перекинуться. Федор по малой нужде убежал, остались Фекла и Петро вдвоем.
— Петька, еще два дня, и уйдут они. Все хорошо с Егором будет, быстро на поправку идет, настой твой действительно чудодейственный. Да и я еще сегодня клюкой своей полечила. Ты мне отлей немного настойки-то, на хуторе частенько люди с ранами приходят. Не пулевые ранения, конечно, но все же, — чуть помолчав, спросила. — Еды-то тебе хватит прокормить их?
— Эх, Фекла, — глаза деда стали слезиться, — да я бы им такой пир устроил! Такую баню бы затопил! И в избу бы завел, чтоб на мягком да чистом выспались. Но нельзя ж! Кормлю их только тем, что не вызовет подозрений, но сытно им, ты не переживай. Кашу варю, картошку, щи свои знаменитые готовил пару раз. Да пришлось только на сале приготовить, а мог бы и по куску мяса каждому положить, и как мне охота хлеба белого им вдоволь напечь! Чтоб наелись и с собой взяли. Смотрю я на них, и сердце мое ноет от боли и тоски. Все ли они домой пришли в сорок пятом? Все ли выжили?
Фекла опустила глаза.
— Вижу, знаешь ты, что не все! Эх! Жизнь! Ладно, Фекла, все сделаю. До сих пор не верю, что происходит это со мной. Узнаем мы хоть, что за Егора спасали? — Петр с надеждой глянул на знахарку.
Фекла хотела было что-то сказать, но тут они увидели Федора, неуверенной походкой направляющегося к ним.
— Ну что, Фекла, поехали? — крикнул он зычно.
— Поехали! — ответила знахарка.
В последний вечер перед тем, как уйти бойцам из бани, наварил Петро им картошки вволю, чтобы и с собой забрать хватило, сала два больших шматка дал да рыбы вяленой. Осмотрел Егора последний раз и остался доволен. Парень хорошо себя чувствовал и мог снова в путь двигаться, а напоследок Петр все-таки решился и сунул записку ему в руки, которую заранее написал на свой страх и риск, но запретов никаких не было на этот счет от Феклы. А был бы Домовой или Банник против, так не дал бы занести в баню записку.
— Егор, коли жив останешься, приезжай на Березовый хутор 25 августа 2002 года. Найди Федора Крапивина. Передай ему эту записку, а коли потеряешь, на словах скажи: доставь, мол, меня к брату твоему. Он поймет и доставит, куда надо. Раньше не приезжай, бесполезно будет. Прошу тебя. Сделаешь?
— Сделаю, дед. Коли жив буду, обязательно исполню просьбу твою. Спасибо тебе, спас ты меня. Никогда я этого не забуду!
И они горячо обнялись. Петро не сдерживал слез, четверо других солдат подошли к ним тоже. Все обняли деда…
— Ну все, дед, прощай! Ночью уйдем мы! Даст Бог, еще свидимся!
— Свидимся, сынки! Свидимся! Победа уж недалече. Немного осталось! — и Петро вышел из бани.
В голове так сильно зашумело, как никогда ранее. И дед понял, что все! Ход закрыт навсегда. А на следующее утро 25 августа к дому подъехала телега Федора. Петро, еще только вчера писавший записку для Егора, все сразу понял. С телеги бодро соскочил старичок невысокого роста, весь седой, чуть постарше самого Петра. Прищурившись, он посмотрел на него, окинул взором баньку. Ни слова не говоря, сразу внутрь зашел, долго не выходил.
— Приехал сегодня в пять утра, — почему-то шепотом начал рассказ Федор. — И попросил к тебе отвезти. Чего ему у тебя надо-то? Записку показал, а той записке лет двести.
— Пятьдесят девять, — проговорил Петро.
— Чего? — не понял Федор.
— Той записке ровно пятьдесят девять лет.
— Ты откуда знаешь? — недоумевал брат. — Ты же ее не видел.
В это время Егор, а это был именно он, вышел из бани, он вытирал глаза платком.
— Здорово, Егор Андреевич, — Петро вмиг вспомнил этого человека. Это был хирург, он делал уникальные глазные операции.
Старик подошел к братьям, в глазах стояли слезы. Он разжал кулак, у него на ладони лежал пожелтевший от времени клочок бумаги.
— Откуда, вы меня знаете? — спросил он у Петра.
— Да кто же вас не знает? Вы — Егор Андреевич Лазарев. Знаменитый на весь край хирург. Да что там на край: на всю страну нашу огромную.
— И я вас знаю, — промолвил Егор. — Но только понять ничего не могу. Почти шестьдесят лет прошло… как же так?
— Пятьдесят девять. День в день, — подтвердил Петр.
— Да! — согласился Егор, — но как же такое возможно? — было видно, что старику очень тяжело давалось понимание того, что происходило.
Петру страсть как хотелось его обнять и расцеловать, и он еле себя сдерживал. Бедный Федор вообще ничего не понимал. Он смотрел на них во все глаза.
— Никаких запретов мне не поступало, а было бы нельзя, так не пустили бы вас ко мне. Пойдемте в хату, все расскажу.
И Петро рассказал все с самого начала и до сегодняшнего дня. Уже в середине рассказа Егор вскочил и горячо обнял Петра, он не сдерживал бурных рыданий.
— Так что, Егор Андреевич, только вчера я вас проводил, а сегодня опять ты ко мне пожаловал, но мы с тобой еще раз виделись, — хитро подмигнул Петро.
— Как так? Когда же? Не помню я, Петя!
— Двадцать лет назад глаз ты мне оперировал. Стекла полкило достал, — рассмеялся дед. — Не помнишь? Никто не взялся, а ты взялся и достал, глаз мне сохранил.
— Тысячи операций сделал я за свою жизнь, а ту помню, как будто вчера была. Сон мне тогда приснился: во сне я тебя увидел. Правда, не мог понять, при чем тут старик, который меня спас, но что-то торкнуло меня, что надо операцию сделать, когда тебя с мессивом вместо глаза доставили. И хочешь верь, старик, а хочешь нет, не я ту операцию делал, ведь никаких надежд на спасение глаза не было. Моими руками словно кто-то работал.
Старики еще раз горячо обнялись.
— Признаться честно, и моя настойка не имеет той силы, которая спасла тебя. Руководил нами с Феклой кто-то. Чтобы ты потом тысячам людей глаза спасал, чтобы видели они мир этот, который вы для них сберегли. А иначе зачем же все это было?
— С Феклой! — вскричал Егор, — Петя! Жива ли спасительница моя?
— Жива. Что ей сделается? — ответил Федор.
— Поехали. Сейчас же хочу и ей поклониться, — Егор снова растрогался и не мог сдержать слез.
— Сидите. Гутарьте! Привезу я ее сам, — подхватился Федор.
— Погодь, записку я ей напишу, а то заартачится еще, она у нас такая, — засмеялся Петро.
Через три часа в избу вошла Фекла со своей неизменной клюкой. Егор кинулся ей навстречу. Обнялись и долго так стояли, молча. Фекла, хотя и была помладше Егора, по-матерински гладила его по голове и целовала в макушку. Присели.
— Ждала тебя. Знала, что приедешь.
— Эх, а я не знал, куда еду. Цветами бы тебя осыпал, Фекла.
— Спасибо, что живой. Не зря мы с Петькой старались.
— Егор, а что ж друзья твои? — спросил Петр.
— Погибли все, дед. В тот же день и погибли. Один я и дополз до партизан, — Егор опустил голову.
— Выжил ты, Егорка, чтобы тысячи людей краски этого мира видеть могли, небо это видеть могли, солнце, жизнь эту. Не для того ли воевали? — встал старик, и все как по команде поднялись. — Спасибо всем павшим и всем, дошедшим до победы. Тебе, Егор, спасибо! Столько людей спас ты на войне и в мирное время! — Петро перевел дух, слезы душили, мешали говорить. Фекла обняла его, похлопала по спине, подбодрила.
— Спасибо, тебе, Домовой! — продолжил Петр. — И тебе, Банник, спасибо. Вся сила поднялась на защиту земли родной: и людская, и потусторонняя.
В сенях что-то громко звякнуло. Все подались туда. На полу лежала подкова, Бог весть откуда взявшаяся у Петра, у которого никогда не было лошади.
Татьяна Алимова
еще один мистический рассказ ⬇️⬇️⬇️