CXXII. Кандия
Атос, Портос и Рошфор приехали в Бари. Там они арендовали небольшое быстроходное парусное судно, на котором отправились к острову Крит. По условиям, оговоренным в письме, к крепости Кандия должна была подойти только шлюпка с двумя людьми, в противном случае турецкие орудия потопили бы судно. Хотя Греция не находилась в состоянии войны с Турцией, подобные условия делали поездку даже на греческом корабле достаточно рискованными, что же касается двоих людей, которые должны были отправиться на шлюпке, порукой их безопасности служило лишь «честное слово» авторов письма, а зная, насколько необязательны были в те времена турки по отношению даже к своим союзникам, можно было считать эту поездку безумием.
Атос не хотел брать с собой Портоса, который собирался навестить старого друга и встретился с ним на выезде графа из Блуа. Поначалу они договорились о том, что Портос проводит графа лишь немного, но мало-помалу, Портос вытянул из графа, не умеющего лгать, сведения и о цели поездки, и о её опасности. Если бы граф, подобно хитрому Арамису, сказал Портосу, что его поездка ничуть не опасна, он ещё имел бы шанс отговорить Портоса от идеи совместной поездки. Но как только Портосу стало известно, что поездка, предпринятая графом, сопряжена со смертельным риском, отговорить барона от участия в этой поездке стало просто невозможно.
— Послушайте, Атос, — говорил Портос. — Я уже один раз умер в пещере Локмария. Скажу вам по чести, что это занятие не из приятных, но я его уже пережил. Второй раз умирать от голода, в темноте и тесноте я не согласен. Я предпочитаю получить пулю или удар шпагой. Если же я умру, сражаясь за одного из своих лучших друзей, то мне будет о чем порассказать святому Петру или дьяволу на том свете, смотря по тому, кто меня там встретит. Если моя вторая смерть будет столь же безрадостной и отвратительной, какой была моя первая смерть, я этого просто не переживу!
— Портос, друг мой, вы полны сил, и можете прожить ещё долгую и счастливую жизнь! — возражал Атос. — К чему же вам умирать?
— Почему бы и нет, если уж на то пошло? — возражал Портос. — Я вовсе не собираюсь умирать просто так, от нечего делать. Но я – мушкетёр о головы до пят. Ещё в молодости я подставлял свою грудь любому грубияну, посмевшему задеть меня, и не моя вина, что моя шпага оказывалась проворнее, или мой кулак сильнее! Однако, я привык рисковать своей жизнью из-за таких пустяков, что мне пора уже, наконец, остепениться! Погибнуть на дуэли с каким-нибудь королевским прихвастнем было бы в моём возрасте чрезвычайно обидно. Гораздо лучше погибнуть в борьбе с турками, или защищая своего друга, или, на худой конец, выручая внука Генриха IV. О такой смерти не стыдно рассказать в кругу детишек.
— У вас есть детишки, Портос? — удивился Атос.
— Полагаю, что нет, но кто из нас может поручиться в этом? — усмехнулся Портос. — Вряд ли у меня имеются дети дворянского роду, но если какая-нибудь селянка из Пьерфона или Брасье скажет мне, что они у меня есть, я не смогу поклясться на Библии, что она лжёт.
— Что ж, значит, вы полагаете, что сможете сами рассказать о своей смерти кому-то из этих детей? — улыбнулся Атос.
— Такое важное дело нельзя поручать кому-то ещё, — со всей серьёзностью ответил Портос. — Писатели всегда всё переврут, в их книгах нет ни капли правды.
— Вы находите? — спросил граф. — Сколько книг вы прочитали, барон?
— Вот именно поэтому ни одной с тех пор, как госпожа дю Валон отошла в лучший мир, — ответил Портос. — Последние книги, которые я видел – это те, что она читала мне вслух. Я всегда так сладко засыпал под её монотонный голос! Некоторые из них были обворожительно скучны. Знаете ли, с описанием природы, сельских или городских видов, или те, где автор позволял себе пофилософствовать на славу за счет терпения своих читателей.
— Не сердилась ли на вас госпожа дю Валон за то, что вы засыпали от её чтения? — поинтересовался Атос.
— С чего бы ей было сердиться, если я её просил почитать именно с той целью, чтобы поскорее заснуть? — простодушно спросил Портос.
— Итак, Портос, вы решительно не разрешаете мне позаботиться о сохранности вашей жизни? — спросил Атос.
— Атос, если вы мне скажите, что вы на моём месте, отпустили бы своего друга одного в подобной ситуации… — ответил Портос.
— Ни слова, друг мой! — ответил Атос. — Вы правы, конечно же. На вашем месте я поступил бы точно также.
— Так почему же я не могу поступить так, как поступили бы вы? — спросил Портос с обезоруживающей улыбкой.
После этого друзья пожали друг другу руки, обнялись и более не возвращались к этому разговору.
Когда судно, на котором плыли наши друзья, подошло на расстояние пушечного выстрела к крепости Кандии, капитан отдал команду встать на якорь и спустить шлюпку.
— Если к вечеру мы не вернёмся, снимайтесь с якоря и отправляйтесь к порту Грамвуса, — сказал Атос Рошфору. — Если после этого срока мы сможем уйти от турков, мы постараемся добраться туда, в Грамвус. Если нас не будет трое суток, возвращайтесь домой.
— Мы будем ждать вас трое суток здесь, на рейде, граф, после чего я сам решу, как дальше действовать, — ответил Рошфор.
— Что ж, если наша миссия будет успешной, тогда различия этих двух планов не существенны, — согласился Атос. — Если же она будет безуспешной, никто не вправе запрещать вам действовать по своему усмотрению.
После этого Рошфор пожал руки Атосу и Портосу, и придержал веревочный трап, по которому они спустились в шлюпку.
На берегу Атоса и Портоса ждали четверо турецких солдат, а также офицер и переводчик.
— Вы прибыли по письму Ахмеда-Паши? — спросил офицер через переводчика.
— Да, мы прибыли обсудить выкуп за герцога де Бофора, — ответил Атос.
— Идёмте с нами, — ответил офицер и пошёл по направлению к крепости.
CXXIII. Крепость изнутри
— Проходите сюда, — сказал офицер уже без переводчика на ломанном французском языке. — Скоро вы увидите того, ради кого сюда прибыли. Пожалуйста, сложите на этот стол ваше оружие, когда вы будете отсюда выходить, вам его вернут.
Поскольку Атос и Портос были вооружены лишь шпагами, они сложили их на стол.
— А теперь пойдёмте к герцогу де Бофору, — сказал офицер. — Следуйте за мной.
После этого перед ними открыли железную дверь с толстыми железными засовами, друзья спустились в подвал и подошли к следующей железной двери.
— Мы почти у цели, входите, — произнёс офицер и раскрыл перед ними дверь.
Увидев, что в камере, которую перед ними открыли, есть ещё одна дверь, друзья вошли в камеру, полагая, что за следующей дверью их ожидает герцог де Бофор. Однако, едва они вошли, железная дверь за ними захлопнулась.
Портос с удивлением посмотрел на Атоса, который в ответ грустно улыбнулся, как бы говоря, что такого развития событий он не исключал.
Через минуту в двери открылась зарешеченное окно, в котором появилось лицо женщины.
— Граф де Ля Фер! — сказала женщина. — Очень рада видеть вас здесь! Позвольте представиться, Оливия Челик. Мой муж Ахмед Челик, он же Ахмед-Паша. По предыдущему мужу я – Оливия де Трабюсон. Боже, как я ждала этого момента!
— Сударыня, я не имею чести знать вас, — холодно произнёс Атос. — Вы, очевидно, сообщите мне сведения о герцоге де Бофоре?
— Разумеется, — ответила Оливия. — Насколько мне известно, герцог де Бофор погиб при совершении вылазки из этой самой крепости, которая в итоге всё равно отошла к Османской империи. Его жертва была напрасной, как и ваше самопожертвование.
— Но это письмо, сударыня? — спросил Атос. — Ведь в нём было сказано, что он жив, и за него Османская империя требует выкуп.
— Всего лишь ловушка, чтобы заманить вас, граф! — рассмеялась Оливия. — И этого несчастного, который прибыл с вами. Как его зовут?
— Я бар… — начал было Портос.
— Барбье, сударыня, его зовут Исаак Барбье, — ответил Атос, крепко сжимая руку Портоса. — Это мой сосед, селянин, который вызвался мне помочь.
— Он одет как дворянин, — недоверчиво возразила Оливия.
— Он донашивает одежду своего помещика, Антуана де Фийона, моего старинного приятеля, — продолжал Атос. — Они приблизительно одинаковой комплекции.
— Ладно, к чёрту вашего Исаака Барбье, — отмахнулась Оливия. — Мне достаточно вас, граф.
— Повторяю, сударыня, что не имею чести знать вас и не понимаю, по какой причине вам потребовалась встреча со мной.
— Зато я прекрасно знаю вас, — ответила Оливия, — а также я знаю ваших друзей, капитана д’Артаньяна и герцога д’Аламеда.
— Д’Артаньяна, положим, я также знаю, а имя герцога д’Аламеда я слышу впервые, — ответил Атос.
— Так теперь называет себя тот, кто когда-то назывался господином д’Эрбле, — уточнила Оливия. — Это имя вам знакомо?
— Разумеется, — ответил Атос. — Итак, у вас имеются дела к моим друзьям, а, следовательно, и ко мне. Что ж, я вас слушаю, сударыня.
— Дела мои таковы, что я желаю им самого большого зла, которое только в моих силах им доставить, и вы мне в этом поможете, — продолжала Оливия.
— Я не помощник в таких делах, — возразил Атос. — Боюсь, сударыня, что я скорее буду всеми силами мешать вашим планам.
— От вас, граф, уже ничего не зависит, — ухмыльнулась Оливия. — Ваше дело – быть приманкой для этих двух, или, по крайней мере, предметом моего торга.
— Мои друзья – не торговцы, и вам не удастся вести с ними коммерческие дела, — холодно ответил Атос. — Они, разумеется, придут ко мне на выручку, но не теми способами, на которые вы рассчитываете.
— Это мы ещё посмотрим, господин граф! — ответила Оливия. — С вами у меня не было проблем, мой план сработал абсолютно точно. Почему же вы думаете, что вторая часть моего плана хуже, чем первая?
— Я ничего не думаю о вашем плане, сударыня, а своё мнение о ваших методах я оставлю при себе, — холодно ответил Атос. — Итак, если я вас правильно понял, ваше письмо было подлым обманом, герцога де Бофора мы выручить не сможем, следовательно, наше пребывание здесь излишне. Таким образом, мы считаем возможным приложить все усилия для того, чтобы не злоупотреблять вашим гостеприимством и отбыть отсюда как можно скорее.
— Это у вас не получится, господин граф, а также месье Исаак Барбье! — радостно воскликнула Оливия. — Если вы напишете письмо вашим друзьям с просьбой прибыть сюда и попытаться вас выручить, я буду крайне признательна за подобную любезность, но я не надеюсь на сотрудничество. Поэтому я сама уже заготовила такое письмо, а для доказательства, что вы, действительно у меня в гостях, я отправлю им две ваши шпаги.
После этого окошко в железной двери захлопнулось и наступила тишина.
— Атос, я полагал, что вы не способны на ложь! — сказал Портос, который всё это время молчал, поскольку Атос сжимал его ладонь изо всех сил.
— Правда хороша лишь при разговоре с правдивыми и достойными людьми, — ответил Атос. — Я правдив, но не паталогически. Всякий нормальный человек способен солгать в том случае, когда это совершенно необходимо. Но нас могут подслушивать, поэтому будьте осторожны в выборе слов.
— Я так считаю, что нам сейчас нужны не слова, а действия, — ответил Портос. — Я прикидываю, как сподручнее выломать двери. Но д’Артаньян научил меня, что прежде, чем ломать преграды, нужно иметь план на дальнейший путь.
— И он был совершенно прав, дорогой мой Исаак Барбье, — ответил Атос. — Не упоминайте имён наших друзей и не говорите, что знаете их. В этом случае хотя бы у вас будет больше шансов выбраться отсюда, — добавил он шёпотом.
— Вы ведь уже были в этой крепости, граф? — спросил Портос. — Вам, по-видимому, знаком её план?
— Разумеется, дорогой Исаак, любой офицер, прибывая в крепость, первым делом знакомится с её планом, и я не сделал исключения в данном случае, — согласился Атос. — Этот каземат находится в подвале, и его задней стенкой является внешняя стена крепости.
— Плохи наши дела, — сокрушённо сказал Портос. — Внешняя стена слишком толстая, её голыми руками не сломаешь. А с какой стороны турки атаковали крепость?
— Вот именно с этой самой стороны была самая ожесточённая атака, — ответил Атос.
— Не делали ли они попыток вырыть сапу? — спросил Портос.
— Делали, Портос, и именно по этой причине герцог де Бофор предпринимал вылазку, — ответил Атос. — Они взорвали вырытый турками проход, который предназначался для того, чтобы взорвать стену.
— Взрыв обрушил начало этого прохода, но, быть может, конец выкопанной турками сапы остался невредим? — предположил Портос.
— Вы предполагаете, что турки успели сделать подкоп под крепостной стеной? — удивился Атос. — Что ж, я видел два обрушившихся подкопа и могу приблизительно указать, на каком расстоянии они были от края стены. Но мы не знаем, в какой из камер находимся мы с вами. Вот если бы мы считали шаги от начала подземной галереи.
— Вообразите, граф, я считал шаги! — ответил Портос. — Эта привычка появилась у меня после того, как я руководил строительством крепости Бель-Иль. Я сосчитал, что мы спустились на два пролёта по двенадцать ступеней каждый, а также прошли по галерее тридцать восемь шагов.
—Великолепно, Порт… Исаак! — воскликнул Атос. — Погодите-ка, я должен в точности вспомнить план и сопоставить его с тем, что видел снаружи.
Атос закрыл глаза и стал что-то мысленно подсчитывать.
— Ваш шаг, кажется, в полтора раза больше моего, в таком случае… Погодите-ка. Один из подкопов должен приходиться под соседнюю комнату, если эта дверь не заперта, — сказал, наконец, Атос.
— Она заперта, но что нам за дело до этого? Замок так себе, хлипкий! — ответил Портос.
С этими словами он взял в руки навесной замок и принялся из всех сил крутить его. Замок выдержал эти манипуляции, зато одна из петель начала шататься. Через полчаса работы она поддалась усилиям нашего гиганта и в руках Портоса оказался не только замок, но и одна из прикрепленных к нему дверных петель.
— Вот вам и инструмент для того, чтобы выворачивать камни из пола, — сказал Портос. — Но мне кажется, что вторая петля будет удобнее.
После этих слов он оторвал и вторую петлю, имеющую форму пластины с загнутым ушком.
— Что ж, начнём копать, — сказал Портос таким спокойным голосом, что можно было подумать, что это действительно некий селянин Исаак Барбье приступает к вскопке очередной грядки, на которой собирается посеять шпинат.
CXXIV. Людовик
Дождавшись очередного судна с провизией, Людовик, на правах очень больного человека перебрался на судно и направился на нём в Канны к врачу. Поскольку он был одет как монах, с ним обращались уважительно. Людовик подумал, что эта одежда вполне может подойти ему на всём предстоящем пути в Париж. Поскольку лицо его было чисто выбрито, как у всех монахов, на нем отсутствовали те характерные лихо закрученные кверху усики и острая бородка, которые были введены в моду его отцом, Людовиком XIII. Это делало его почти неузнаваемым, во всяком случае, среди тех людей, которые не были с ним знакомы лично и не встречали его никогда раньше.
— Святой отец, врач находится недалеко, идите по этой улице, вы увидите вывеску с кубком и змеёй, — сказал ему капитан судна. — Ну нужен ли вам провожатый?
— Благодарю, мой друг, — ответил Людовик, — я немного посижу здесь на скамейке, и сам дойду.
Не имея иных платёжных средств, кроме перстней, которые остались у него на пальцах со времени его похищения по пути от мадемуазель де Лавальер, и отдав два из них за незначительные услуги хранителю монастыря, Людовик рассудил, что оставшиеся четыре перстня следует расходовать экономно. Поэтому он выбрал среди них наименее дорогой, а остальные спрятал. С этим перстнем он подошёл к хозяину первого встретившегося на его пути трактира.
— Любезнейший, — сказал он хозяину трактира, — я должен совершить путешествие в Париж по делам монастыря. Мне нужна карета.
— Впервые встречаю, чтобы простой послушник путешествовал в карете! — воскликнул трактирщик.
— Я не это имел в виду, — спохватился Людовик. — Карета мне понадобится позже, а сейчас мне понадобится конь.
— Вы собираетесь купить коня или арендовать? — спросил трактирщик.
— Я впервые сам совершаю подобное путешествие, — сказал Людовик. — Что вы мне посоветуете?
— Проще всего было бы путешествовать почтовыми лошадьми, — ответил трактирщик, — но для этого нужна подорожная.
— Подорожная? — спросил Людовик. — То есть распоряжение? Кем же оно должно быть подписано? Министром?
— Министром! — засмеялся трактирщик. — Министр подписывает только самые важные приказы, ну, если не считать те, которые подписывает Король. Подорожную подписывает глава того ведомства, которое имеет право пользования государственной почтовой службой.
— Ну а если дело настолько важное, что его подписал сам Король? — спросил Людовик. — Следует ли в этом случае платить за почтовых лошадей?
— Что вы, святой отец! — улыбнулся трактирщик. — У того, кто выполняет приказ Короля, в почтовых станциях денег не спрашивают.
— Замечательно, друг мой, благодарю! — ответил Людовик.
Он чуть было не попросил у трактирщика лист бумаги и перо, но спохватился, что подобные действия могут выглядеть слишком подозрительно.
— Где я могу найти ближайшую почтовую станцию, дорогой мой? — спросил Людовик.
— Через две улицы направо, там надпись есть, — ответил трактирщик. — Также вы узнаете её по длинной коновязи и вместительной конюшне рядом.
— Благодарю тебя, сын мой, — ответил Людовик. — Прошу тебя ещё об одной услуге. Монастырь не снабдил меня деньгами на поездку, но выдал мне вот этот перстень, пожертвованный одной богатой вдовой на богоугодные дела. Не мог бы ты обратить его в деньги, необходимые мне для путешествия?
— Такой суммы у меня нет, — ответил трактирщик, — но вы можете обратиться к ювелиру Соломону, который живет через два дома.
— Хорошо, друг мой! — ответил Людовик. — Я вернусь с деньгами и прошу приготовить мне обед, а также два, нет пять листов чистой бумаги, самой лучшей, какая найдётся, несколько перьев и походную чернильницу. Всё это я оплачу.
— Хорошо, святой отец, я жду вас, — ответил трактирщик.
Ювелир Соломон очень удивился, увидев самый дешёвый из перстней, который Людовик предложил ему на продажу.
— Это чудный перстень! — воскликнул он. — Откуда в бедного монаха такое сокровище?
— Друг мой, не суди по внешнему виду о человеке, — ответил Людовик. — Этот перстень не украден, я могу в том поклясться на Библии. Одна богатая герцогиня пожертвовала его нашему монастырю, а мне велено его обратить в деньги для того, чтобы сделать один важный заказ.
— За такой перстень вы сможете заказать ковчежец ещё лучше того, чем я сделал для мощей святого Амвросия! — ответил ювелир.
— По-видимому, монастырь закажет что-то подобное, и, вероятнее всего, именно вам, — ответил Людовик.
— Для чего же вам тогда обращать перстень в деньги? — удивился ювелир. — Ведь монастырь может расплатиться перстнем за работу.
— Нам необходимы деньги ещё и для кровельных работ, — ответил Людовик. — Крыша прохудилась, а скоро начнутся дожди.
— Почему же хранитель сам не пришел ко мне с этим перстнем? — не унимался любопытный ювелир.
— Он прихворнул немного, поэтому заказ на крышу он поручил сделать мне, а вот ковчежец он приедет заказывать к вам сам, тотчас, как только выздоровеет, — ответил Людовик.
— Не сказал ли он, будет ли новый ковчежец золотым? — спросил ювелир.
— Золотым, именно золотым и с сапфирами по краям, — ответил Людовик.
После этого ювелир отсчитал Людовику цену перстня, обманув его всего лишь вдвое.
С полученными деньгами Людовик направился в трактир, где плотно позавтракал, а затем написал на одном из полученных им листов следующей текст:
«Приказ Короля
Предъявителю сего, послушнику Леринского аббатства Эсташу Доже предписывается поездка из Парижа в Канны и обратно из Каннов в Париж за счет средств королевской казны.
Всем служащим государственной почтовой службы, а также офицерам и солдатам всех родов войск оказывать содействие послушнику Эсташу Доже в его путешествии с целью выполнения особой миссии по поручению Короля.
Подписано: Король Франции Людовик XIV».
С этим документом Людовик направился к указанной ему почтовой станции, где без проволочек получил почтовую карету, запряженную парой лошадей и кучера.
Через полчаса после этого он уже мчался в Париж.
CXXV. Арамис
Арамис перечитывал корреспонденцию, когда к нему зашёл Базен и доложил:
— Монсеньор, вам письмо из Османской империи от некоей Оливии Челик, она же Оливия де Трабюсон.
— Хорошо, Базен, благодарю, — ответил Арамис и взял письмо.
Вскрыв конверт, он прочитал следующее:
«Итак, господин д’Эрбле, вы полагали, что расправились со мной и с моим мужем, и больше о нас никогда не услышите? Это было большой вашей ошибкой! Оливия де Трабюсон может за себя постоять!
Ваш друг некто граф де Ла Фер у меня в плену! С ним также некий Исаак Барбье, которого он назвал селянином, но он одет как дворянин, и по всему видно, что ваш дружок меня обманывает. Оба эти человека находятся полностью в моей власти и если вы не выполните моих требований, они умрут в мучениях, и будут умирать долго. В Османской империи умеют казнить долго и мучительно, и мой новый муж, Ахмед Челик, он же Ахмед-Паша, сделает для меня, его любимой жены, то, что я попрошу от него.
Итак, если вы дорожите своим другом графом де Ла Фер, вы как можно скорее должны возместить мне весь ущерб, который нанесли моей семье своими действиями. Если бы не вы, мой муж был бы уже майором гвардейцев, а то и полковником. Кроме того, я полагаю, что он получил бы солидное денежное вознаграждение за свою верную службу. Меня не слишком огорчает моё нынешнее положение, но я не собираюсь всю жизнь быть одной из четырех жен какого-то турка, пусть даже и паши. Я хочу вернуться в Париж с триумфом. Я требую патент на должность полковника для моего мужа и восемьсот тысяч ливров для себя. Также мне нужно двести тысяч ливров для тех, кто помогал мне в моём мероприятии, итого миллион. Кроме того, капитан д’Артаньян должен уйти в отставку. Только в этом случае граф де Ла Фер и его приятель Исаак Барбье вернутся во Францию живыми.
В доказательство тому, что указанные граф де Ла Фер и Исаак Барбье находятся в моей полной власти, посылаю вам их шпаги.
Оливия Челик, она же Оливия де Трабюсон.
Написано в крепости Кандии на острове Крит».
Арамис позвонил в колокольчик, после чего в его кабинет снова зашёл Базен.
— К письму было что-то приложено? — спросил Арами.
— Свёрток, в котором, похоже, находятся две шпаги, — ответил Базен.
— Покажите! — воскликнул Арамис.
Едва взглянув на шпаги, он горестно произнёс:
— Да, это они – Атос и Портос. Базен, вы помните, какую регулярную работу я поручил вам после того, как я был назначен испанским посланником?
— Вы поручили мне через людей, контакты которых вы мне передали, монсеньор, чтобы я всегда знал, где находится господин д’Артаньян и что он делает, — ответил Базен.
— Где он сейчас? — спросил Арамис.
— Капитан взял отпуск и уехал в южном направлении, — ответил Базен.
— Что предшествовало этой поездке? — спросил прелат.
— Господин д’Артаньян посещал герцогиню де Шеврёз, после чего сразу же отправился к Королю, а после него – взял двух мушкетеров, заехал в Бастилию, затем выехал оттуда уже в сопровождении трех всадников, — ответил Базен.
— А где находится сейчас Франсуа? — спросил прелат.
— Сейчас у него свободное время, скорее всего он в заведении у Планше, — ответил Базен.
— Я хочу его видеть, — ответил Арамис.
Через полчаса Арамис зашёл в заведение Планше. Базен и Планше обменялись крепкими рукопожатиями.
— Планше, добрый день! — обратился к нему Арамис. — Франсуа не у тебя?
— Добрый день, монсеньор, — ответил Планше. — В номере четвёртом. Принести вам туда чего-нибудь выпить или закусить?
— Благодарю, Планше, это лишнее, я спешу, — ответил Арамис и стремительно поднялся по лестнице к номеру четвертому.
— Можно войти, Франсуа? — спросил Арамис через двери.
— Входите! — ответил Франсуа.
— Я господин д’Эрбле, друг вашего отца, — сказал Арамис.
— Я знаю вас по рассказам Планше и несколько раз видел вас, рад чести принимать вас у себя, хотя не могу предложить вам достойного приёма, — произнёс Франсуа, окидывая взглядом своё скромное жилище.
— Это пустое! — ответил Арамис. — У меня к вам пара вопросов.
— Я к вашим услугам, монсеньор, — ответил Франсуа.
— Скажите, друг мой, что вам известно о поездке капитана на юг? — спросил Арамис.
— Об этом мне ничего не известно, монсеньор, но зато сам я недавно ездил на юг, — сказал Франсуа.
— Куда именно? — спросил Арамис.
— Под началом герцога д’Эпернона я и ещё трое гвардейцев ездили к острову Сен-Маргерит, где герцог предъявил коменданту крепости приказ Кольбера, который не оказал на коменданта никакого влияния, — ответил Франсуа. — После этого мы уехали обратно, причем герцог был всю дорогу страшно рассержен.
— Благодарю, дорогой Франсуа! — сказал Арамис. — Всего хорошего!
После этого Арамис покинул Франсуа и направился прямиком к герцогине де Шеврёз.
Герцогиня приняла Арамиса немедленно.
— Герцог, я уже и не думала, что когда-нибудь увижу вас у себя в гостях, — сказала герцогиня.
— Вы бы попробовали меня пригласить, герцогиня, и убедились бы, что я не пренебрег бы вашим приглашением, — ответил Арамис.
— Ах, когда-то вы называли меня попросту Марией, — вздохнула герцогиня. — В те времена вы приходили ко мне и без приглашения, и не всегда в двери!
— Человека, о котором вы говорите, звали Анри-Рене д’Эрбле, который в честь принадлежащего его семье аббатства д’Арамиц взял себе имя Арамис, — ответил Арамис. — От этого человека уже мало что осталось, можно сказать, что его уже нет, а есть лишь герцог д’Аламеда, престарелый посол Испании.
— Итак, вы больше не называете меня Марией, а мне не доведётся называть вас Анри, — грустно сказала герцогиня.
— Ах, боже мой, называйте меня как угодно, герцогиня, у меня к вам важный разговор, а мы теряем время на какие-то сантименты, — нетерпеливо сказал Арамис.
— В самом деле! Не могла же я подумать, что вы заглянули ко мне просто так, — улыбнулась герцогиня, в глазах которой при упоминании о деле зажглись две искры, потому что старая интриганка вновь почувствовала себя нужной.
— Что вы знаете о поездке графа де Ла Фер на остров Крит? — спросил Арамис.
— Вероятно, то же самое, что и вы, — ответила герцогиня. — Он направился туда для того, чтобы вести переговоры о выкупе герцога де Бофора, который, якобы, жив и находится в плену у турков. Он подозревал, что это ловушка, но, тем не менее, отправился туда с каким-то приятелем, фигурой напоминающим вашего Портоса, или как его там звали. Если бы я не знала достоверно, что он погиб, я бы подумала, что это он сопровождает графа. Впрочем, я и не знаю этого достоверно.
— Благодарю, герцогиня, — ответил Арамис. — Есть ещё что-нибудь в этой связи, что мне необходимо знать?
— Их провожал мой кузен, граф Рошфор, — ответила герцогиня, — но по условиям письма в крепость Кандия должны были отправиться только двое, поэтому он, вероятнее всего, остался ожидать их на судне.
— Благодарю, что ещё? — спросил Арамис.
— Что ещё вам следует знать? — спросила герцогиня с пафосом. — Откуда я могу знать, что именно вас интересует? Хотите ли вы знать, что я по-прежнему люблю вас? Вероятно, нет! Хотите ли вы знать, что принцесса Генриетта по уши влюблена в графа де Гиша, но при этом напропалую флиртует с Королем, и он понемногу подпадает под её очарование? Или хотите ли вы знать, что это обстоятельство, разумеется, злит Филиппа Орлеанского и Королеву Марию-Терезию? Что Король постепенно утрачивает интерес к крошке Лавальер, и всё больше интересуется княгиней Монако, не пренебрегая также и госпожой де Монтале? Откуда я знаю, интересно вам это, или нет? Хотите ли вы знать, что скандал с Марией-Терезией может обернуться ухудшением отношений с Испанией, которую вы представляете? Может быть, вам это интересно, а может быть и нет. Хотите ли вы знать, что об этом скандале уже даже кулуарно высказывался Кольбер, в том духе, что это скандал? Хотите ли вы знать, что Кольбер обсуждал этот скандал с шевалье де Лорреном? Хотите ли вы знать, что я об этом думаю? Хотите ли вы знать, что шевалье де Лоррен – это такой человек, который всегда желал и желает зла принцессе Генриетте, и что дело может дойти до того, что я не поручусь, что принцесса переживет следующий понедельник? Или что граф де Вард, изображающий из себя друга Месье, Мадам и графа де Гиша, занимается только тем, что порочит де Гиша в глазах Месье и Мадам, а также порочит Мадам в глазах де Гиша и Месье, и высмеивает Месье в беседах с Мадам и с де Гишем? Что именно вас интересует Анри, или герцог д’Аламеда, или аббат д’Эрбле?
— Всё это меня чрезвычайно занимает, герцогиня, но больше всего меня занимает вопрос о том, как вызволить графа де Ла Фер из ловушки, — ответил Арамис.
— Граф де Ла Фер в ловушке?! — с ужасом воскликнула герцогиня. — Что же вы молчали! Надо спасать графа!
— Благодарю за совет, герцогиня, — ответил Арамис. — Именно этим я и собирался заняться ещё до того, как направился к вам за информацией.
После этого Арамис сухо поцеловал руку герцогини и удалился.
«Нет, он никогда не любил меня! — подумала герцогиня. — Истинная любовь никогда не уходит без следа. Тот, кто любил, не может оставаться равнодушным. Он или любит, или ненавидит».
«Надо же! — подумал Арамис. — Герцогиня, кажется, влюблена в Атоса! Кто бы мог подумать, что эта женщина, которой всегда необходимо, по меньшей мере, два любовника, сама способна хоть кого-то полюбить!»
Полностью книгу «Д’Артаньян и Железная Маска» вы можете найти тут
Также по теме см. «Мемуары Арамиса»