XC. Ловушка
В сумерках дю Шанте подошел к кораблю и увидел, что на берегу нет никого из матросов. Полагая, что капитан отдал приказ, чтобы вся команда расположилась на ночлег на корабле, он также поднялся по трапу на корабль и негромко окликнул капитана. Ему никто не ответил. Тогда дю Шанте открыл дверь в каюту капитана и шагнул в темноту.
В ту же секунду он почувствовал, как четыре сильных руки схватили его, одновременно с этим дю Шанте ощутил прикосновение холодного ствола мушкета к своей щеке.
— Ни звука, приятель, — проговорил голос из темноты. — Сопротивление вам не поможет, ваши все уже у нас. Именем Короля вы арестованы.
Портос провел прекрасно вечер за карточной игрой. Щедрый де Сен-Мар уговорил его пропустить ещё пару кубков волшебного напитка под названием «боше». После последнего кубка барон почувствовал, как сильно он устал и предложил хозяину закончить игры и отправиться на покой.
— Последний глоток для крепкого сна, господин барон! — воскликнул де Сен-Мар и вновь наполнил кубок Портос.
— Не думаю, чтобы это пошло мне на пользу… — проговорил Портос. — Я и без того уже буквально с ног валюсь и хочу лишь добраться до своей постели. Но не выливать же такой чудесный напиток! — с этими словами Портос влил в себя содержимое кубка и решительно поставил его на стол. — Только уж больше ни капли! — решительно произнёс он и направился в предоставленную ему спальню.
Наутро Портос долгое время не мог проснуться. Когда же он с трудом открыл глаза, он обнаружил, что не может пошевелить ни руками, ни ногами, поскольку он связан крепчайшими верёвками.
— Что за чёрт! — выругался он. — Странные у вас представления о гостеприимстве, господин комендант! — к этим фразам барон добавил несколько эпитетов, которые мы опустим.
На звуки его голоса, посылающие проклятья в адрес де Сен-Мара в спальню вошёл сам адресат этих проклятий.
— Надеюсь, вы хорошо поспали, господин барон? — осведомился он.
— Идите вы к чёрту, де Сен-Мар! — выкрикнул с гневом Портос. — Какого чёрта вы творите?
— Мне прискорбно поступать подобным образом со старым боевым товарищем, — сказал де Сен-Мар. — Однако, таков приказ Короля. Едва лишь капитан д’Артаньян забрал моего узника, согласно приказу Короля, который предписывал ему это сделать, через пару часов прибыл гонец с новым приказом Короля. Извольте, я прочитаю вам его.
«Приказ Короля коменданту крепости Пиньероль господину де Сен-Мару.
Любых лиц, прибывших на остров Сен-Маргерит для каких-либо целей, задержать и содержать под арестом любой ценой до прибытия специальной следственной комиссии. Всех впускать, никого не выпускать. По возможности установить цели прибытия, используя отвлеченные беседы и видимость откровенного разговора до того момента, когда прибывшие попытаются покинуть остров или, тем паче, увезти с собой кого-либо с острова.
За невыполнение данного приказа виновный пойдет под суд.
Король Людовик XIV».
— Как вы можете судить сами, господин барон, я в точности выполнил этот приказ, — сказал де Сен-Мар. — Я постарался не нанести никакого ранения и по возможности не причинять лишних неудобств своим посетителям, но я не мог отпустить вас с острова. Отдыхайте! Я полагаю, что следственная комиссия не заставит себя ждать.
— У меня нет к вам вопросов, и мы ваши пленники, — вздохнул Портос. — Боше был великолепен, но в двух последних кубках вкус был другой. Вы туда что-то подсыпали. Никак не ожидал такой подлости от бывшего сослуживца.
— То, что вы называете подлостью, господин барон, это забота о вашем здоровье и о здоровье вверенных мне солдат. Если бы я приказал им взять вас силой, пострадали бы обе стороны, а так мы решили все проблемы полюбовно.
— Надеюсь, вы не повредили моих товарищей, — проговорил Портос обиженным тоном.
— С ними всё в порядке, в нашей крепости достаточно казематов. Если вы желаете перейти в аналогичное помещение, я могу распорядиться, но мне кажется, что вам будет достаточно комфортно и в этой спальне. Она также запирается на ключ, и хотя окна не зарешечены, вы не сможете совершить побег с такой высоты. К тому же, верёвки достаточно крепкие, вам не удастся их порвать.
«Я ещё не пробовал этого в полную силу, — подумал про себя Портос. — Посмотрим, чья возьмёт».
XCI. Посланник без послания
Арамис вновь сидел в своем кабинете в Мадриде, собираясь написать письмо Атосу. Он раздумывал над тем, с чего начать, чтобы не подчёркивать своего участия в спасении друга. В этот момент двери отворились и вошел Базен.
— Монсеньор, прибыл голубь от дю Шанте, но на его лапке нет никакого послания.
— В самом деле? — удивился Арамис. — Выходит, что он потерял своё послание?
— Невозможно, монсеньор, — ответил Базен. — Свои послания дю Шанте всегда привязывал очень прочной ниткой, делая пять витков, и закреплял несколькими узлами.
— В таком случае, этот голубь вырвался на свободу помимо намерения дю Шанте, — согласился Арамис. — Сколько голубей оставалось у него, Базен?
— Ещё один, кроме этого, монсеньор, — ответил Базен.
— В таком случае, если вскоре прибудет и второй голубь, следовательно, на дю Шанте совершено нападение и клетки разбиты, — сказал Арамис обеспокоенно. — Благодарю, Базен, если прибудет второй голубь, немедленно сообщи мне об этом.
После ухода Базена Арамис погрузился в раздумье.
«Итак, дю Шанте, по-видимому, схвачен. Ну он не так уж много знает. Впрочем, я не давал ему никаких особенных поручений, кроме того, чтобы удержать д’Артаньяна от активных действий в случае большого количества шпионов вблизи острова. Что ж, будем ждать развития событий».
После этого Арамис вернулся к своему размышлению над текстом письма к Атосу.
Через час Базен зашел, чтобы сообщить Арамису о том, что второй голубь также прилетел, и также без какой-либо записки.
— Что ж, Базен, агент дю Шанте великолепно себя проявил, мне бы было жаль лишиться такого помощника, но мы не будем подвергать себя чрезвычайной опасности ради его спасения. Последняя поездка во Францию чуть было не обошлась мне чрезвычайно дорого. Мы поступим иначе. Я намереваюсь легализовать своё пребывание во Франции, защитившись дипломатической неприкосновенностью. Для этого мне придётся поближе познакомиться с Карлом II Испанским. Я уже планировал это сделать, но придётся немного ускорить события. Базен, ты должен в ближайшее время скупить земли, прилегающие к этому замку. Я намереваюсь преобразовать этот маркизат в герцогство и записать на своё имя. Я полагаю, мне следует стать испанским грандом как можно быстрее. Денег и связей у меня достаточно. Отныне я буду называться герцог д’Аламеда.
Базен поклонился и вышел.
Тем временем Кольбер допрашивал одного из своих шпионов по имени Пьер относительно священника, который, согласно показаниям гвардейцев, сопровождал мощи таинственного святого Амвросия.
— Итак, Пьер, ты говоришь, что всё выяснил про этого человека с бородой? — спросил Кольбер.
— Я расспросил очень многих свидетелей в том местечке, не помню, как оно называется, и установил решительно все факты об этом человеке! — ответил Пьер.
— Молодец, Пьер, ты будешь вознаграждён за смекалку! — обрадовался Кольбер. — Говори же мне всё, что ты выяснил об этом человеке!
— Я спросил, кто он такой, у многих людей, которые его видели, — ответил Пьер. — То есть я хотел сказать, что я опросил всех, кто его видел, а таких оказалось не так уж много. Собственно, их было всего лишь трое, но пока я разговаривал с одним из них, два других ушли, и я не смог их после этого разыскать. Так что я всё вызнал у этого одного, которого я порасспросил подробнейшим образом обо всём, и на все мои вопросы он мне ответил!
— Ну что ж, хотя бы так, — сказал Кольбер с явным разочарованием. — Итак, этот свидетель, которого ты расспрашивал, был осведомлён о том человеке с бородой, который сопровождал известных тебе людей?
— Конечно! — воскликнул Пьер. — Ещё бы! Очень осведомлён! Побольше всех остальных! И он охотно ответил на все мои вопросы, я за это дал ему пол ливра.
— Надеюсь, эта информация стоит того, —сказал Кольбер с надеждой. — Говори же, что ты о нём узнал, и, возможно, твоя информация стоит побольше, чем пол ливра!
— Я же это и делаю! — воскликнул Пьер. — Я расскажу вам всё без утайки! Конечно! Чего же мне скрывать от вас? Ведь вы – мой благодетель и начальник! Так что я расскажу всё, что узнал, ничего не скрою.
— Я жду, — холодно произнёс Кольбер, который уже начал терять терпение.
— Итак я спросил этого человека, а потом подошла ещё его жена и его дочка. Ведь они держат трактир, так что они знают всех! — продолжал Пьер. — И всё, что они мне сообщили, полностью подтверждается, так как они, все трое, отвечали всегда одинаково на все мои вопросы.
— Но ты дал пол ливра только хозяину гостиницы, — предположил Кольбер.
— Ему-то я точно только пол ливра и дал, но его супруга потребовала и свою долю, так что я дал и ей тоже пол ливра, — сказал Пьер.
— Забудем об этих дважды пол ливра, я не желаю знать, дал ли ты пол ливра дочери хозяина, или не дал, давай вернёмся к сути дела, — проговорил Кольбер, стараясь сохранять спокойный тон. — Я жду, наконец, информацию о том, что ты спрашивал, и что ты услышал в ответ. Без описания этих людей и твоих коммерческих отношений с ними. Только по делу.
— Так я же и говорю! Я выяснил абсолютно всё! — ответил Пьер с некоторой обидой. — Сначала я, значит, спросил, не видели ли они этого человека. Они ответили, что видели.
— Замечательно, что дальше? — подбодрил Пьера Кольбер.
— Затем я спросил, не знают ли они, кто он такой? — продолжил Пьер.
— Дальше? — потребовал Кольбер.
— И они ответили мне, — сказал Пьер.
— Что именно они тебе ответили? — жёстко спросил Кольбер.
— Так они, значит, ответили, что они понятия не имеют, кто этот человек, — ответил Пьер.
— Дальше, чёрт возьми, говори всё что выяснил! — вскипел Кольбер. — Мне что же клещами вытягивать из тебя информацию? Рассказывай, всё, что узнал!
— Так дальше я спросил, откуда он явился, — продолжал Пьер. — И они мне ответили. Ответили, да! Они сказали, что не имеют ни малейшего представления. Тогда я спросил куда он едет и зачем, они ответили, что знать не знают, ведать не ведают. Тогда я спросил, хотя бы известно ли, знатный ли он человек, или мошенник, на что получил ответ, что мол, кто их разберёт, этих грантов и плутов, мошенников и аристократов, все они на одно, мол, лицо. После этого я спросил, не священник ли это, и они ответили, что кто же его знает, священник, или нет. Может быть, что как раз священник и есть. Очень даже может быть, сказали они. Как пить дать, очень возможно, что как раз и священник. Или мошенник. Так что может быть, что даже никакой и не священник. А скажем, кто-то другой, но точно не священник. Ведь они его не видели раньше, и не знают, откуда он пришёл, и куда он, стало быть, направился. Вот так я и выведал всю информацию о нём, о чём теперь всё вам с точностью и рассказываю.
— Молодчина, — холодно ответил Кольбер. — Пошёл вон.
XCII. Нерешительность
Филипп, разумеется, понимал, что, заняв место Короля, он приобретет не только мать и брата, но и других членов семьи, включая супругу. Если обычное общение он представлял себе по прочитанным книгам, то общению с супругой его никто не обучал. Между тем, его брат Король хоть и был очень молод, но состоял в браке уже не первый год, кроме того, как было известно Филиппу, имел также любовницу – мадемуазель де Лавальер. Да и да неё он тесно общался со многими дамами, и почти все племянницы Мазарини давали ему недвусмысленные доказательства своего к нему благорасположения. Филиппу, чтобы избежать разоблачения, пришлось бы изображать одновременно и искушённого мужа, и опытного любовника, не являясь ни тем, ни другим. В отношении мадемуазель де Лавальер Филипп дал себе обещание расстаться с ней, надо было лишь подыскать повод к расставанию, но это было не самой большой проблемой среди возникших сложных обстоятельств общения с представительницами прекрасного пола. Достаточно было бы просто раскапризничаться по любому поводу и попросить Лавальер более не беспокоить его, остальное довершили бы придворные, которые были бы рады обрушиться на отставленную фаворитку. Она бы немедленно оказалась в монастыре, по своей ли воле, или против воли. Но с законной женой дело было сложнее. Во время своей первой отчаянной попытки занять место брата он счастливо миновал встречи с номинальной супругой, сославшись на плохое настроение. Но так нельзя поступать вечно.
Он понимал, что оттягивать общение с той, кого все считают его супругой, он может несколько дней, что не вызовет никаких подозрений, поскольку Людовик в последнее время не баловал Марию-Терезию своими визитами. Поразмыслив, Филипп решил начать с дела, которое ему казалось более простым, поэтому он отправился нанести визит Луизе с целью объявить ей о разрыве.
Поскольку Филипп уже знал и о месте, и о обычном времени, когда Людовик являлся к Луизе, он решил использовать этот способ свидания для того, чтобы объявить мадемуазель де Лавальер о своём решении прервать близкие отношения.
Он постучал тростью в двери мадемуазель точно таким же способом, которым накануне, не догадываясь о его присутствии в кустах аллеи, стучал в эти же двери этой же тростью Людовик.
— Ваше Величество, входите! — сказала Луиза, отворяя двери.
— Добрый вечер, мадемуазель, — ответил Филипп. — В прошлый раз наша встреча не состоялась, и я вижу в этом знак судьбы.
— Ваше Величество, я чрезвычайно сожалею, что не была в состоянии скрасить ваше одиночество в тот вечер, о котором вы говорите, — произнесла Луиза покорно. — Я надеюсь, что сегодняшний вечер позволит мне загладить то неприятное впечатление, произведенное на вас, виновницей которого являюсь исключительно я сама, а также в этом виноваты мой непостоянный характер и некоторые неприятные известия, полученные мной накануне.
— Вы не должны винить себя ни в чём, сударыня, — возразил Филипп. — Вероятно, это Господь, управляющий нашей жизнью, даёт нам знак о том, что наша связь не одобряется им, — добавил он, пытаясь проложить логический мостик к необходимости расстаться как можно мягче.
— Божественный промысел, который связал наши судьбы в одну, не может осуждать Ваше Величество, поскольку в своём королевстве вы всегда правы, какое бы решение вы ни приняли в отношении того, кто заслуживает вашего внимания, когда бы и в какой степени он его ни удостоился, — ответила Луиза. — Что же касается осуждения моих поступков, я всё о себе знаю, и не ищу себе оправданий. Я лишь надеюсь, что в тот миг, когда Ваше Величество решит, что мадемуазель де Лавальер ему наскучила, я немедленно отравлюсь в монастырь и посвящу всю свою жизнь молитвам. Я буду молиться, прежде всего за вас, Ваше Величество, и если Всевышний найдёт в своём сердце также крупицу жалости ко мне, если он не простит, но хотя бы поймёт мои поступки, я буду считать себя счастливейшей из смертных. Если же он не простит и не поймёт, я с радостью приму ту судьбу, которую он мне изберет, и надеюсь перенести все кары, которые мне будут назначены как на земле, так и в ином мире.
Филипп впервые встретил такое самоотречение.
— Мадемуазель, вы не должны взваливать нашу общую вину перед Господом на себя одну! — сказал он. — Я не меньше вашего виноват в нашем отступничестве от одной из заповедей Господних и готов за это держать ответ на небесах.
— Ваше Величество, — горячо ответила Луиза, — я рада, что вы смотрите на нашу слабость с позиции нравственности и подчинюсь любому вашему распоряжению!
— Наша дружба, полагаю, оскорбляет двух людей на земле, — продолжил Филипп. — Это, во-первых, Королева, во-вторых, ваш жених.
— Королева, очевидно, имеет множество достоинств передо мной, Ваше Величество, и ваше решение вернуться к ней полностью и отдать своё сердце лишь ей одной я полностью принимаю и одобряю, — с покорностью произнесла Луиза.
— Ваша покорность пугает меня, сударыня! — воскликнул Филипп. — Вы ничего не сказали о вашем женихе. Собираетесь ли вы признать его права на вашу руку и сердце?
— Ваше Величество прекрасно осведомлены о том, что сердце моё отдано лишь вам, — со вздохом ответила Луиза. — То, что отдано одному мужчине навсегда, не может передаваться потом другому.
— Возможно, вы слишком жестоки к вашему жениху? — огорченно сказал Филипп, который искренне надеялся, что несправедливость, совершенную Людовиком по отношению к виконту де Бражелону, можно ещё исправить.
— К несчастью, Ваше Величество, того человека, которого вы упорно называете моим женихом, уже не может волновать вопрос о том, кому я отдала своё сердце. Виконт погиб в сражении, — ответила Луиза, при этих словах в уголках её глаз появились слёзы, которых она устыдилась, не желая показывать Королю, что может испытывать хоть какие-то чувства к другому мужчине, даже если эти чувства – всего лишь детская привязанность.
— Это большое горе! — воскликнул Филипп. — Вы плачете, Луиза, следовательно, вы любили его!
— Эти слёзы – слёзы о жизни человека, который всегда был мне другом, но никогда не был ни женихом, ни возлюбленным, — возразила Луиза. — Я не могу отвечать за то, что он вообразил себе обо мне, но это не мешает мне сожалеть о его потерянной жизни.
— Я разделяю вашу скорбь, сударыня, — искренне сказал Филипп.
— Таким образом, отвергая меня, Ваше Величество не должны думать, что возвращает меня человеку, которому я никогда не принадлежала, и которому уже нет дел до земных треволнений, — сказала Луиза. — Но для меня достаточно любой из двух других причин, по которым вы решили отвергнуть меня. Либо я не угодила чем-то Вашему Величеству, а может быть, просто надоела, либо Ваше Величество почувствовали новый прилив любви к Королеве. Любая из этих причин достаточна, но даже если причин для вашего решения нет никаких, я всё равно с благодарностью приму от Вашего Величества любой приказ. Прикажите же мне удалиться в монастырь, и там я рожу ребёнка, которого ношу под сердцем, вашего ребёнка.
— Вы с ума сошли, сударыня! — в ужасе воскликнул Филипп. — Родить ребёнка в монастырских стенах, означает, облечь его на страдания и мучения ещё до рождения! Да и вам самой это не сулит ничего хорошего!
Филипп вспомнил о своей судьбе, о судьбе Принца, рождённого тайком, который всю жизнь провел в неволе, поскольку его царственные родители решили спрятать его от людей. Ребёнок Людовика, племянник Филиппа, не должен повторить его судьбу.
— Сударыня, ваш ребёнок будет рожден, как ему полагается, во дворце, я дам ему титул, и он будет жить счастливой жизнью, я вам это обещаю! — пылко воскликнул Филипп.
— О, не говорите так, Ваше Величество! — воскликнула Луиза. — Вы назвали его моим ребёнком, значит, вы не признаёте его своим! Это ужасно! Я должна уйти в монастырь, если вы отказываетесь от своего ребёнка. Откажитесь от меня тысячу раз, но не отказывайтесь от него, это невинное ещё не родившееся дитя не виновно в нашем грехе!
— Луиза, я всего лишь оговорился, — ответил Филипп, видя, как мучается Луиза. — Разумеется, это – наш общий ребенок. Какого бы пола он ни родился, я обещаю, что его жизнь будет светлой и радостной, я дам ему безмятежную жизнь, которая должна быть дана сыну Короля, — сказал Филипп, думая о том, что если бы его отец, Людовик XIII, точно так же смотрел бы на этот предмет, быть может, он, Филипп, был бы пусть и не Король, но вполне счастливый и свободный человек, дворянин, Принц.
— Благодарю, Ваше Величество! Благодарю от всего сердца! — воскликнула Луиза.
С этими словами она упала на колени перед Филиппом, схватила его за руку и припала к его руке губами. Слёзы благодарности и счастья текли по её щекам и обжигали руку Филиппа.
— Сударыня… — проговорил обескураженный Филипп. — Вы напрасно так терзаете себя. Я прошу вас успокоиться.
С этими словами Филипп ласково обнял Луизу за плечи. Луиза ответила на это объятие, обняв ноги Филиппа и припадая головой к его коленям.
Филипп почувствовал незнакомую доселе дрожь во всём теле, по спине его побежали приятные мурашки, аромат волос Луизы вскружил его голову. Он не в силах совладать со своим желанием, погрузил лицо в её волосы и запечатлел на лбу мадемуазель нежный юношеский поцелуй. Неведомая волна чувств окончательно захлестнула его существо, он почувствовал непреодолимое желание ласкать Луизу, ощутил, что это его желание не остаётся безответным и со стороны мадемуазель, после чего он прошептал:
— Луиза, я никогда не знал, что…
— Молчите, государь… — прошептала в ответ мадемуазель де Лавальер и запечатала уста Филиппа своими устами.
На этом месте автор скромно удаляется и приглашает читателей последовать его примеру.
XCIII. Нападение в сумерках
— Послушайте, д’Артаньян! — воскликнул Король, на второй день путешествия. — Я благодарен вам за то, что вы освободили меня от этой ужасной маски и развязали мне руки, однако, я – живой человек! Мне необходимо пройтись, размять свои члены, иначе вы привезёте в крепость не меня, а мой труп. Я хочу есть, наконец, сидя за столом, как человек, а не питаясь этой дрянью, которую вы покупаете для меня в трактире, запивая всё это вином, в то время, когда карета продолжает свой путь и я рискую захлебнуться в любой момент!
— Ваши обиды вполне обоснованы, Ваше Величество, но я не могу позволить вам посещать трактир, — ответил капитан.
— Уж если один ваш помощник справился с тем, чтобы конвоировать меня, и я, как видите, не убежал, то уж вдвоём вы, несомненно, можете не опасаться, что я сбегу, воспользовавшись тем, что вы позволите мне выйти из кареты, — сказал Король.
— Но я позволяю это вам с достаточной регулярностью, Ваше Величество! — возразил д’Артаньян. — Вы регулярно совершаете прогулки на природе.
— Я хочу зайти в приличный трактир и поесть приличной еды, чёрт вас забери! — потребовал Король капризным тоном.
— Я скорблю по любому проявлению насилия по отношению к вам, Ваше Величество, которое не является необходимостью, — ответил капитан. — Укажите мне способ удовлетворить ваше требование без риска для вас и для меня, и я сделаю то, что вы просите.
— Сейчас уже довольно темно, — с раздражением сказал Король. — Если настаиваете, я надену эту дурацкую железную маску, чтобы никто не видел и не узнал меня, после чего мы зайдём в первый приличный трактир, который встретим по дороге. Вы снимете нам отдельный номер, и мы закажем приличную еду, которую я съем в номере, где меня никто не увидит. На обратном пути я также готов надеть эту отвратительную маску.
— Что ж, это здраво! — согласился капитан. — Ближайший трактир будет уже скоро.
Наконец, карета подъехала к трактиру. Д’Артаньян вышел и придержал двери, приглашая Короля последовать его примеру.
Едва лишь Король ступил на землю, к карете стремительно подъехали четверо всадников, которые, очевидно, обогнали её и поджидали в засаде.
— Послушайте, господин д’Артаньян! — обратился к капитану один из всадников. — Позвольте задать вам несколько вопросов относительно вашего узника и относительно цели вашего путешествия!
— Я слушаю вас, любезнейший де Трабюсон, если я не ошибаюсь. — Ответил капитан. — Простите, но вы не представились, а здесь довольно темно, я могу ошибаться, поскольку узнаю вас лишь по голосу.
В этот момент д’Артаньян услышал щелчки спусковых механизмов четырёх мушкетов, которые держали в обеих руках двое из гвардейцев. Ни один из мушкетов не выстрелил.
— По-видимому, де Трабюсон, вас не столько интересует мой ответ на ваш вопрос, сколько возможность подстрелить меня как куропатку, — спокойно ответил д’Артаньян. — Господа, отбросьте ваши мушкеты, в этом случае я готов поступить также и скрестить с вами шпаги! В противном случае я буду стрелять.
С этими словами д’Артаньян выхватил из-за пояса два мушкета и навёл их на гвардейцев, пытавшихся убить его.
— Стреляйте же, болваны! — крикнул де Трабюсон. — Чего вы ждёте?
— Не пытайтесь, — ответил д’Артаньян. — В ваших мушкетах не тот порох, который может помочь вам в ваших дурных манерах общения с мирными путниками. Но я научу вас хорошим манерам. Мушкеты на землю, живо!
В этот момент четвертый всадник, который находился за спинами трех передних, вытащил мушкет из седельной сумки и навёл на Короля.
— Оружие на землю, капитан д’Артаньян! — воскликнул этот всадник. — Иначе я застрелю вашего узника!
— Стреляйте, мадам, — спокойно ответил капитан. — Ваш порох ничуть не лучше пороха ваших друзей.
Всадница хладнокровно навела свой мушкет на Короля и нажала на спусковой курок. Раздался оглушительный выстрел, и Король упал на землю.
— Проклятье! — воскликнул д’Артаньян. — Чёртова баба приберегла щепотку пороха!
С этими словами он подскочил к коню, на котором сидела Оливия де Трабюсон, и наставил шпагу на всадницу.
— Мадам, я не сражаюсь с женщинами, но если обстоятельства вынуждают меня, я сделаю это, поверьте! — сказал он. — Прошу вас бросить оружие и спешиться.
В этот момент де Трабюсон направил коня прямо на капитана, сбил его с ног и затоптал бы, если бы капитан не успел ловко откатиться в сторону.
— Уходим! — крикнул де Трабюсон и первым помчался в темноту.
Трое остальных всадников также пришпорили коней, поспешив скрыться в ночи.
Выскочивший из кареты Франсуа, выстрелил вдогонку из двух мушкетов. Один из всадников завалился на бок и через некоторое время свалился с коня.
Франсуа побежал вслед за всадниками, но они скрылись из виду. Тем временем д’Артаньян поспешил подойти к Королю.
— Ваше Величество, простите меня! Я не уберёг вас! — воскликнул капитан.
— Снимите эту дурацкую маску! — услышал он сдавленный голос Короля. — У меня ужасно болит голова. Мне кажется, я ранен.
— Вы живы! — воскликнул д’Артаньян, стремительно подбегая к Королю и снимая с него маску.
Действительно, Король был жив. Оливия выстрелила в голову Короля, надеясь убить его одним выстрелом. По счастью в темноте она не заметила на нём железной маски и стреляла в силуэт. Железная маска приняла пулю на себя, однако, Король получил серьёзный удар в голову. Поскольку внутри маски были мягкие тряпичные прокладки, чтобы не травмировать голову узника, Король не получил никаких ран.
— Проклятая дрянь! — проворчал Король, с ненавистью сдирая с себя маску.
— Не ругайте эту маску, Ваше Величество! — возразил капитан. — Только что она спасла вам жизнь.
Разглядев след от мушкетной пули, Король испугался мысли о том, что могло с ним случиться, если бы на нем не было маски. Однако, он быстро взял себя в руки и заявил:
— Господь хранит меня! Это – доказательство вашей неправоты, капитан!
— Если так, Господь послал на вас своё благословление лишь при условии того, что вы всё же надели эту маску. Поэтому не будем искушать его и в следующий раз также используем её, — возразил д’Артаньян.
— Вы полагаете, что на нас ещё будут совершены нападения? — с тревогой спросил Король.
— Я полагаю, что мы дадим им отпор, — ответил д’Артаньян. — Ну что там с ним, Франсуа?
— Наповал, — ответил де Перрен.
— Дай-ка я взгляну, а ты пока позаботься о Его Величестве, — сказал капитан.
Подойдя к убитому всаднику, он опознал гвардейца де Лорти.
— Господин капитан, — сказал Франсуа. — По счастью в трактире играет громкая музыка и никто внутри не слышал этих двух выстрелов. Я предлагаю покинуть это место и пусть с ним разбираются те, кто его найдут. Мы же остановимся в следующем трактире. Я же поеду несколько впереди на случай засады. Думаю, что их мушкеты испорчены и что пороха у них уже не осталось, а три шпаги, одна из которых принадлежит женщине, меня не пугают. Мы ещё посмотрим кто кого.
— Оставлять непогребенным гвардейца – не по-христиански, Франсуа, — возразил капитан. — Кроме того, мушкет мадам, как видишь, исправен. Очевидно, эта бестия не оставляет порох в пороховых сумках, а забирает его с собой в гостиницу, где ночует. Что ж, похвальная привычка. Но мы не можем рисковать жизнью Его Величества.
После этого д’Артаньян зашел в трактир и сказал трактирщику:
— Любезный, я – капитан королевских мушкетеров, выполняющих поручение Короля по конвоированию опасного государственного преступника. Вот приказ. Только что на нас напали грабители. Одного из них мы пристрелили, троим удалось сбежать. Приберись там. Мы же нуждаемся в отдыхе и еде, позаботьтесь также о наших конях и о карете. Коня негодяя ты можешь оставить себе, поскольку разбойники вне закона. Мы забираем эти две комнаты, что ближе к двери. Если в них кто-то живёт, высели их. Приказ Короля. Еду подай самую лучшую, какая у тебя имеется.
Трактирщик поспешил исполнять приказы капитана. Король, несмотря на пережитые волнения, отужинал с большим аппетитом и заснул с приятной мыслью о том, что Господь заботится о нём, поскольку защитил его от предательской пули. В этом случае можно было рассчитывать, что все неприятности скоро закончатся, справедливость восторжествует и он снова займёт свой трон.
Полностью книгу «Д’Артаньян и Железная Маска» вы можете найти тут
Также по теме см. «Мемуары Арамиса»