Лин проснулся, как у него уже вошло в привычку, достаточно поздно, хотя о времени тут говорить можно лишь условно. Была ночь, был день, были прохладные, освежающие дожди, когда тучи погружали пространство в фиолетовый полумрак, и была ясная и сухая пора. Но времени как такового – убивающего, уродующего и разлучающего – не существовало.
За долгую изумрудную ночь тело Лина, покоившееся на груде пуха, похожего на тополиный, почти превратилось в призрак. В высокие полукруглые окна небольшой сводчатой спальни бились весёлые струи солнечного света. Лин потянулся, зевнул и встал под ними. Минута – другая, и его тело заметно уплотнилось, став похожим на лёгкое желе. Лучи были ослепительно белые, с голубоватым отливом, но через преломляющие свет стёкла падали в спальню уже ярко-жёлтыми – так больше нравилось Лину и напоминало о смутном прошлом.
После солнечной ванны, по обыкновению, шла прохладная, из цветочных экстрактов. Лин прошествовал мимо статуй крылатых фантастических существ, установленных в глубоких нишах спальни и охраняющих его сон. Он сделал их сам из специальной массы, которую легко можно было найти на деревьях, в местах обитания некоторых видов жуков, а некоторые были слеплены из янтаря. Выйдя из спальни, Лин пошёл в соседнее помещение, такое же маленькое, где безмолвные прислужники, больше похожие на насекомых, уже наполнили тёмно-синюю ванну. Он мягко опустился в ароматную жидкость, и масса, из которой было построено его тело, пришла во внутреннее движение: группы клеток быстро задвигались в сложном танце. Тело ещё больше уплотнилось, обозначились внутренние органы и хрящевой скелет. Выйдя из ванны, Лин лёг на низкое ложе, спиной кверху, и прислужники руками-щётками принялись растирать его тело, пока по нему не потекла живительная влага, именуемая здесь лимфой. Разумеется, это не лимфа в нашем понимании этого слова.
Повсюду – и в доме, и за его пределами – царил сладостный покой, такой привычный и вместе с тем такой нужный Лину сейчас, по прошествии двухнедельного путешествия, которое чуть было не отняло у него все жизненные резервы и не превратило его, относительно плотного, во «флёр», тень, призрак. В воздухе асфоделиевый аромат смешивался с запахами роз, шафрана и апельсиновых цветов. В доме, состоящем из узких стен и широких проёмов и похожем на лёгкий каркас недостроенной теплицы, было много света, а издалека доносились целым потоком звуки: крики летающих ящеров, пение птиц, жужжание насекомых, шуршание лап по траве и ещё много звуков, которыми свидетельствовали о себе сотни существ, не имеющих названий в нашем языке, за исключением эльфов, лепреконов, элементалов и некоторых других. На портике дома существо, рождённое ветром, играло на арфе; внизу, у подножия холма, кто-то играл на свирели. А медленный, мерный и тяжёлый ритм всему задавал шум моря; море это не имело противоположного берега и дна, в чём Лин и убедился в ходе своего двухнедельного полёта, а значит, вполне оправдывало своё название – Море Вечности.
После купания Лин позавтракал. Тут были не только особые хлопья, похожие на воздушную кукурузу, но и первоклассное вино. За столом тоже прислуживали люди-насекомые, похожие на тех, которые его растирали в ванной. Комната, в которой Лин принимал пищу, соединялась с небольшим садом, проход в который всегда был открыт. И теперь оттуда в зал вползали существа, похожие на змей, но увенчанные разноцветными гребнями и костными выростами, а также влетали птицы, бабочки и элементалы. Змеи обвивались у его ног, сплетались на ковре в многоцветные узоры, а элементалы создавали движение воздуха, приносившего всё новые и новые ароматы.
Проведя так первую половину утра, Лин вышел на улицу. Ярко-бирюзовое небо только вдали, на горизонте, было подёрнуто сиреневыми обрывками облаков. Налево полукругом раскинулась древесная поросль, окаймлявшая огромную асфоделиевую поляну, на которой постоянно что-то верещало и прыгало. Это и были Елисейские поля, по которым Лин любил резвиться, когда его переполняли чувства и энергия. Они, может, были довольно далеко, но расстояния здесь не имели смысла, и Лин, превращаясь в сверкающий шар, уносился туда на много суток подряд, где изливал свою радость на всё окружающее.
А прямо впереди и внизу, тоже далеко, плескалось Море Вечности. Оно-то и истощило силы неугомонного исследователя, вознамерившегося долететь до другого его берега. Всё время, сколько Лин жил в этих краях (а жил он тут, наверно, вечность!), на берег постоянно выбрасывались огромные рыбы, спруты, тюлени, медузы и прочие морские обитатели, и тогда он бежал к морю и вместе со своими слугами и дикими сухопутными существами возвращал их обратно в море. Медлить с этим было нельзя, так как рыбы и все остальные жители моря не что иное, как души, ждущие перерождения, и во избежание окончательной смерти должны постоянно находиться в воде. А смерти вход в Элизиум запрещён!
Ещё попадались суда разного размера и конструкции: деревянные парусные корабли, пассажирские теплоходы и вооружённые монстры на атомном ходу. Все они были в исправном состоянии, но внутри никого не находилось, поэтому суда, включая тяжёлые атомоходы, медленно дрейфовали по поверхности моря. На старых кораблях Лин часто находил много ценных вещей, странных текстов на неизвестных языках и даже непочатые бочки с вином. Вино он забирал себе, тексты тоже – из чистого любопытства и любви к разным загадкам и шифрам. Остальное – золото, телескопы, компасы, мундиры и шляпы – оставлял на месте, ведь в Элизиуме эти вещи бесполезны. Потом какое-то время любовался видом покинутого корабля, дрейфующего напротив его виллы, а затем поручал его водным элементалам, и те относили его далеко на другую часть берега, где разбивали о камни. То место именовалось «Берегом разбившихся надежд». Так же поступали с кораблями тепловой и атомной эпохи, разве что вина на них Лин, к сожалению, ни разу не находил.
И вот в один прекрасный день он решил добраться до другого берега Моря Вечности. Подвигло его на это дело его всегдашнее любопытство. Лин полетел по воздуху, потому что так быстрее и затрачивается меньше усилий, ведь вода во много раз плотнее воздуха, - тем более вода Моря Вечности. Он был твёрдо уверен, что другой берег существует, а если он в чём-то бывал уверен, то сам элементал на портике со своей арфой не мог его отвлечь от задуманного. С того берега, думалось ему, и приходят те самые корабли. А по тому, что после высокотехнологичных кораблей часто появлялись деревянные парусники с драконьей головой на носу и Библией в капитанской рубке, он заключал, что время на том берегу идёт циклично.
Моментально прорезав гигантское расстояние и потеряв из виду свой холм с домом и Елисейскими полями, он, однако, другого берега не обнаружил. Он остался один на один с грозным свинцовым морем, существовать в котором могут лишь существа не меньше среднего парусника из-за высокого давления под водой. Ничего не обнаружив, он помчался дальше. Как маньяк, он мчался по воздушному тоннелю, позабыв обо всём. Силы его иссякали, частично он восстанавливал их с помощью солнечного света, но их не хватало. На поверхности воды постоянно находились души умерших, в самых разных обличьях, и нередко стаями. Видимо, надеялись переродиться вместе, думал Лин. И ещё он подумал: «Да это не море, а сама Вечность бурлит!», - и на исходе недели, выдохшийся, как воздушный шарик, он повернул обратно. Теперь главным было лететь прямо вперёд, чтобы не стать флёром раньше, чем он достигнет своего берега. Для этого он ориентировался ночью по звёздам.
Прилетев к концу второй недели домой, он сразу ухнул в постель, усталый и истощённый, и даже не поужинал, хоть и знал, что наутро имеет все шансы превратиться в тень.
Лин спустился к морю по небольшому склону. Воздух здесь был более прохладным и влажным; влага конденсировалась на теле Лина и тут же впитывалась тонкой кожей. Он сложил руки перед собой и нырнул на некоторую глубину. Опасности испытать пагубное влияние повышенного давления не было – тело Лина принимало такую форму, что на большой глубине вода выталкивала его наверх.
Купание в море завершило процесс уплотнения и оживления тела Лина, хотя, по нашим меркам, оно оставалось вязким, тонким студнем. Лин теперь имел розоватую кожу, чёрные курчавые волосы и синие с бирюзовым отливом глаза.
Хорошо было бы, по обыкновению, принять ещё кровавую ванну. Схватив меч, покоившийся в зале в углу, Лин в лёгкой кольчуге уносился ввысь и вдаль за самый лес, где сражался с чудовищами, специально отдаваемыми ему на растерзание. Всегда выходя победителем из таких битв, Лин возвращался к себе в славе, осыпаемый листьями лавра и благовониями. И тогда участниками его радости становились жители всего Элизиума.
Но сегодня он решил на битву не идти. В конце концов, это не обязанность. И на асфоделиевую поляну он не отправился. Вместо этого он вернулся в дом и прошёл в специальную комнату, служившую ему аппаратной.
Ещё находясь у входа в дом, Лин поднял голову, взглянул на элементала-арфиста и улыбнулся ему, и к улыбке была примешана грусть.
В аппаратной, уставленной странными машинами, Лин подошёл к плоскому видеокристаллу, до краёв наполненному особой жидкостью. Он включил его и, когда тот загорелся, поводил пальцами по контактному планшету на столе. На экране появилось изображение девушки.
- Марина И., - прозвучал мягкий, бархатный голос, так непохожий на привычные нам электронные голоса. Голос дал полное досье на девушку, считанное с её страницы в Книге Судеб. Марина оказалась студенткой какого-то регионального университета, её родители имели высокий достаток и ни в чём дочке не отказывали, но сама она была недовольна своей жизнью и окружающей действительностью вообще. Марина очень чувствительна и слабохарактерна, часто сидит дома одна, на лекциях скучает, погружённая в свои мысли. Она мечтала о лучшем мире. Самом лучшем. Правда, не представляла толком, как он выглядит. Окружающие считали её не совсем нормальной – она мало с кем дружила. Но с немногочисленными друзьями и подружками общалась очень тепло. Особенно она любила читать им свои стихи, в целом безыскусные, но проникнутые каким-то блоковским чувством смутной устремлённости куда-то или ожидания чего-то, и всегда на одну тему – о том самом, «самом лучшем» мире.
Лин присмотрел эту девушку ещё до своего знаменательного морского путешествия. Главная цель его заинтересованности крылась в том, чтобы преодолеть своё одиночество и, так сказать, обрести себя, а сделать это, как он решил, можно только в ином существе. Да, он был одинок и, несмотря на вечное блаженство и юность, не чувствовал себя реальным существом, каждый день рискуя стать просто тенью, лишённой форм и плотности. И сам Элизиум, пожалуй, не был реальным миром в понимании людей того мира, в котором жила Марина.
Лин чувствовал, что сам давно уже занимается тем, что сочиняет плохие стихи, лишённые конкретного смысла, разве что не записывает их. Из-за этого он. Наверно, и стал лихорадочно грезить Мариной. Тогда, две недели назад, он бегло пролистал другие варианты и забыл о них.
Он опять дотронулся до планшета, и экран выдал всё её окружение – семью, преподавателей, парикмахера, стоматолога… И, главное, подруг и друзей. Взаимности Марины добивались трое молодых людей, один из которых был тем, кого в той стране относили к удачливым бизнесменам; на самом деле он был обычным продавцом, только крупномасштабным, хозяином пяти крупных продуктовых супермаркетов и двух магазинов автозапчастей. Личность пустая, мёртвая ко всему, кроме денег и дорогих браслетов, и к тому же вороватая. Марина вначале проявила к нему интерес, но узнав поближе, опустила его до ранга «хороших знакомых».
Вторым был её преподаватель английского. Он привил ей любовь к лирике Эдгара По, буквально «подсадив» на неё. Чёрный костюм, чёрные короткие волосы, чёрные очки и чёрные полоски усов и бородки под нижней губой придавали ему вид мрачный и таинственный, особенно когда он надевал (чаще в дождь) свой тёмно-синий плащ. Но легкомысленный характер и иногда глуповатый смех выдавали в нём просто любителя готической моды. «Интересный вариант», - подумал Лин; он же, пожалуй, самый подходящий для его плана…
Но тут его пальцы снова ударили по планшету. Третий кандидат – бывший пресс-секретарь одной известной в тех местах фирмы, уволенный недавно за прогулы и появление на работе навеселе. Настоящей причиной прогулов было увлечение живописью и инсталляцией, а ещё – попытка создать свою собственную частную радиостанцию. А причина пьянок – осознание почти полной невозможности осуществить все планы и того, что вокруг никому ничего не нужно, кроме денег и секса.
Неприятный тип. Лин оторвал руки от планшета, вышел в столовую и выпил вина, так ему было противно. Этот неудачник, впрочем, вызывал у Лина определённую симпатию. У него что-то есть в душе, и он хотя бы борется за своё счастье. А у черноволосого преподавателя всё есть, чтобы сблизиться с гораздо более красивой и эффектной особой. А Марина больше подходит этому третьему, которого, кстати, звали Павлом.
Лин вернулся в аппаратную и ещё раз просмотрел информацию о кандидатах. Нет, решил Лин, преподаватель тут явно не подойдёт. Он остановил выбор на Павле, - его портрет высветился на экране, вытеснив остальные. Лин подошёл к стоящему рядом прибору в виде проволочной конструкции с огромным обручем посередине. Он включил его и установил беспроводную связь с видеокристаллом. Потом ударил по планшету, и пространство, ограниченное круглым обручем, потемнело: открылся портал, обладающий мощным отрицательным давлением, проще говоря – затягивающей силой. Лин быстро принял шарообразную форму и нырнул в портал.
(Продолжение следует...)
Заинтересовались материалом? Подписывайтесь на канал! 😉
Ещё произведения этого автора:
- Черепаха
- О человеке, который жил во сне