Колобок ввалился в отдел ровно в шесть, таща за собой две огромные клетчатые сумки.
- Уф, — плюхнулся он на диван, вот что значит, лень. Нет бы, по одной тащить, так это ж два раза ходить надо. - Вытирая пот со лба, проговорил Митрич.
- В Турцию, за кожанками мотались? - Съязвил Остап.
- Неа, - в тон ему ответил Колобок, — лучше. К воякам на склад. Ребята! - Закатил он глаза, — вот, где богатства. Куркули. Аж завидно. - Митрич открыл ближайшую сумку и извлёк на свет тулуп. Самый настоящий. Овчинный. Белого цвета. Насколько я помню офицерский. У солдат тулупы коричневого цвета. Следом выудил пару унт. Вот это раритет! Я и не думал, что такое храниться на армейских складах. Следом на свет появилось тёплое нижнее бельё, с начёсом! Это не современные пародии, этому белью цены нет. Потом байковые портянки, меховая шапка ушанка и такие же меховые рукавицы. Вторую сумку, Митрич подпихнул Остапу. Сам мол, разбирай. В ней находились такие же вещи. Я примерил тулуп. Тяжёлый.
- Мы на северный полюс? - Поинтересовался я, вспоминая, как мотать портянки. Между прочим, ничего лучше портянок, человечество ещё не придумало. Одна проблема, надо уметь их мотать. И тогда, хоть в резиновых сапогах по сугробам.
- Ааа мы, куда? - Вертя в руках тулуп, поинтересовался Остап.
- К морю Остапка, к морю. - Пропел я, исказив популярную песню.
- В шубе и в этих сапогах? - Остап держал в руке унт. Добротный, как раньше их называли, лётные. Да, была мечта, заиметь такие унты, которые выдавались только лётчикам. - В них ноги отвалятся. Как в таком можно ходить? - Остап обулся, прошёлся по комнате. - Хи-хи, как в анекдоте: Дорогой, чем мне на пляже удивить окружающих? Приди с санками. Хи-хи. - Опять хохотнул Остап. Представляю видок, лежат дамы в купальниках, мужчины в плавках и мы, два идиёта, - Остап накинул тулуп и прошёлся по комнате.
- На том море, Остапушка, дама в купальнике буде выглядеть, как ты выразился, идиёткой. - Сказал Колобок.
- А вот сейчас не понял. - Остап переводил взгляд с меня на Колобка и обратно.
- Ты же вчера ушёл и не в курсе. - Подмигнул я ему. - Мы к Охотскому морю. Там точно не сгорим. - При этих словах у меня жутко зачесалась спина.
- Ух, ё... - Только и выдал Остап.
- Ну, что? Покорители полюса, — Осмотрел нас Колобок. Подошёл к Остапу, проверил, как на нём сидит свитер, как завязан рюкзак. До этого минут сорок учили Остапа мотать портянки. Он так и не понял, зачем? Если честно, то и я не понял. Но меня наши сборы беспокоили. Создавалось впечатление, что мы так и останемся жить в тундре. - Посидим на дорожку. - Предложил Митрич.
- Дмитрий Митрич, мы чего-то не знаем? - Наконец не вытерпел я.
- Мы ничего не знаем, — философски ответил Колобок, вставая, — всё в путь.
Я опять увидел марево. Значит, действительно я чувствую дверь только в присутствии Остапа.

Диксон встретил нас холодом. Было видно, что помещение давно не отапливалось. Изо рта шёл пар.
- Демьяныч! - Позвал я. Никакой реакции. Я обернулся на дверь и о чудо, она не пропала. Почему-то боясь, что меня вышвырнет назад, я обратился к Остапу.
- Сходи к Колобку, узнай, почему не отвечает Демьяныч?
- Он тебе, что дурак в таком холоде жить? - Проворчал Остап, снимая рюкзак. Колобок нас собирал, как в разведку. Выдал по три банки тушёнки, армейский сух.пай. Добавил туда сухого топлива и жидкость для розжига, получилось тяжело. Скинув рюкзак, Остап вышел за дверь. И она тут же исчезла. А вот, такого поворота я не ожидал. Подождал немного, Остап дверь видит, сейчас вернётся. И минут через пять ожидания, понял, что не вернётся. Выругавшись на причуды дома, пошёл осматриваться. Отдел был законсервирован. Архив опечатан. Наложено заклятие безразличия. Глянет, кто на эту дверь и сразу становиться безразлично, что за ней. Аккуратно сложена посуда на кухне, на диване и креслах накинуты чехлы. Скорее всего, на всём доме стоит такое заклятье. Хотя дом живой. И простых воришек не пустит. В соседней комнате раздался шорох.
- Демьяныч! - Кинулся я туда. Никого. Просто обвалился иней с потолка. Окинув комнату взглядом, заметил на столе исписанный тетрадный лист. Почерк аккуратный, явно писала женщина.

«Раз ты это читаешь, значит, предсказание сбылось. Как предсказывал шаман, никто кроме ходящего близ смерти не войдёт в дом после того, как покинут его люди. Это предсказание мне передала моя бабка, а ей её бабка. Я не знаю, сколько поколений оно передаётся в нашей семье из уст в уста. Если честно, то я раздумывала, писать это письмо или нет. Были сомнения, верно ли дошло до меня предсказания. На северо-западе нашего острова есть Кузькина скала. Так и остров когда-то назывался, но не прижилось название, а вот скала осталась. Со стороны моря есть пещера. Вход туда только после отлива. Возьмёшь лодку у местных, если кто-нибудь ещё останется. Уезжают люди. Некогда богатый посёлок Диксон начал угасать. Останутся ли люди или нет, время покажет. Думаю, лодку ты найдёшь. Шаман говорил, лодку вглубь пещеры затяни, иначе приливом унесёт. Войдёшь в пещеру сворачивай всё время влево. Там тебя ждёт дух Нойда. Сильный шаман был. С духами общался. Сейчас нет уже таких. Какую тайну он тебе откроет, не знаю, да и не узнаю. Моя миссия окончена. Я смогла передать предсказание. А вот силу передать некому. Потому и мучаюсь. В отделе я работала одна. Три недели назад обморозила руки и ноги. Фельдшер пытается, что-то сделать, но лишь продлевает мои мучения. Я знаю, я умру. На большую землю не хочу. Здесь лежат мои предки, здесь останусь и я.
Я не знаю, кто ты, ходящий близ смерти. Будь счастлив. Помни, сколько бы лет тебе не было отпущено, жизнь коротка, не откладывай на завтра ничего. Прощай. С уважением Татьяна Михайлова Атта острова Диксон. 1991 год»

Я ещё раз повертел в руках тетрадный лист. Пришло понимание, Нойд - так называли поморы шамана. Атта - шаманка. Ну, а по-нашему ведьмак и ведьма.
Ладно, пойду, попробую выйти на улицу, может дом меня и не выпустит. Хотя, письмо явно указывает, что меня здесь ждали. Подошёл к двери, толкнул. Не открывается. И что? Я заперт в этом холодном помещении? Ну, да здание брошено, может просто заперто. Оглядел дверь и тут до меня дошло, дверь открывается внутрь. Надо тянуть, а не толкать. Нажав на ручку, потянул и вот она свобода.

Я смело шагнул на крыльцо, и меня тут же сбило порывом ветра. Сильный, обжигающий ветер дул со стороны моря. Укутавшись плотнее в тулуп, и твердя благодарности Колобку, я двинулся по посёлку к морю. Мне нужна лодка. Уныло, серо, заброшенные пяти и трёх этажные здания, навивали тоску, где-то между домов мелькнул купол церкви. Во дворе какого-то административного здания валяются ржавые бочки. Остовы автомобилей, как скелеты, напоминание о прошлой жизни. Выбитая витрина магазина, как раскрытый рот беззубой старухи. Неужели здесь никого нет? Как так-то? Строили мы, строили и наконец, построили. Насколько я знаю, на Диксоне добывают уголь. Должен быть и порт и аэропорт. Где всё? И вдруг сквозь вой ветра, я услышал рёв автомобиля. И тут же сзади меня раздался звук сигнала. Я даже вздрогнул. Оглянулся. Водитель, открыв дверцу автомобиля, что-то мне кричал. Но в шапке и вой ветра я ничего не мог расслышать. Водитель спрыгнул на землю, подошёл.
- Ты откуда здесь взялся? - Прокричал он мне в ухо. - Ваши уже все улетели. Как тебя забыли то? Садись, не хватало, чтобы ещё простыл. - Меня долго уговаривать не пришлось, тепло кабины просто манило. - Так ты, как умудрился отстать. Вас же всех постоянно пересчитывают!
Содрав с головы шапку, я, наконец, вздохнул свободно. Посмотрел на парня. Круглое лицо, приплюснутый нос, раскосые чёрные глаза. Губы ниточки. А вот возраст... Ему смело можно было дать как девятнадцать, так и сорок лет. Местный житель.
- А я не отстал, — честно признался я. - Я сам по себе.
- Ага, — рассмеялся парень,- по морю пришёл. Я сам самолёт встречал, не было тебя там.
- Мне в море надо, — посмотрел я парню в глаза.
- Сейчас? - Удивился он. - Ты кто?
- Михаил, ведьмак. Меня Нойд ваш призвал.
- Чего? - Парень резко нажал на тормоза. - Откуда знаешь нашу легенду?
- Не знаю. Атта письмо оставила. Татьяна Михайлова.
- Я тогда только родился, — чуть помолчав, заговорил парень. - Атта в тот год к праотцам ушла. Мне бабка рассказывала.
- Она шаманка?
- Не, — парень нажал на газ, мы поехали, — в порту работала, техничкой. В тот год люди отсюда начали уезжать. В зиму припасов не привезли. Денег не платили. Как жить? Остались только те, кому ехать некуда, да мы, чьи предки здесь остались. Нельзя свою землю бросать, обидеться она. Плохо будет. Года три, кое-как рыбой перебивались, иногда с большой земли продукты привозили. Потом уже вахтовики поехали. Легче стало. Сейчас местных если сотни две наберётся, то хорошо, а так только вахты. Да экскурсии. Уж очень люди любят по заброшкам лазить. Хорошо, что отсюда ничего не увезёшь, а то бы растянули уже всё. Парень лихо притормозил у трёхэтажного здания. - Вот не знаю почему, а я тебе верю. Нойд и Атта никто не знает, что это означает. А ты сказал. Пошли. Не замерзать же тебе. У меня переночуешь, а там и с лодкой решим. Вот уверен я, что ты к Кузькиной скале идёшь. Продолжение