Дейенерис
- Дотракийское море, - сказал сир Джорах Мормонт, натягивая поводья и останавливаясь рядом с ней на вершине хребта. Под ними простиралась необъятная и пустая равнина, обширное плоское пространство, простиравшееся до далекого горизонта и за его пределы.
Это было море, подумала Дени. Раньше здесь не было ни холмов, ни гор, ни деревьев, ни городов, ни дорог, только бескрайние травы, высокие стебли которых колыхались, как волны, когда дул ветер.
- Здесь так зелено, - сказала она.
- Здесь и сейчас, - согласился сир Джорах. - Вы бы видели его, когда оно цветет, все темно-красные цветы от горизонта до горизонта, как море крови. Наступает сухой сезон, и мир приобретает цвет старой бронзы. И это всего лишь хранна, дитя мое. Там есть сотня видов травы, травы желтые, как лимон, и темные, как индиго, голубые травы, оранжевые травы и травы, похожие на радугу. Говорят, внизу, в Землях Теней за Асшаем, есть океаны призрачной травы, высотой с человека верхом на лошади, со стеблями, бледными, как молочное стекло. Он убивает всю остальную траву и светится в темноте вместе с духами проклятых. Дотракийцы утверждают, что однажды призрачная трава покроет весь мир, и тогда всей жизни придет конец.
От этой мысли Дени бросило в дрожь.
- Я не хочу сейчас говорить об этом, - сказала она. - Здесь так красиво, я не хочу думать о том, что все умирает.
- Как пожелаете, Кхалиси, - почтительно сказал сир Джорах.
Она услышала звук голосов и обернулась, чтобы посмотреть назад. Они с Мормонтом опередили остальную часть своей группы, и теперь остальные взбирались на гребень под ними. Ее служанка Ирри и молодые лучники из ее кхаса были подвижны, как кентавры, но Визерис все еще с трудом справлялся с короткими стременами и плоским седлом. Ее брат был здесь несчастен. Ему вообще не следовало приходить. Магистр Иллирио уговаривал его подождать в Пентосе, предлагал ему гостеприимство в своем доме, но Визерис ничего этого не принял. Он останется с Дрого до тех пор, пока долг не будет выплачен, пока он не получит корону, которую ему обещали.
- И если он попытается обмануть меня, то, к своему сожалению, узнает, что значит разбудить дракона, - поклялся Визерис, положив руку на позаимствованный меч. Иллирио моргнул, услышав это, и пожелал ему удачи.
Дени поняла, что прямо сейчас не хочет выслушивать никаких жалоб своего брата. День был слишком идеальным. Небо было темно-синим, и высоко над ними кружил охотящийся ястреб. Травяное море колыхалось и вздыхало с каждым дуновением ветра, теплый воздух овевал ее лицо, и Дени почувствовала умиротворение. Она не позволит Визерису все испортить.
- Ждите здесь, - сказала Дени сиру Джораху. - Скажите им всем, чтобы оставались. Скажите им, что это мой приказ.
Рыцарь улыбнулся. Сир Джорах не был красивым мужчиной. Шея и плечи у него были как у быка, а жесткие черные волосы покрывали его руки и грудь так густо, что на голове их совсем не осталось. И все же его улыбки дарили Дени утешение.
- Ты учишься говорить как королева, Дейенерис.
- Не королева, - сказала Дени. - Кхалиси.
Она развернула лошадь и поскакала вниз по склону в одиночестве.
Спуск был крутым и каменистым, но Дени ехала бесстрашно, и радость и опасность этого были песней в ее сердце. Всю ее жизнь Визерис говорил ей, что она принцесса, но Дейенерис Таргариен никогда не чувствовала себя принцессой, пока не оседлала свое Серебро.
Поначалу это давалось нелегко. Кхаласары свернули лагерь на следующее утро после ее свадьбы, двинувшись на восток, в сторону Ваэс Дотрака, и на третий день Дени подумала, что вот-вот умрет. На ее ягодицах открылись седельные язвы, отвратительные и кровоточащие. Ее бедра были до крови натерты, руки покрылись волдырями от поводьев, мышцы ног и спины так ныли от боли, что она едва могла сидеть. К тому времени, как опустятся сумерки, ее служанкам придется помочь ей спуститься с лошади.
Даже ночи не приносили облегчения. Кхал Дрого игнорировал ее, когда они ехали верхом, точно так же, как он игнорировал ее во время их свадьбы, и проводил вечера, выпивая со своими воинами и кровными всадниками, участвуя в скачках на своих призовых лошадях, наблюдая, как танцуют женщины и умирают мужчины. Дени не было места в этих сферах его жизни. Ее оставляли ужинать одну или с сиром Джорахом и ее братом, а потом она плакала, пока не заснула. И все же каждую ночь, незадолго до рассвета, Дрого приходил в ее палатку и будил ее в темноте, чтобы скакать на ней так же безжалостно, как он скакал на своем жеребце. Он всегда брал ее сзади, по дотракийскому обычаю, за что Дени была благодарна; так ее лорд-муж не мог видеть слез, заливающих ее лицо, и она могла использовать подушку, чтобы заглушить крики боли. Закончив, он закрывал глаза и начинал тихо похрапывать, а Дени лежала рядом с ним, ее тело было в синяках и болело так сильно, что не хотелось спать.
День следовал за днем, и ночь следовала за ночью, пока Дени не поняла, что больше не выдержит ни секунды. Она скорее покончит с собой, чем будет продолжать, решила она однажды ночью...
И все же, когда она заснула той ночью, ей снова приснился драконий сон. На этот раз Визериса в нем не было. Были только она и дракон. Его чешуя была черной, как ночь, мокрой и скользкой от крови. Ее кровь, почувствовала Дени. Его глаза были озерами расплавленной магмы, а когда он открыл пасть, пламя с ревом вырвалось наружу горячей струей. Она слышала, как он поет ей, она раскрыла объятия огню, обняла его, позволила ему поглотить себя целиком, позволила ему очистить ее, закалить и вычистить дочиста. Она чувствовала, как ее плоть опаляется, чернеет и отслаивается, чувствовала, как ее кровь закипает и превращается в пар, и все же боли не было. Она чувствовала себя сильной, новой и неистовой.
А на следующий день, как ни странно, ей, казалось, было уже не так больно. Это было так, как если бы боги услышали ее и сжалились. Даже ее служанки заметили перемену.
- Кхалиси, - сказал Чхики, - что случилось? Вы больны?
- Была, - ответила она, стоя над драконьими яйцами, которые Иллирио подарил ей, когда она выходила замуж. Она дотронулась до одного, самого большого из трех, легонько проведя рукой по полке. Черно-алое, подумала она, как дракон из моего сна. Камень казался странно теплым под ее пальцами... Или она все еще спала? Она нервно отдернула руку.
Начиная с этого часа, каждый день был легче, чем предыдущий. Ее ноги окрепли; волдыри лопнули, а руки покрылись мозолями; ее мягкие бедра окрепли, став гибкими, как кожа.
Кхал приказал служанке Ирри научить Дени ездить верхом на дотракийский манер, но именно кобылка была ее настоящим учителем. Она, казалось, понимала ее настроение, как будто у них был единый разум. С каждым днем Дени чувствовала себя все увереннее на своем месте. Дотракийцы были суровым и несентиментальным народом, и у них не было в обычае давать имена своим животным, поэтому Дени думала о себе только как о Серебре. Она никогда ничего так сильно не любила.
По мере того как езда верхом становилась все менее тяжелым испытанием, Дени начала замечать красоты окружающей ее местности. Она ехала во главе кхаласара вместе с Дрого и его кровными всадниками, поэтому приезжала в каждую страну свежей и неиспорченной. Позади них огромная орда могла разрывать землю, мутить реки и поднимать облака удушливой пыли, но поля перед ними всегда были зелеными.
Они пересекли пологие холмы Норвоса, миновали террасные фермы и маленькие деревушки, где горожане с тревогой наблюдали за происходящим с верхушек белых оштукатуренных стен. Они перешли вброд три широкие спокойные реки и четвертую, которая была быстрой, узкой и коварной, разбили лагерь у высокого голубого водопада, обогнули полуразрушенные руины огромного мертвого города, где, как говорили, призраки стонали среди почерневших мраморных колонн. Они мчались по валирийским дорогам тысячелетней давности, прямым, как дотракийская стрела. Полмесяца они ехали по лесу Кохор, где листья создавали золотой полог высоко над ними, а стволы деревьев были широкими, как городские ворота. В том лесу водились огромные лоси, и пятнистые тигры, и лемуры с серебристым мехом и огромными фиолетовыми глазами, но все они разбежались при приближении кхаласара, и Дени не успела их увидеть.
К тому времени ее агония превратилась в тускнеющее воспоминание. Она все еще болела после долгого дня верховой езды, но теперь боль каким-то образом стала приятной, и каждое утро она охотно садилась в седло, горя желанием узнать, какие чудеса ждут ее впереди. Она начала находить удовольствие даже в своих ночах, и если она все еще кричала, когда Дрого брал ее, то не всегда от боли.
У подножия хребта вокруг нее росла трава, высокая и гибкая. Дени перешла на рысь и выехала на равнину, затерявшись в зелени, в блаженном одиночестве. В кхаласаре она никогда не была одна. Кхал Дрого приходил к ней только после захода солнца, но ее служанки кормили ее, купали и спали у дверей ее палатки, кровные всадники Дрого и люди ее кхаса никогда не были далеко, а ее брат был нежеланной тенью днем и ночью. Дени слышала его на вершине хребта, его пронзительный от гнева голос, когда он кричал на сира Джораха. Она ехала дальше, все глубже погружаясь в Дотракийское море.
Зелень поглотила ее. Воздух был насыщен ароматами земли и травы, смешанными с запахом конины, пота Дени и масла в ее волосах. Дотракийский запах. Казалось, им здесь самое место. Дэни вдохнула все это, смеясь. У нее возникло внезапное желание ощутить землю под собой, погрузить пальцы ног в эту густую черную почву. Спрыгнув с седла, она позволила Серебру пощипать себя, пока снимала высокие сапоги.
Визерис налетел на нее внезапно, как летняя гроза, его конь встал на дыбы под ним, когда он слишком сильно натянул поводья.
- Ты смеешь! - закричал он на нее. - Ты отдаешь мне приказы?
Он спрыгнул с лошади, споткнувшись при приземлении. Его лицо раскраснелось, когда он с трудом поднялся на ноги. Он схватил ее, встряхнул.
- Ты что, забыла, кто ты такая? Посмотри на себя. Посмотри на себя!
Дени не нужно было смотреть. Она была босиком, с намасленными волосами, в дотракийских кожаных штанах для верховой езды и расписном жилете, подаренном ей в качестве подарка невесте. Она выглядела так, словно ее место было здесь. Визерис был перепачкан в городских шелках и кольчуге.
Он все еще кричал.
- Ты не командуешь драконом. Ты понимаешь? Я Повелитель Семи Королевств, я не собираюсь выслушивать приказы от какой-то шлюхи повелителя лошадей, ты меня слышишь? - Его рука скользнула ей под жилет, пальцы больно впились в грудь. - Ты меня слышишь?
Дени с силой оттолкнула его.
Визерис недоверчиво уставился на нее своими сиреневыми глазами. Она никогда не бросала ему вызов. Никогда не сопротивлялась. Ярость исказила его черты. Сейчас он причинит ей боль, и сильную, она это знала.
Треск.
Удар хлыста был похож на раскат грома. Спираль обхватила Визериса за горло и дернула его назад. Он растянулся в траве, оглушенный и задыхающийся. Дотракийские всадники заулюлюкали ему, когда он попытался освободиться. Тот, что с хлыстом, молодой Чхого, хрипло задал вопрос. Дени не поняла его слов, но к тому времени там были Ирри, и сир Джорах, и остальные ее кхас.
- Чхого спрашивает, хотела бы ты, чтобы он умер, Кхалиси, - сказала Ирри.
- Нет, - ответила Дени. - Нет.
Чхого понял это. Кто-то из остальных выкрикнул комментарий, и дотракиец рассмеялся. Ирри сказала ей:
- Куаро считает, что тебе следует прислушаться к нему, чтобы научить уважению.
Ее брат стоял на коленях, его пальцы впивались в кожаные кольца, он бессвязно плакал, пытаясь отдышаться. Хлыст туго обхватывал его трахею.
- Скажи им, что я не желаю ему вреда, - сказала Дени.
Ирри повторила свои слова на дотракийском. Чхого дернул за хлыст, дергая Визериса, как марионетку на веревочке. Он снова растянулся на земле, высвободившись из кожаных объятий, тонкая струйка крови текла у него под подбородком там, где хлыст глубоко порезал его.
- Я предупреждал его о том, что произойдет, миледи, - сказал сир Джорах Мормонт. - Я велел ему оставаться на гребне, как вы приказали.
- Я знаю, - ответила Дени, наблюдая за Визерисом. Он лежал на земле, шумно втягивая воздух, с красным лицом и всхлипывая. Он был жалким созданием. Он всегда был жалким созданием. Почему она никогда не замечала этого раньше? Там, где раньше был ее страх, внутри нее образовалась пустота.
- Возьми его лошадь, - приказала Дени сиру Джораху. Визерис уставился на нее, разинув рот. Он не мог поверить в то, что слышал; да и Дени не могла до конца поверить в то, что говорила. И все же слова прозвучали. - Позволь моему брату идти позади нас обратно в кхаласар.
Среди дотракийцев человек, который не ездит верхом, вообще не был человеком, низшим из низших, без чести и гордости.
- Пусть все видят его таким, какой он есть.
- Нет! - закричал Визерис. Он повернулся к сиру Джораху, умоляя на общем языке словами, которых всадники не поняли бы. - Ударь ее, Мормонт. Причини ей боль. Так приказывает твой король. Убей этих дотракийских собак и научи ее.
Рыцарь-изгнанник перевел взгляд с Дени на ее брата; она босиком, с грязью между пальцами ног и маслом в волосах, он в своих шелках и стали. Дени видела решение на его лице.
- Он пойдет пешком, Кхалиси, - сказал он. Он взял лошадь ее брата под уздцы, пока Дени снова садилась на свою кобылку.
Визерис уставился на него, разинув рот, и сел в грязь. Он хранил молчание, но не двигался с места, и его глаза были полны яда, когда они отъезжали. Вскоре он затерялся в высокой траве. Когда они больше не могли его видеть, Дени испугалась.
- Он найдет дорогу назад? - спросила она сира Джораха, когда они ехали верхом.
- Даже такой слепой человек, как ваш брат, должен быть в состоянии идти по нашему следу, - ответил он.
- Он гордый. Возможно, ему будет слишком стыдно, чтобы вернуться.
Джорах рассмеялся.
- А куда еще ему идти? Если он не сможет найти кхаласара, кхаласар наверняка найдет его. Трудно утонуть в Дотракийском море, дитя мое.
Дени видела, что это правда. Кхаласар был похож на город в походе, но он шел не вслепую. Разведчики всегда находились далеко впереди основной колонны, готовые к любым признакам дичи, добычи или врагов, в то время как передовые отряды охраняли их фланги. Они ничего не упускали, ни здесь, ни на этой земле, ни в том месте, откуда они пришли. Эти равнины были частью их... и ее, теперь.
- Я ударила его, - сказала она с удивлением в голосе. Теперь, когда все было кончено, это казалось ей каким-то странным сном, который ей приснился. - Сир Джорах, как вы думаете... он будет так зол, когда вернется...
Она вздрогнула.
- Я разбудила дракона, не так ли?
Сир Джорах фыркнул.
- Ты можешь разбудить мертвого, девочка? Твой брат Рейгар был последним драконом, и он умер на Трезубце. Визерис меньше, чем тень змеи.
Его резкие слова поразили ее. Казалось, все то, во что она всегда верила, внезапно было поставлено под сомнение.
- Ты... ты поклялся ему своим мечом...
- Это я сделал, девочка, - сказал сир Джорах. - И если твой брат - тень змеи, то кто же тогда его слуги?
В его голосе звучала горечь.
- Он по-прежнему истинный король. Он такой...
Джорах остановил свою лошадь и посмотрел на нее.
- Теперь правда. Ты бы хотела увидеть Визериса сидящим на троне?
Дени подумала об этом.
- Он был бы не очень хорошим королем, не так ли?
- Бывало и похуже... Но не так много.
Рыцарь пришпорил своего коня и снова пустился в путь.
Дени ехала рядом с ним.
- И все же, - сказала она, - простые люди ждут его. Магистр Иллирио говорит, что они шьют знамена с драконами и молятся, чтобы Визерис вернулся из-за узкого моря и освободил их.
- Простые люди молятся о дожде, здоровых детях и вечном лете, - сказал ей сир Джорах. - Для них не имеет значения, играют ли верховные лорды в свою игру престолов, пока их оставляют в покое.
Он пожал плечами.
- Они никогда такими не бывают.
Какое-то время Дени ехала молча, складывая слова, как пазл. Это шло вразрез со всем, что Визерис когда-либо говорил ей, - думать, что людей может так мало волновать, правит ли ими истинный король или узурпатор. И все же, чем больше она размышляла над словами Джораха, тем больше в них звучало правды.
- О чем вы молитесь, сир Джорах? - спросила она его.
- Дом, - сказал он. Его голос был хриплым от тоски.
- Я тоже молюсь о доме, - сказала она ему, веря в это.
Сир Джорах рассмеялся.
- Тогда оглянитесь вокруг, Кхалиси.
Но тогда это были не те равнины, которые видела Дени. Это была Королевская гавань и великая Красная крепость, построенная Эйгоном Завоевателем. Это был Драконий камень, где она родилась. Перед ее мысленным взором они горели тысячью огней, огонь полыхал в каждом окне. Перед ее мысленным взором все двери были красными.
- Мой брат никогда не вернет себе Семь королевств, - сказала Дени. Она поняла, что знала это уже давно. Она знала это всю свою жизнь. Только она никогда не позволяла себе произносить эти слова, даже шепотом, но теперь она произнесла их так, чтобы их услышал Джорах Мормонт и весь мир.
Сир Джорах окинул ее оценивающим взглядом.
- Вы думаете, что нет.
- Он не смог бы возглавить армию, даже если бы мой лорд-муж дал ему ее, - сказала Дени. - У него нет монеты, и единственный рыцарь, который следует за ним, поносит его как ничтожество, меньшее, чем змея. Дотракийцы насмехаются над его слабостью. Он никогда не заберет нас домой.
- Мудрое дитя.
Рыцарь улыбнулся.
- Я не дитя, - яростно сказала она ему. Она вдавила пятки в бока своего скакуна, заставляя Серебро пуститься в галоп. Она мчалась все быстрее и быстрее, оставляя Джораха, Ирри и остальных далеко позади, теплый ветер развевал ее волосы, а заходящее солнце краснело на ее лице. К тому времени, когда она добралась до кхаласара, уже смеркалось.
Рабы поставили ее палатку на берегу родникового пруда. Она слышала грубые голоса из плетеного из травы дворца на холме. Скоро раздастся смех, когда мужчины ее кхаса расскажут историю о том, что произошло сегодня в траве. К тому времени, когда Визерис, прихрамывая, вернется к ним, каждый мужчина, женщина и ребенок в лагере будут знать в нем ходока. В кхаласаре не было никаких секретов.
Дени отдала Серебро рабам для ухода и вошла в свою палатку. Под шелком было прохладно и сумрачно. Когда она позволила двери закрыться за собой, Дени увидела, как палец пыльно-красного света протянулся через палатку, чтобы коснуться яиц. На мгновение тысячи капель алого пламени поплыли у нее перед глазами. Она моргнула, и они исчезли.
Камень, сказала она себе. Они всего лишь каменные, даже Иллирио так сказал, все драконы мертвы. Она приложила ладонь к черному яйцу, нежно проведя пальцами по изгибу скорлупы. Камень был теплым. Почти горячим.
- Солнце, - прошептала Дени. - Солнце согревало их, пока они ехали верхом.
Она приказала своим служанкам приготовить ей ванну. Дореа развела костер снаружи палатки, в то время как Ирри и Чхики сняли с вьючных лошадей большую медную лохань - еще один подарок невесте - и принесли воды из бассейна. Когда ванна наполнилась паром, Ирри помогла ей забраться в нее и забралась следом.
- Ты когда-нибудь видела дракона? - спросила она, пока Ирри терла ей спину, а Чхику смывала песок с волос. Она слышала, что первые драконы пришли с востока, из земель теней за Асшаем и островов Нефритового моря. Возможно, некоторые из них все еще жили там, в странных и диких царствах.
- Драконы ушли, Кхалиси, - сказала Ирри.
- Мертвы, - согласилась Чхику. - Давным-давно.
Визерис сказал ей, что последние драконы Таргариенов умерли не более полутора веков назад, во время правления Эйгона III, которого называли Губителем драконов. Дени казалось, что это было не так уж и давно.
- Повсюду? - разочарованно сказала она. - Даже на востоке?
Магия умерла на западе, когда Рок обрушился на Валирию и Земли Долгого лета, и ни выкованная заклинаниями сталь, ни певцы бури, ни драконы не могли сдержать ее, но Дени всегда слышала, что на востоке все по-другому. Говорили, что мантикоры рыскали по островам Нефритового моря, что василиски наводнили джунгли Йи Ти, что певцы заклинаний, чернокнижники и аэроманты открыто практиковали свое искусство в Асшае, в то время как связующие теней и маги крови творили ужасные чары во мраке ночи. Почему бы и драконам не быть такими же?
- Никаких драконов, - сказала Ирри. - Храбрые люди убивают их, ибо драконы ужасные злые звери. Это известно.
- Это известно, - согласилась Джики.
- Торговец из Кварта однажды сказал мне, что драконы прилетели с Луны, - сказала белокурая Дорея, грея полотенце над огнем. Джики и Ирри были одного возраста с Дени, дотракийскими девушками, взятыми в рабство, когда Дрого разрушил кхаласар их отца. Дорея была старше, ей было почти двадцать. Магистр Иллирио нашел ее в доме удовольствий в Лисе.
Серебристо-мокрые волосы упали ей на глаза, когда Дени с любопытством повернула голову.
- С Луны?
- Он сказал мне, что луна - это яйцо, Кхалиси, - сказала девушка-лисенка. - Когда-то на небе было две луны, но одна из них подошла слишком близко к солнцу и треснула от жары. Тысяча тысяч драконов вырвались наружу и выпили огонь солнца. Вот почему драконы дышат пламенем. Однажды другая луна тоже поцелует солнце, а потом оно расколется, и драконы вернутся.
Две дотракийские девушки захихикали.
- Ты глупая рабыня с соломенной головой, - сказала Ирри. - Луна - это не яйцо. Луна - это бог, женщина, жена солнца. Это известно.
- Это известно, - согласилась Джики.
Кожа Дени была раскрасневшейся и розовой, когда она вылезла из ванны. Джики уложила ее, чтобы смазать маслом ее тело и соскрести грязь с пор. После этого Ирри посыпала ее пряными цветами и корицей. Дорея расчесывала ее волосы, пока они не засияли, как пряденое серебро, она думала о луне, яйцах и драконах.
Ее ужин состоял из простого блюда из фруктов, сыра и поджаренного хлеба с кувшином вина с медом, чтобы запить его.
- Дорея, останься и поешь со мной, - приказала Дени, отослав остальных служанок. У лизенской девушки были волосы цвета меда и глаза, подобные летнему небу.
Она опустила эти глаза, когда они остались одни.
- Вы оказываете мне честь, Кхалиси, - сказала она, но это была не честь, а только услуга. Еще долго после того, как взошла луна, они сидели вместе и разговаривали.
В ту ночь, когда пришел Кхал Дрого, Дени ждала его. Он стоял в дверях ее палатки и смотрел на нее с удивлением. Она медленно поднялась, распахнула свои шелковые одеяния и позволила им упасть на землю.
- Этой ночью мы должны выйти наружу, мой господин, - сказала она ему, поскольку дотракийцы верили, что все важные дела в жизни человека должны совершаться под открытым небом.
Кхал Дрого последовал за ней в лунный свет, колокольчики в его волосах тихо позвякивали. В нескольких ярдах от ее палатки была подстилка из мягкой травы, и именно туда Дени уложила его. Когда он попытался перевернуть ее, она положила руку ему на грудь.
- Нет, - сказала она. - Этой ночью я бы посмотрела на твое лицо.
В самом сердце кхаласара нет места уединению. Дени чувствовала на себе взгляды, когда раздевала его, слышала тихие голоса, когда делала то, что велела ей делать Дорея. Для нее это ничего не значило. Разве она не была кхалиси? Его глаза были единственными, которые имели значение, и когда она взобралась на него верхом, то увидела в них нечто такое, чего никогда раньше не видела. Она скакала на нем так же яростно, как скакала на своем Серебре, и когда настал момент его наслаждения, Кхал Дрого выкрикнул ее имя.
Они были на дальнем берегу Дотракийского моря, когда Джики коснулась пальцами мягкой выпуклости живота Дени и сказала:
- Кхалиси, ты беременна.
- Я знаю, - сказала ей Дени.
Это были ее четырнадцатые именины.