Когда мне было три года, меня привезли на Север, к родителям. Тут многое было иначе, не так, как у нас на Урале.
1979 год, СССР. Новые для меня слова.
Например, Большая Земля — это все, что на запад от Уральских гор. Все вахтовики мечтают заработать много денег и вернуться с Севера на Большую Землю.
Север — все, что восточнее Урала. Например, наш Нижневартовск. Здесь много полезных вещей — нефть, газ, комары и кедровые шишки.
Самотлор — озеро рядом с Нижневартовском, под которым находится огромное подземное море нефти. Одно из самых больших месторождений нефти в мире.
Вахта — работа, на которую ездят вахтовики.
Длинный Рубль — мифическая отметка. Означает, что вахтовик заработал достаточно денег, чтобы вернуться на Большую Землю. Ходят легенды, что кто-то достигал и даже вернулся.
Буровая — место, где вахтовики работают свою работу. Буровая делает дырку в земле, чтобы добраться до нефти.
Качалка — до начала 90-х агрегат, выкачивающий из пласта нефть. Его можно узнать по характерному покачиваю клювом, словно птичка клюет зерно, как в деревянной игрушке.
Когда начались 90-е — "качалка" это место, где обычные тощие пацаны превращались в Шварцнеггеров.
Пласт — слой земли, в котором находится нефть. Иногда — состояние вахтовика после получки. "Лежать пластом" и так далее.
Получка — зарплата.
Шабашка — работа в другом месте и деньги, полученные за нее. Все вахтовики уверены, что эти деньги гораздо приятнее получки.
Премия — награда за красоту.
Юга — теплое место у моря, где вахтовики с облегчением избавляются от бремени денег — получки, шабашки и премии. Чтобы снова со спокойной душой вернуться на Север.
Шесналка — шестнадцатиэтажный московский дом. Правда, позже я узнал, что в Москве такие дома строят в 17 этажей. А у нас на Севере один этаж, видимо, ушел в болота.
Болото — пугающая хлюпающая штука. Весь город Нижневартовск, по сути, отсыпан песком на болоте. У болота нет дна. Я с легким холодком в затылке представлял, что сейчас подо мной, сидящим в балке и играющим в солдатики, уходит вниз невероятная бездна. И от этого порой становилось не по себе.
Мороз — то, что делает Север севером. -40, -50. Колючая страшная штука, от которой мое лицо застывает, словно пластилиновое. Мороз может заморозить тебя насмерть, как в сказке "Морозко".
Во времена освоения Самотлора машины не ходили по одной. Всегда только парами -- для безопасности. Север ошибок не прощает. Если одна машина сломается и встанет, на второй люди уедут. И останутся в живых.
Даже автобусы ходили по двое - караваном. "Икарусы" мне нравились, они были с отоплением. Печка греет сильно, только сиденья неудобные, пластиковые какие-то. А были и советские автобусы -- "сараи", мы их называли, рыжего цвета. Вот в тех холод собачий, словно сам Морозко сидит через пару рядов. С мороженой рыбиной в руках.
Рыба - это уже из вартовских легенд. В первые годы, когда Нижневартовск только строился, рыбы в Оби было навалом. Завались. Много, короче. Из водопровода вода шла с нарезкой из красной рыбы. Насосами затянуло.
Это мне отец с дядей рассказали, посмеиваясь и перемигиваясь. Шутники.
А когда рыба шла на нерест, говорил отец, то можно было багор воткнуть -- и багор так и шел с потоком. Короче, Вартовск -- мифическое место.
Балок — вагон, снятый с колес, разделенный на две части. Жилье на две семьи.
Садик — детский сад.
Мы тогда жили в балке в Старом Вартовске, а садик был за тем местом, где потом был Балаган (а ныне -- торговый центр). Отец вечером, возвращаясь с работы, забирал меня из садика. Мы ехали на вахтовом автобусе, которым развозили рабочих. Битком набитый "пазик", заледеневшие стекла - от пара дыхания на окнах образовалась толстая рыхлая корка. Я рисовал пальцем, старательно протапливая дорожку в изморози. Иногда прикладывал ладонь и ждал -- холодно-холодно-мокро, и на стекле оставались следы -- круг и пять маленьких овалов.
Словно мой личный след в бескрайней снежной пустыне ночного Севера.
Ночь - полярной ночи в Нижневартовске нет, не те широты. Но в зимнее время мне казалось, светлого времени всего ничего, часа два, а потом снова тебя обступает темнота -- огромная, бесконечная, от края мира до края мира.
Если "пазик" ехал долго, я успевал вытопить на стекле целый пятачок -- сидел и смотрел сквозь него. Глубокая непроглядная темнота простиралась вокруг автобуса. И в этой темноте светились уютные огни "деревяшек" и балков, и изредка вспыхивали тревожные редкие фары встречных машин.
Деревяшка - деревянный двухэтажный дом, престижное в то время место жительства.
Продленка - еще одно новое слово. Один раз я там досидел до двух ночи, кажется. Я и нянечка, остальные дети уже спали. А я не планировался спать, меня должны были забрать. Но все не забирали. Потом оказалось, что у отца на работе аврал, он задержался, а позвонить было некуда. Мама, не дождавшись, поймала посреди ночи "попутку", приехала из Старого и забрала меня. Обратно мы тоже ехали на машине, я ее даже помню, "жигуленок". А вообще, в продленке мне нравилось.
Старый Вартовск - старая часть города, оттуда все начиналось. Там стояли первые дома, а потом и наши балки. В Старом Вартовске мы играли в развалинах недостроенного дома. Прыгали через провалы в полу, вылазили в окна. Розовый дом, как мы его называли.
Улица Энтузиастов - улица, где стояли наши балки, те самые вагончики на две семьи. Я долго не мог запомнить название. Хоть убей. То улица энтуЗАЗИстов, то еще как называл. И все время забывал, что это означает - "энтузиасты". Кто это такие? Ну не космонавты, наверное.
