В первой части, как обычно, наградные листы.
Первый из них оформлен на гвардии старшего сержанта Григория Сергеевича Чудина, 1912 года рождения, командира отдельного взвода войск НКВД при Особом Отделе НКВД 2-го гвардейского танкового корпуса.
В Красной Армии гвардии старший сержант служит с 1941 года, имеет лёгкое ранение. Командир взвода "обеспечил проверку занятых населённых пунктов, правильно организовал заградительную и патрульную службу". Далее мы читаем, что он в период "боевых действий ведет себя мужественно и смело", а поручения выполняет "аккуратно и беспрекословно". Орден Красной Звезды.
Второе представление оформлено на Николая Ивановича Скибу, гвардии сержанта государственной безопасности, уполномоченного Особого Отдела при 130-м гвардейском МСПБ 130-й гвардейской танковой бригады.
В момент оформления этого представления Николаю было скорее всего 21 год. Его звание условно соответствовало тогда званию лейтенанта РККА и носил он в петлицах по два "кубаря".
Из текста мы узнаём, что он "вместе с разведкой бригады ездил в разведку, доставлял ценные сведения о противнике и в качестве простого десантника" (скорее всего имеется ввиду танкового десанта) вместе с автоматчиками участвовал в разгроме немецкой автоколонны, лично уничтожив 9 солдат противника. Ночью после обнаружения в селе группы неприятельских автоматчиков он организовал прочёсывание села, в результате которого было уничтожено 16 румын и итальянцев. Двигаясь далее вместе со взводом ПТО он встретился с колонной противника в составе 150-200 румын и итальянцев. Наши бойцы приняли бой с этой колонной.
В общем, сержант госбезопасности в штабе батальона во время боёв не отсиживался. Медаль "За Отвагу".
В открытых источниках удалось найти только фрагмент другого наградного листа уже на гвардии капитана Скибу и дату его награждения орденом Красной Звезды - 3 октября 1944 года. Вот этот фрагмент.
Опять речь идет о батальоне, есть упоминание и о танках. Перед наступлением он разоблачил двух агентов немецкой агентуры. Капитан опять проявлял отвагу в боях при освобождении Минска, уничтожил 19+5 солдат и офицеров противника, "заглушил гранатами два ДЗОТа".
Начало истории про Степку и его боевых товарищей, воевавших в 192-м мотострелковом батальоне, который входил в состав 192-й танковой бригады (с конца октября 1943 года - 39-й гвардейской танковой бригады), можно прочитать здесь, а её продолжение здесь и здесь, а также в предыдущей публикации.
Степка быстро разбудил мирно сопящих в углу свинарника под рогожей комсорга и Кузьмича и посвятил в свои подозрения. Они, зевая и протирая глаза, в целом согласились с его доводами. Комсорг при этом сразу "взял быка за рога":
- Чего долго рассуждать?.. Надо просто проверить!..
Химинструктора тоже разбудили и посвятили "в тему", чтобы Степка мог "не надолго оставить его за себя". Потом лейтенант "исэ" показал ефрейтору, как пользоваться своим "люгером". После этого состоялся ещё короткий разговор с Кириллом, который завершился следующим монологом:
- Ты хорошо понял, что я тебе объяснял?.. В общем, ефрейтор, тебе так и так сейчас идти на линию связь восстанавливать. Мои подозрения могут быть и надуманными, но, как говорится, "береженого Бог бережет". Поэтому вот тебе "люгер", а мы втроем тебя прикроем. Держи его за пазухой, с предохранителя сними, но иди осторожно, не поскользнись, а то себе что-нибудь отстрелишь... Вот, видишь здесь такой "флажок", ог должен быть поднят... Стреляй только по ногам... Главную цель операции ты усвоил?
Даже почти в полной темноте было видно, что ефрейтор побледнел, но он кивнул и пробормотал:
- Понял я, товарищ лейтенант!..
Степка положил руку ему на плечо:
- Не дрейфь ты так. Ну, пошли что ль?..
В подготовку "контрразведывательной операции" вмешался опять Исаак Аркадьевич:
- Товарищ лейтенает, разрешите и мне с вами?.. Если что, я и медпомощь смогу кому надо на месте оказать, и идиш знаю... А этот язык очень похож на немецкий...
Степка засомневался:
- А если?..
Фельдшер его перебил:
- Не беспокойтесь об этом, товарищ лейтенант, я поотстану немного и не буду вам мешать сделать сначала вашу работу...
Через несколько минут группа уже вышла вслед за ефрейтором-телефонистом из полуразрушенной и догорающей деревушки на восток. До первой линии прерывистых окопов, в которых теперь разместились бойцы стрелковой и трофейной рот, добрались быстро. Дальше уже медленно пошёл только один телефонист, свободно держа в левой руке телефонный провод, позволяя ему проходить свквозь неплотно сжатый кулак. Правая рука связиста была засунута за пазуху ватника и сжимала рукоятку пистолета. Трое ползли от связиста шагах в тридцати позади, а фельдшер (выяснилось, что ползает он действительно быстро, но уж очень шумно) полз ещё дальше позади всех.
Телефонист, обнаружив обрыв провода примерно на половине дистанции до следующей линии бывших немецких траншей, присел на снег и громко произнёс условленную для случая, если провод будет обрезан вручную, фразу:
- Черт побери!..
Прикрывающая группа успела немного рассредоточиться, то есть комсорг и Кузьмич расползлись от Степка "направо-налево" на несколько шагов, а вкрнее позков. Через несколько секунд две тени в белых маскировочных комбинезонах слева и справа и чуть сзади от связиста возникли прямо из снега и, пригибаясь, тихо, но быстро стали к нему приближаться.
Кирилл действовал почти так, как договаривались, только выстрелил из пистолета в левого немца немного раньше, чем было задумано. И выстрелил он два раза подряд. Разведчик споткнулся и упал. Правого немца в белом маскировочном комбинизоне короткой очередью срезал комсорг. В ответ по тому месту, где после выстрелов сразу залег в снег Кирилл, открыл огонь из автомата третий, прикрывающий группу захвата разведчик. Это была его ошибка. Теперь уже три короткие очереди из ППШ простучали в ответ, превратив перестук немецкого автомата в "лебединую песню".
На всё про всё ушло не больше полминуты. Полежали в снегу ещё минуту, послушали ночные шумы. Из относящихся к делу можно было услышать только стоны раненого немецкого разведчика. Пока из предосторожности вперед поползли. Кирилл, выполнив по строгому указанию Степки сразу после своего падения в снег упражнение "перекат через себя на триста шестьдесят градусов", был цел и невредим. Он только до сих пор очень тяжело дышал, сжимал "люгер" в заиндевевших пальцах и несколько раз спросил:
- Я его ранил или убил?..
Лейтенант "исэ" не без труда освободил свой пистолет из "захвата" и сунул в кобуру. Подоспел Исаак Аркадиевич, который и вступил в короткие, но успешные переговоры с уцелевшим, но раненым немецким разведчиком. Уже на обратном пути он поведал Степке, какими аргументами ему удалось убедить фрица бросить автомат и поднять руки:
- Я ему просто сказал, чтобы он вспомнил, какой сегодня год, напомнил ещё, что он в своей форме, то есть будет обычным военнопленным и что против трёх автоматов у него шансов остаться в живых ноль. А так для него война окончена и он, считай, легко выскочил из этой "заварушки".
Кузьмич проверил "холодность" двух других немцев, показал большой палец и добавил на словах:
- Были ещё двое, но видать дёру дали... От них одни ямки в снегу остались.
Комсорг по кивку Степки дал зелёную ракету. Пока фельдшер перевязывал и допрашивал захваченного "языка", к месту операции, по выражению комсорга, "как стадо бизонов" прибежали двое солдат и сержант из стрелковой роты. Они собрали оружие у убитых и, сменяя друг друга, понесли раненого немецкого разведчика "в батальон". Кирилл получил такой же "люгер" в кобуре, которую сняли с пояса раненого немецкого разведчика. У немца было пулей простреляно левое колено, а вторая (или первая?) пуля связиста ушла, по всей видимости "в молоко".
Уже вполне пришедший в себя Кирилл проверил связь и сообщил "товарищу четвёртому", что скоро "доставят "языка", у него есть ценные сведения". Про ценные сведения посоветовал добавить Исаак Аркадьевич, подмигнув и хлопнув на прощание немца по раненой ноге. Сопровождать "процессию" вызвался комсорг, уведомив Степку, что ему нужно "быстро смотаться туда-обратно в штаб батальона", а через час-полтора, он будет "как штык" на месте. Да и за "братьями-славянами", которые немецкого разведчика несли, приглядеть не помешает. А то (комсорг помнит случаи), когда пленные немцы до штаба батальона живыми "не доходили".
На обратном пути фельдшер поведал Степке и Кузьмичу, что "ценные сведения" это вовсе не "фигура речи", а данные о том, что противник утром готовится перейти в контратаку основными силами на участке, если он понял правильно, того батальона, который занимает сейчас позиции левее. На участке их батальона немцы будут вести лишь "сковывающие действия".
Степка выразил сомнения в достоверности так сравнительно легко полученной важной информации. Но Исаак Аркадьевич рассеял сомнения лейтенанта "исэ", продолжив рассказ:
- И я о том же его подумал... Представляйте товарищ лейтенант, как у нас мысли сходятся?.. Поэтому я фрицу сказал, что если утром будет не так, как он сейчас сказал, то я лично приду и его расстреляю. Он в ответ спросил меня, не еврей ли я. И получив от меня честный ответ, сказал потом, что в таком случае, ему вообще не имеет смысла врать. Нет, вы можете это представить?.. Не прошло и трёх лет, как они уже стали кое-что понимать про евреев и нашу вторую щеку...
Степка, фельдшер, Кузьмич и Кирилл через час уже снова были в "своём" свинарнике, в котором к исходу февральской ночи было (или просто казалось?) теплее, чем на улице. По крайней мере, в свинарнике не так сильно дул поднявшийся ещё с вечера ветер. Химинструктор, узнав "как всё прошло", завалился спать.
Степка объяснил Кузьмичу, куда по его мнению нужно перенести позиции его трёх миномётов с учётом данных о немецкой контратаке, полученных от немецкого "языка". Кузьмич в ответ широко и громко зевнул, чертыхнулся, но побежал выполнять Степкину задумку. Степка ещё послал связного к одному расчёту "максима" с приказом занять новую позицию левее уже на линии занятых ещё в первой половине дня немецких траншей. Фельдшер тем временем быстренько лег на место комсорга и через пять минут уже стал выводить "храповые рулады". Кирилл тоже свернулся калачиком у телефонного аппарата и вскоре мирно засопел, привязав себе телефонную трубку к шапке.
Степка пристроился на место комсорга (или Кузьмича?) рядом с фельдшером, но сон к нему не шел. Лейтенант "исэ" понимал, что завтра (уже фактически сегодня) будет тяжёлый день и реакция у него на непредвиденные и и внезапные изменения обстановки должна быть быстрой. Но слова комбата о "команде, посланной по его душу", буравили мозг и не давали ему покоя. В конце концов лейтенант "исэ" поднялся, развёл в кипятке две очередных порции немецкого кофе с молоком и сахаром (один из "дневаливших" связных из трофейной роты умело поддерживал огонь почти без дыма в маленьком костерке под висящим "на жердочке" котелке) выпил напиток практически залпом и вышел на улицу. Найдя сугроб почище, он обтёр лицо снегом и отправился обходить караулы и проверять, как идёт процесс минирования.
Руководил этим процессом старшина средних лет. Было у него всего два помощника-исполнителя, молчаливых рядовых. Как заметил Степка, у старшины не поднималась высоко и не опускалась "до земли" левая рука. От мог только шевелить этой рукой в горизонтальной плоскости и в пределах "примерно сорока пяти градусов вверх и вниз". Это было явно последствие сильного повреждения плечевого сустава. Степка насмотрелся на такие травмы и их последствия, когда прошлой осенью лежал "со своей рукой". Так оно и оказалось. Старшина сам подвердил, поставленный Степкой диагноз, посетовав при этом:
- Вот, полгода уже признают только годным к не строевой... В трофейной роте кантуюсь пока, а до этого в трофейной команде был... А до того почти два года сапёром на Юго-Западном фронте землю перепахивал...
Степка посочувствовал старшине, сообщил, что сам "со своей рукой из-за локтевого сустава" до сих пор ограничено годным считается. "По делу" старшина объяснил Степке, что "мин мало", поэтому он делает "так-то и так-то". Лейтенант "исэ" согласился с услышанным планом. Фамилия у старшины была под стать его основной военной специальности - Запальный.
Степка пожал руку старшине и сказал на прощание:
- Василия Макаровича ранило ночью, его в тыл эвакуировали... В роте один лейтенант остался, но он какой-то... смурной или боится сильно... И ещё... Немцы могут утром слева ударить. Есть такие сведения...
Старшина прищурился в ответ:
- Ясно, товарищ лейтеннт!.. А это не тогда товарища техника-лейтенанта зацепило, когда на нейтралке фейерверк рванул?..
Степка подтвердил предположения опытного старшины, посоветовал ему несколько противопехотных мин оставить пока при себе "на всякий случай" и вернулся в свинарник уже в предутренних сумерках. Его встретили немного смущённый комсорг и два высоких сержанта в новых ватниках с автоматами за плечами и с суровыми лицами. Тезка успел только шепнуть:
- Я и не подозревал... Там старлей из прокуратуры как бы попросил просто сопроводить этих добрых молодцов в роту. У них же всё "военная тайна"... Ох, лучше бы я в батальон вообще не ходил сегодня...
Один из сержантов сунул под нос Степке "официальную бумагу" с текстом, напечатанным на машинке на половине листа с неразбочивой подписью и круглой перчатью. Лейтенант "исэ", у которого внезапно заслезились глаза (наверное от дыма) смог прочитать только "подозреваемый" и "препроводить для допроса". На словах сержант пояснил, что Степку ожидает следователь прокуратуры в штабе батальона и нужно, чтобы Степка сразу сдал оружие и документы.
Одному из сержантов явно приглянулся Степкин "люгер", а другому - бинокль. Лейтенант "исэ" расстроил того "делегата", который уже приладил кобуру с пистолетом себе на ремень:
- Товарищ сержант, за этот пистолет я на трофейном складе в журнале расписался неделю назад, а не в немецком окопе нашёл... Так что особо ни на что не рассчитывайте...
Сержант только разочарованно кивнул в ответ. Кузмич огорчил другого сержанта, сообщив ему о том, что бинокль является ротным имуществом и поэтому изъятию не подлежит. Сержант попытался было что-то возразить про какие-то "вещественные улики ", но был остановлен грозным окриком старшего сержанта:
- Сержант, отдай бинокль назад и чушь не пори!.. Знаю я, он тебе нужен только для того, чтобы под юбки заглядывать было сподручней...
Степкин бинокль в результате оказался на шее у Кузьмича, не смотря на то, что такой же его "собрат" уже был засунут за пазуху телогрейки старшего сержанта. Пытаясь как-то разрядить накалившуюся атмосферу, один из сержантов спросил у химинструктора, посчитав его здесь за старшего:
- Товарищ старший лейтенант, а не знаете, до деревни Летцы ещё далеко наступать?.. Я сам оттуда, у меня там мать с отцом...
Химинструктор в диалог вступать не стал, ответив только:
- Не знаю, сержант. А субординацию надо всё-таки соблюдать...
Сержант смутился, но совсем немног. Рядом переминались связные из трофейной роты. Степка кивнул им:
- Дуйте в роту, передайте лейтенанту, чтобы отводил личный состав на следующую линию немецких траншей и готовился утром отражать атаку с левого фланга.
Связные, подхватив свои вещмешки, выбежали из свинарника. К Кузьмичу подошел фельдшер, что-то тихо спросил, тот в ответ кивнул. Степка обратился к старшему сержанту:
- Останетесь за меня, товарищ старший сержант... С комбатом согласовано. Мой тебе теперь уже совет, Кузьмич... Отводи теперь и пулемётчиков с бронебойщиками скорее в немецкие траншеи обратно... И успокойся ты... Глупости делать не надо.
Кузьмич кивнул, но смотрел на происходящее угрюмо и изподлобья, играя желваками, сжимая и разжимая кулаки. Исаак Аркадьевич хмыкнул и вышел из свинарника. Кирилл запнулся с телефонной трубкой в вытянутой руке:
- Товарищи... Товарищ четвёртый командира роты на связь требует...
Кульмич тяжело вздохнул, повернулся и взял протянутую трубку. Высокий сержант, который до этого спрашивал химинструктора про Летцы, легонько толкнул Степку в спину и тихо произнес:
- Руки за спину.. Ну, пошли, что ль?..
Вечная Слава и Память солдатам и командирам Красной и Советской армии, участникам Великой отечественной войны!
Берегите себя в это трудное время!
Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!
Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикаций.