Элька меня не переставала удивлять. То веселая, озорная и жизнерадостная, то агрессивная и озлобленная, она поражала меня своими поступками и отношением к окружающим. Я стала частью ее быта, чем-то привычным, и она уже не старалась казаться тем, чем была для меня совсем недавно. Она открывалась мне с той стороны, которая раньше была скрыта. Я видела ее грубость в семье, доходившую до деспотичности, ее цинизм и неуважение ко всем. Я уже начинала чувствовать, что мое присутствие ей наскучило, она все чаще выражала недовольство и раздражение. Когда я заговаривала с ней о том, что мне, наверное, пора от них съехать, она менялась в лице и сразу становилась прежней Элькой: «Не бери ничего в голову! Просто я устала, поэтому так себя веду. Запомни, ничего не изменилось».
Конечно, я чувствовала, что отношения уже не те. Решив, что, может, проблема в деньгах, я стала отдавать больше денег, а из дома привозить целые баулы продуктов, сама же все чаще обедала в кафе. Но продукты вновь исчезали за пару дней, и, смягчившееся вдруг настроение Эльки, сменялось на прежнее.
Теперь она могла позволить себе с утра исчезнуть из дома на целый день и, появившись к вечеру пьяная, требовать от меня ужина, который должен стоять на плите к приходу ее мужа с работы. Напряжение в доме накалялось, хотя, может, такая обстановка была для них привычной, а я об этом не знала. Мне, воспитывавшейся в нормальной семье, казалось все творившееся здесь полным дурдомом. Скандалы, свидетелем которых я становилась, были уже регулярными. Наступил момент, когда Элькин образ стал переворачиваться с ног на голову, или даже наоборот, и передо мной, как в кривом зеркале, стала вырисовываться истинная Элька. Будто всегда ненасытная по мужской части Элька с возрастом становилась все развращенней. Мягкий и безропотный Илья наверняка догадывался о ее похождениях, - да и как не догадаешься, когда жена, не особо прячась, за стенкой на кухне с упоением рассказывала о своих романах, смакуя подробности. Жалость ли это, любовь ли заставляла очередного мужа закрывать глаза на ее столь наглые измены.
Она гордилась перед подругами своей сексуальной привлекательностью, которая, видимо, таилась где-то внутри, и была заметна только мужчинам, потому что я лично уже не видела в этой мужиковатой грубой женщине с прокуренным голосом и полубеззубым спереди ртом из-за пародонтоза шарма и обаяния. Но не случайно у нас с мужчинами разные психологии. Может, и есть такие, у кого образ подобных женщин вызывает вожделение.
КОНСУЛЬТАЦИЯ ПСИХОЛОГА ПО ТЕЛЕФОНУ И ОНЛАЙН
Ее роман с режиссером театра, где она «околачивалась» оказался лейтмотивом всего того периода. Именно околачивалась, потому, как выяснилось, что Элька не числилась там ни актером, ни работником сцены, ни, тем более, помрежем, как хвасталась она нам раньше. Она посещала театр тогда, когда ей вздумается, что собственно и не вызывало подозрений – все мы по какому-то негласному соглашению делали вид, что верим, что Элька выполняет какую-то очень важную миссию в театре, в то же время сознавая, что ей это, наверное, необходимо для ее чувства полноценности и самодостаточности. Она всегда восхищением рассказывала о неординарной личности и безумном таланте Мерцалова (она звала его только по фамилии), но никто даже и не подозревал, что за этим кроется. Не станет же порядочный человек, который ей в отцы годится, путаться с больной и неуравновешенной женщиной? Но это нам так казалось.
Раскрылось все довольно просто. Элька и сама не ожидала, что своим собственным языком она разбудит в тихом и застенчивом муже зверя. В день рождения Ильи к ним пришли еще две пары – его друзья с женами. Они немного посидели, без шума и пьяных сцен, и все должно было чинно и спокойно закончиться.
Илья, видимо, устал и прилег отдохнуть тут же, в зале. Мужчины вышли на площадку покурить, а Элька, оставшись за столом с подругами, начала делиться с ними своим семейным опытом. У одной из подруг были проблемы с мужем, вот Элька и решила выступить в качестве опытной «тигрицы», которая, когда нужно, может быть ласковой и нежной с мужем, а если необходимо – и на место поставит. «Я прекрасная артистка по жизни, - хвасталась Элька, - я с мужиками всю жизнь играю, а они даже не замечают. Вот и Илья… Он же лох по натуре. Он даже и не поймет ничего, даже если я и нахулиганю немножко. Я же на его глазах сплю с Мерцаловым, а он не видит! Прихожу из театра под утро и вру, что к премьере готовились! И он «съедает»! Играть надо уметь, бабоньки! Не сыграешь – не проживешь!» Она и не заметила, что Илья давно сидит на диване, опершись локтями о колени и обхватив голову руками.
В одно мгновение он вскочил, беспомощно сжимая кулаки, и в одну секунду оказавшись рядом с Элькой, занес над ней руки, будто желая обрушить на ее голову весь свой гнев и обиду, но, издав нечленораздельный звук, похожий на стон, схватил стоявшую на столе вазу с гладиолусами, которые подарила ему жена, и с размаху швырнул ее об пол. Хрустальный звон сотнями отголосков разлился по всей квартире. Цветы, секунду назад торжественные и прекрасные, задыхаясь, уныло лежали в луже из хрусталя. «Т-т-т-ты с-с-с…», - так и не смог выговорить Илья, развернулся и пошел к выходу.
Но он не ушел. Что она с ним сделала, непонятно. Но с месяц она не давала поводов к скандалам. На ноябрьские праздники мы решили собраться у Элькиной подруги Любы. Также пришел ее близкий друг с товарищем. Вечеринка получилась очень веселой, мы с Элькой, вспоминая прошлые времена с режиссерскими капустниками, насочиняли различных куплетов, проводили игры и розыгрыши. Под конец вечеринки веселье каждый уже занимался своими делами, кто-то танцевал, кто-то играл в карты, кто-то выходил курить – в общем, компания не всегда была в полном составе.
Устав от общества, я пошла домой, то есть в квартиру Эльки, в другой подъезд. Поднимаясь на нашу площадку, я услышала какой-то шум и крики. Подойдя же к нашей квартире, я убедилась, что звуки, среди которых отчетливо был слышен голос Эльки, доносятся именно оттуда. Судорожно вспоминая, кто же остался в квартире у Любаши, я старалась проанализировать, кто же находится здесь, с Элькой. Но мои мысли были прерваны громкой руганью из-за распахнувшейся двери – из квартиры буквально выбежал друг Любы. Ничего не понимающая, я хотела войти, но дверь с размаху захлопнулась перед моим носом. Только тут я заметила на двери две огромные трещины, из которых торчали щепки и разные дверные внутренности. Я постучалась. Из-за криков там, внутри меня никто не слышал. Я постучалась сильнее. «Пошли вон отсюда!» - заорал Элькин голос. И вновь за дверью раздался треск разрубающегося дерева.
Я от греха подальше отошла от двери, но идти к Любе не хотелось, поэтому финала событий я решила дождаться, сидя на подоконнике. Во дворе я увидела бабулю, гуляющую с малышами, поэтому можно было предположить, что в квартире, кроме Эльки и Ильи, теперь никого нет. Это еще больше меня заинтриговало.
Спустя полчаса, когда шум стих, я еще раз осторожно постучала в дверь. Раздалось какое-то копошенье, и дверь распахнулась. Передо мной стояла сияющая Элька, а за дверным проемом, открывающим вид в спальню, в спешке натягивал брюки Илья. В двери, которая должна закрывать вход в спальню, зияла огромная дыра. Оглянувшись вокруг, я увидела, что такую же участь постигло и кое-что из мебели, а на полу в прихожей, тускло поблескивая лезвием, лежал виновник всего этого безобразия – топор.
Спустя всего несколько минут, Элька сидела на кухне у Любы и, смачно затягиваясь сигаретой, со смехом рассказывала (о, ужас!) обо всем этом бесстыдстве. Ну и нравы! Бесстыжая жена рассказывала подруге при всех, как ее застукал муж с другом этой же подруги, а униженный супруг, через силу изображая на лице кривую улыбку, разыгрывал из себя сторонника свободных нравов. «Мы с тобой теперь не просто подруги, - хохотала Элька, - а почти что сестры!» А после, посерьезнев, глядя прямо в глаза подруге, подвела итог: «Бросай его, Любушка! Он тебя не достоин. Я ведь его проверяла. Решила попробовать соблазнить – клюнет или нет. Как видишь, клюнул. На фига тебе такой мужик?»
Поведение Эльки теперь мне казалось просто безумным. Так казалось не только мне. Любаша, несмотря на то, что тоже не была в жизни слишком целомудренной, делить своего любовника ни с кем не хотела, и тем более с подругой. Она медленно протянула руку к подоконнику и взяла лежащую там цепь от поводка ее ротвейлера, не торопясь, накрутила на правую кисть и, вставая, прошипела зловеще: «Я же тебя сейчас урою…»
Я съежилась в ожидании кровавой разборки. Но тут произошло неожиданное. Потушив аккуратно сигарету, Элька приняла уже знакомую нам позу. Сначала стали уходить в сторону глаза, за ними понеслись руки, поворот вокруг тела, и Элька грохается со стула на пол. На мгновение все застыли. Уж больно быстрый поворот событий. Теперь надо было не бить Эльку, а оказывать ей помощь. Люба побежала звонить в «скорую», парни держали ей голову и конечности, чтобы она не повредила себе в момент приступа.
Удивительно, но «скорая» приехала быстро. Элька даже не успела еще прийти в нормальное состояние: она, скрюченная, лежала на полу, а ее стеклянные глаза с серьезным видом уставились куда-то в пустоту. Все расступились перед врачом. Подойдя к лежащей Эльке, он в первую очередь посмотрел ее зрачки, пощупал пульс, потрогал конечности и сказал: «Кто хозяйка? Принесите воды!» Любаша быстро подала врачу стакан воды, на что он с раздражением повторил: «Воды! Ведро холодной воды!» Мы все опешили.
Мы не могли понять – либо у доктора «крыша слетела» от большого количества вызовов, либо у нас массовый психоз, и мы далеки от реальности, раз не можем понять, для чего ему понадобилось ведро холодный воды, чтобы оказать врачебную помощь эпилептичке! «Вы что, с ума сошли, - наконец пришла в себя Любаша и, видя, что Элька скрючивается еще сильнее, заорала, - делайте же что-нибудь!» Врач, не поленившись, протиснулся к раковине сквозь собравшуюся на тесной кухоньке толпу, взял со стола графин с водой и дополнил его холодной из крана. В следующее мгновение все в один голос просто ахнули! Такого поворота событий никто не ожидал. Ни слова не говоря, доктор выплеснул содержимое графина на Элькину голову…
Раздались непонятные звуки, похожие на то, как чихает кошка, затем Элька резко села, утирая руками лицо.
«Кретин! Ты что делаешь!» - от ее приступа не осталось ни следа! «Я привожу тебя в чувство, дорогуша! – с сарказмом ответил доктор и, уходя, повернулся к нам. – Да она у вас артистка! Я, кстати, не первый раз к ней приезжаю на вызов. Сначала думал, что показалось. Играет она на публику, клоунесса!»
Все мифы о лучшей подруге и замечательном человеке резко развеялись. Нет, от эпилепсии она не излечилась, просто, как оказалось, она могла ее использовать! Она научилась симулировать приступы, когда ей это было выгодно! Когда это началось – неизвестно. Но стало объяснимо возникновение приступов в особо ответственные моменты ее жизни.
И сейчас все находились в непонятном состоянии: то ли смеяться над комичностью ситуации, то ли злиться на Эльку за обман и ругаться с ней. Удивительно то, что сама она смеялась над своей шуткой – именно так она характеризовала свой поступок. Но особенно горда она была за то, что доктор сказал, то она хорошая артистка – это было признание ее таланта.
Я была в растерянности. Я уже не знала, как относиться к Эльке, мне стало казаться, что от нее можно ожидать всего, чего угодно. И я не обманулась в своих предположениях. Как-то, возвращаясь с работы домой поздно вечером, я, как обычно, проходила через небольшой скверик. Обычная посадка из березок и кустарников, но вечера поздней осенью практически черные, а тут еще и с освещением неладно что-то было, поэтому я торопилась проскочить этот самый скверик. Но, едва я вошла в темноту, передо мной возникла огромная девица в черной куртке и вязаной шапочке, натянутой до бровей. «Т-с-с, - зашипела она, - не надо торопиться, базар есть…» На тропинке показались еще двое. Видимо, кто-то хочет устроить мне разборки. Но кто и с какой целью? Никому дорогу я, вроде, не переходила, да и не видела я никогда этих гопниц.
«Ты, кажется, пальтишко новое купила?» - ласково проговорила толстая и потянула меня за рукав. «Да, - старалась говорить по-простому, на равных, - на распродаже дешевенькое взяла». «Ты молодец… А не надоело тебе на чужих харчах сидеть? А то, может, рано пальтишко-то покупать?» От этого вопроса я просто остолбенела. Да я сроду столько не съем, сколько вожу в эту ненасытную семью! По два раза каждый месяц я отдаю бабуле на расходы по квартире! Сама уже по столовым хожу, лишь бы не видеть косых взглядов! А тут я еще за покупки свои, на которые мне родители дают деньги, должна перед кем-то отчитываться! «Понятно! – сказала я. - Это Эля вас послала на меня «наехать». Ну что ж, она очень мудрая женщина. Хочет справедливости, давайте ее искать!»
Мы собрались у Любаши, позвали Эльку, чтоб все было по-честному, и стали разбираться. Здесь у меня открылись глаза на многое: моя «близкая подруга» находилась в сомнении – ей хотелось и освободиться от меня, и деньги терять не хотела. Поэтому она решила «поставить» меня на «счетчик». Даже если я и уйду от них, деньги, накапанные на «счетчике», придется отдавать все равно. Оставалось придумать – за что ставить «счетчик». Понятно за что – за услуги, за «крышу» - ведь меня все эти месяцы не трогали, не доставали.
Удивительно, но девчонки оказались на моей стороне. Меня поддержала и Любаша, ведь все происходившее в Элькином доме, совершалось практически на ее глазах. Да и самой ей было из-за чего обижаться на Эльку.
КОНСУЛЬТАЦИЯ ПСИХОЛОГА ПО ТЕЛЕФОНУ И ОНЛАЙН
Меня до сих пор волнует вопрос, почему я раньше не замечала Элькиного двуличия, ее двойной жизни, почему даже тогда, когда я уже жила в их квартире и видела приступы – не эпилепсии, а злобы и зависти – я не могла порвать с Элькой. А ведь были моменты, когда я просто ужасалась ее выходкам. Видя, как неуважительно ведет она себя с бабулей, я вступалась за старую женщину, что выходило мне боком. Как-то, обзывая последними словами свою родную бабку, Элька толкнула ее так, что та ударилась о стену. Не привыкшая видеть такое обращение со старшими, я встала между ними, но Элька со своим слабым здоровьем была все же намного мощнее и сильнее меня, поэтому я полетела в угол, больно ударившись о стул, стоявший на моем пути. В другой момент я стала свидетелем дикой злобы и бешенства Эльки по отношению к своей дочке. Разупрямившись по поводу наведения порядка в своей комнате, Дашка получила сполна от матери за то, что она «непутевая и грязная свинья, которой только на помойке место». «Ты понимаешь, что тебя ждет? – орала Элька. – Ты такая же, как я! Я в 12 лет по рукам пошла, и ты пойдешь! Будешь такой же грязной шлюхой!» Так она орала пятилетней девочке, своей дочке оттого, что она не захотела убрать игрушки.
Меня коробило Элькино поведение, но, видно, не подходила еще та грань, когда говоришь себе: «Все! Больше так нельзя!» После того долгого разговора у Любаши я ушла от нее. Я не могла не только видеть Эльку – меня начинало трясти уже от ее имени. Видимо, в моей душе произошло отторжение Элькиного образа, когда, как случается, ожидая чего-то чистого и доброго, получаешь грязное и пошлое.
Сначала я жила у Любы, а после мне дали от театра общежитие. После некоторого времени я встретила своего будущего мужа. К Любаше заходила очень редко, в основном, из-за боязни встретить там Эльку.
Моя жизнь складывалась вполне благополучно. Уехав в свой родной город, я очень редко – раз в года два-три навещала Любашу и узнавала об Эльке всякие жуткие вещи. Спустя год после моего отъезда она родила Илье хорошенького мальчишку, такого же белобрысого и голубоглазого, как он сам. Но не исполнилось ребенку и года, как они разошлись, и Илья уехал из города, забрав с собой сына. Хотя, если быть точнее, Эльвира сама предложила бывшему мужу взять ребенка на воспитание к себе.
Шли годы. Эльке так и не удавалось добиться благополучия – ни финансового, ли семейного. С работой у нее нигде не ладилось, да не только из-за болезни. С дисциплиной и ответственностью у нее всегда были проблемы. Из школы ее попросили давно, еще с приходом «нового времени», когда особо пристально стали присматриваться к персоналу, требуя от него не только исполнительности, но и молодости и здоровья. Наконец, Элька устроилась в фирму, оказывающую услуги по уборке помещений, мыть окна. Но через некоторое время попросили и оттуда после того, как она едва успела сползти с подоконника в предчувствии наступающего приступа.
Замуж она больше не выходила, но жить без мужика для нее было мучительно. Поэтому время от времени в их квартире поселялся какой-нибудь мужичонка, а если повезет, и мужичище, который через некоторое время либо уходил сам, прибрав с собой кое-что из продуктов и белья, либо его выгоняла Элька, наконец, обнаружив, что с него взять, кроме соседа по койке, было нечего.
Дурея от безделья, Элька пила. С сожителями, с оставшимися еще подругами, с внезапно «обретенными» где-нибудь на улице «друзьями», которым некуда было податься или не на что выпить. Но она не была запойной, - когда было чем заняться, она с увлечением отдавалась делу, но интереса ни в чем не видела. Даже в детях. А они росли своим чередом, не принося ей никаких забот. В школе учились неплохо, на поведение их никто не жаловался, вот только классная Валерика часто посылала с ним записки его маме, чтобы она зашла в школу по поводу непроходящих синяков и ушибов на теле ребенка. Элька часто била мальчишку. Она считала, что только жестким обращением можно воспитать настоящего мужика. Ребенок, никогда не видя от нее материнской заботы и внимания, по-своему любил ее и, несмотря на то, что знал о том, что она не родная мать, называл ее «мама». А «мама» в очередной раз награждала его побоями.
Обо все этом рассказывала мне Любаша. Она часто видела детей, которые вырастали и взрослели на ее глазах. Самой ей Бог не дал детишек, так она с большим сожалением говорила о том, как бы она хотела взять к себе Валерку, но Элька никогда бы не отказалась от денег, которые она должна была получать за него до его совершеннолетия. Любаша очень переживала о психическом состоянии мальчишки, узнав, что мамаша, не стесняясь, ходит перед ним по квартире в одних трусах, о чем сама и рассказала ей по пьяни. Она со своим неизменным гоготом рассказывала, как мальчонка опускает глазки при таком ее виде, как краснеет, когда «мама» преподносит ему рассказы о своих любовных похождениях. На бедного подростка с несформировавшейся еще психикой такие методы просвещения, конечно, могли сказаться не лучшим образом.
С каждым моим приездом рассказы об Элькиной жизни становились все умопомрачительней, и я каждый раз думала, что, спустя годы, наконец-то смогу с ней увидеться, вспомнить старые отношения. Ведь, в конце концов, мы же были подругами. Но ничего не менялось, я категорически не хотела ее видеть. Уж слишком глубокий и негативный эмоциональный след оставила она в моей жизни. Мне и раньше тяжело было переживать ее страшные приступы, видеть ее стеклянные неживые глаза, а после слышать полубезумный бред – все это мне давалось очень тяжело. Иногда доходило до смешного. Приехав в очередной раз с сессии, я начинала в каждом человеке видеть похожие симптомы Элькиных приступов: какое-то знакомое движение – и мне казалось, что человек сейчас грохнется, поэтому чуть ли не бросалась его ловить. Когда же я узнала, каким чудовищем может быть моя лучшая подруга, все мои чувства обострились еще сильнее, и мой организм, видимо, поставил настоящий психологический блок от нее. Поэтому все эти годы я не только не старалась встретиться с ней, но и, наоборот, всячески избегала возможных встреч. Тем более после того, как я узнала, что «мадам» решила заняться черной магией. Вот этого ей только не хватало! С ее нездоровой психикой она реально могла бы натворить «чудес»! Но чудеса начались позже.
Прошло тринадцать лет с тех пор, как мы стали режиссерами и разъехались каждый в своем направлении. И чуть меньше с того времени, как мы расстались с Элькой. За это время, кроме нее, мы ни с кем не виделись, разве что раз с Зиночкой накануне моего замужества. Она, как всегда, кокетлива и обаятельна, с четырехмесячным животиком, что не мешало ей «строить глазки» моему будущему мужу, была весела и счастлива от недавно свершившегося в ее жизни события – она вновь вышла замуж. О судьбе других однокурсников она ничего не знала, но рассказала о Татьяне. О том, что она частенько бывает у Эльки и каждый раз привозит оттуда невероятные истории о моем безобразном поведении там, что меня теперь бы не удивило, но тогда жутко оскорбило и расстроило. Больше Зиночку я никогда не видела.
