Публикуется впервые
Предисловие
«Вымысел - не есть роман,
Замысел – ещё не точка…
Дайте дописать роман –
До последнего листочка…
-
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит – так и пишет,
Не стараясь угодить .
Так природа захотела,
Почему – не наше дело,
Для чего – не нам судить!
-
Были дали голубы,
Было вымысла в избытке,
И из собственной судьбы
Я вытягивал по нитке…».
Булат Шалвович Окуджава, чьи стихи и песни знало и повторяло наше поколение…
---
В моем домашнем кабинете у окна висит макет старого дома казачьего типа.
Во второй половине XIX века такие дома, пожалуй, были типовыми на улицах Грозного. Все сведения, изложенные здесь, почерпнуты из рассказов моих родственников. А построен этот большой дом на улице генерала Муравьедова. Истоки помог мне найти мой кунак Адани, семья которого тоже когда-то жила на этой улице. В Советское время она называлась Коммунистической. Дом был построен сначала по правилам безопасности тех времен – говорят, сначала все окна смотрели во двор и защищены были мощными ставнями, установленными по-хитрому.
Бабушкин дед, как потом и отец, служили в драгунском полку вахмистром, а потом и осели в Грозном, сколотили артель и стали заниматься ремонтерством – то есть поставлять лошадей в кавалерию. Кавалерия Российской империи была самой многочисленной! У них в кунаках было много горцев, и они скупали лошадей в горах по аулам, так что без кунаков было не обойтись не нашим в горах, где хулиганили абреки. А если бы те напали на кунаков – мало бы не показалось, драться бы пришлось со всем родом! Дураков было мало!
А потом вместе сбивали табуны гнали их к Астрахани. А вот там съезжались ремонтерские команды со всех полков, так более того – еще и с Китая. Сложное, опасное, но прибыльное дело, оказывается! Это все со слов бабушкиного брата, и племянников… Подсмотрел источники, разночтений много но – интересно!
А раньше когда-то - рассказывал брат моей бабушки, который обладал живым и взыскательным умом, - было очень неспокойно! Ночами врывались конные шайки и неслись, стреляя по улицам. Проскакивала первая группа. На шум и стрельбу к окнам бросались мужчины-хозяева, с оружием, выглядывая в окна. А тут вторая шайка – и хозяева попадали под огонь. Потом все перестроили, во как!
Бабушкин старший брат все это помнил в натуре! Ему легко давались языки. А Грозный был «торговым перекрестком». Он знал три диалекта вайнахского языка – чеченцев, ингушей и кистинцев. Грузинский, тушинский диалект и много чего еще… Работал он сварщиком на заводе, был в партийном активе там же, во время войны - секретарем парткома.
Мой дед был известный в довоенном Грозном столяр-краснодеревщик. Он делал высокохудожественную мебель, и, говорят, соорудил первый в Грозном патефон с электрическим приводом.
Тогда была это диковинкой, дед у кого-то увидел, послушал, посмотрел. Понравилось. Тут же созрело решение – как личное, так и техническое. Через пару дней стали приносить пластинки со всей улицы и слушать – слушателей каждый раз собиралось с десяток.
Это Кавказ, это такая народная общность! Из этого и соседнего двора на фронт ушло 11 мужчин, вернулось лишь трое, мой дед летом 1942 году сгорел в танке. На фронт попал «по блату». У него была «бронь», завод имел военное значение, директор ему и еще поручил учить ремеслу пацанов. Потом вообще запретили его подпускать в заводоуправление.
А тут бабушкин брат пошел в Горком партии, где работал его школьный друг и … деда призвали. По срочной службе он был связист, в танковой части, на легком танке БТ-7. А тут летнее наступление немцев, танковые клинья, как говорят – так и сгорел во встречном бою, вместе со всем экипажем….
А макет этого дома был мне подарен. В одном из отпусков. Приезжаю в Грозный с Севера, где я очень долго прослужил на флоте, и вдруг слышу, что мой дядя Виля (уменьшительное от Вилен, Владимир Ильич Ленин… Еще бы - он родился в 1937 году! И все предки были праведные!) – награждал таким всех наших родственников, КТО РОДИЛСЯ В ЭТОМ ДОМЕ…
Как оно было в те далекие времена? А уклад был такой - приезжали акушеры, целые бригады из больницы и роддома … Принимали роды, почти при участии всех присутствующих женщин рода , ну и дальше – смотрины, крестины и - по накатанному веками циклу...
А со мной получилось так: после окончания Грозненского нефтяного института имени Миллионщикова мои отец и мать были направлены в Казахстан и угодили – к своему удовольствию – на сильное Эмбенское нефтяное месторождение, на промысел Кульсары.
Там они встретили выпускников курсом старше, там же были и чеченцы, которых выселили из Чечни, среди которых, кстати, были очень сильные нефтяники. Все они помогли моим родителям быстро «встать в строй».
А со мной получилось так - после окончания Грознефтяного института им Миллионщикова мой отец и моя мать были направлены в Казахстан и угодили – к своему удовольствию – на сильное Эмбенское нефтяное месторождение, и из Гурьева были направлены на промысел Кульсары. Там были их выпускники курсом старше, там были и чеченцы, которых выселили из Чечни, среди которых были очень сильные, опытные и обученные нефтяники, которые помогли моим родителям быстро «встать в строй».
Кстати, в первые дни, увидев, что мои родители приехали Бог знает куда с одним маленьким чемоданчиком… переглянулись. Буровой мастер беседовал с отцом, который, как оказалось, был на стажировке именно на том промысле, где буровой мастер работал до печально известного февраля 1944 года, и у них оказалось много общих знакомых. Мир тесен!
Тут мастер спохватился, оглядел новичков и чеченцев, стоящих полукругом, женщин и детей. Мужики-то были на рабочих местах большей частью… Буровой мастер на промысле – это величина, как правило – это уважаемые, ответственные люди. Опыт обязывал, знания и характер. Кого попало на эту должность не назначат… Он отдал по-чеченски резкую команду, все спохватились и быстрым шагом разошлись-разбежались по своим домам, понатащили плошки, чашки, подушки, занавески – так, чтобы на первое время хватило. Люди всегда люди… Вот так вот. Повели их к дому, где жили инженеры с предыдущего выпуска. Им – «на вырост» дали целый этаж, из нескольких комнат. С одним из них вместе играли в волейбол за факультет, и институт…
Пришлись ко двору, начальник промысла, казах, тоже когда- то заканчивал Грозненский, главный инженер - Бакинский – в Казахстане тогда своего нефтяного не было. Кадров не хватало, и их сразу «впрягли» в работу, обвешав еще дополнительными обязанностями. Не от хорошей жизни...
А потом, в свой срок, рожать меня моя мама полетела рожать в Грозный... Таким образом, я оказался первым, кого принесли в наш старый дом из роддома, во как… Нашлись тому свидетели, и я получил наградной макет…
Поэтому, макет этот и висит у меня на стене кабинета в Тутаеве, куда меня отправили после увольнения в запас…
И потом, уже позже, в мои школьные годы мы с бабушкой и младшим братом летали в Грозный, каждое лето. В Казахстане было, мягко говоря, – жарко, а на Кавказе - там были бабушкины сестры, по которым она скучала. Кровная родня – много значит… У них у всех мужья не вернулись с войны… Дом был большой, добротный, Да и фруктовый сад, прямо во дворе, был тоже большой и ухоженный… Фруктов и ягод нам хватало, грядки с овощами вдоль заборов...
И поэтому я там, за время своих визитов, наслушался рассказов от соседей и всяких родственников, приходивших в гости, о военных приключениях еще с времен первой мировой. У ворот, под айвой, там у них был клуб по интересам, что там ваше радио! Помните у Пушкина, в «Песне о Вещем Олеге»: «Бойцы вспоминают минувшие дни, и битвы в которых рубились они».
А мы с пацанами слушали, внимали, глаза горели!.. Но это уже другая история…
Причесав их рассказы, воспоминания, и обобщив, постараюсь и представить их на ваш суд… Может быть, что и выйдет!
…А своему дяде я последовательно высылал все свои 13 книг, изданных полиграфически. Хвастал, конечно, дядя был для меня всегда авторитетом…
Он их внимательно читал, давал дельные советы, цеплялся за замечания. Подкидывал идеи «из жизни», разбирали ситуации и направления для сюжетов… Он сам служил в погранвойсках в Туркестане, как и наши старшие родственники – тоже кое-что мне пояснял… Там было много и былин, и легенд, басмачи, контрабандисты, герои и подвиги…
Когда я летал к дяде на 80-летний юбилей, он мне сказал так: - Хорошие книжки у тебя вышли, но такой материал можно найти в интернете в любой момент. А мы вот уже уходим, сам видишь, и скоро совсем уйдем… Ты бы с нами работал, мы многое помним, а вот, если еще долго и грамотно задавать вопросы, пробуждающие память – можно найти такие жемчужины, как у Джека Лондона… Он же все свое тоже не из пальца высосал, не с пола подобрал…
Я, конечно, работал понемногу, идей куча, наброски, опорный материал… Наработал много… Ближайшие друзья читали – в целом одобряют, это если в глаза, а что они говорят за глаза…
Вот и буду писать и доводить до ума не исторический роман, или повести, а, как советовал один старший товарищ, у которого столько всяких реальных приключений - придумывать не надо… Так вот, он посоветовал такой жанр – приключенческий роман (повесть) в исторических декорациях… Вот так!
Виктор Белько
Дуэль под сполохами
Приключенческий роман в исторических декорациях
Итак, в этой главе речь пойдет о смелом и отважном казаке Кирилле Белохлебове, сыгравшим незаменимую роль в нашей истории. Судьба сама его тащила по дорогам войн, по ухабам событий, учила жестко, даже жестоко, но он поступал так, как требовала его кровь, его вера, его мораль, традиции славного воинского сословия.
Откуда все начиналось, и что видел Кирилл Белохлебов отродясь.
Солнце осветило всю картину мира из-за гор, и где-то к десяти часам пополудни взлетело над горами. Вдали, закрывая собой горизонт, хмурились вершины, покрытые густой зеленой растительностью. Где-то в стороне над ними возвышался строгий, недоступный Казбек в белоснежной папахе. Он бесстрашно, с непостижимой мудростью и запредельным покоем вглядывался в заоблачные выси у трона самого Создателя. Сколько он видел, сколько он знает об этом, таком необъятном и таком малом мире, который, словно одна из песчинок на бережной ладони предвечного милостивого Творца.
Чуть ниже его вершины, цепляясь за чистый морозный мех его папахи, толпились стада рваных туч и черных, с проседью, легких облаков. А над ущельем, где-то далеко-далеко, за пеленой серого, мглистого тумана лил косой дождь, и его нити крепко-накрепко сшивали и тучи, и горные склоны, проросшие острыми зубцами деревьев – буков, чинар, орешника…
Где-то там паслись горные козы и еще попадались красавцы - благородные олени, с королевской осанкой, еще не пуганые человеком. Они величаво ходили по опушкам леса на склонах, где прятались туманы, где раскидывалась изумрудная сочная трава, дающая волшебную силу животным. Все было, как в самый первый день после сотворения мира.
В долинах нагуливали жир фазаны, среди камышей, на чистейших озерах, в тишине и покое выводили свое крикливое потомство утки. На заболоченных разливах устраивали свои лежки дикие кабаны - зверь стадный, хитрый, свирепый, смелый и, при всем том, обильно плодящийся…
Закончилась очередная война, прошло замирение. Отгремела даже русско-турецкая война. Она громыхнула залпами орудий, полыхнула дымами пожарищ где-то на Дунае, в Болгарии, в теснинах Закавказья, у древних крепостей Грузии, Армении, прославила стойкость героев Баязета, упокоила рядом павших храбрых врагов.
Давно шли мирные годы, дружба-не-дружба, но взаимное уважение и соседские отношения были и связывали горцев и казаков. Среди соседей были и кунаки, и даже кровные побратимы – дружить, все-таки, было выгоднее, чем враждовать! Однако, у каждого были свои угодья, свои интересы – и вот туда лучше без спросу не соваться.
Был паритет силы, который тоже старались не нарушать. Нет, люди бывали разные – и среди чеченцев (казаки их издавна звали чеченами, и до сих пор, кажется, так и зовут). Беспокойные соседи – вайнахи: чеченцы и ингуши, кистинцы.
Да и сами казаки – тоже не всегда были белыми и пушистыми, скорее – наоборот. И еще меньше походили они на рождественские подарки. Да сами это все знают. Куда деваться, дети своего времени, выпестованные своими особыми условиями, жесткими и суровыми, вырастали сильными, храбрыми отчаянными и стойкими воинами, готовыми биться за свою землю - за свою, как у последней черты. Это веками входило в кровь. Эти законы всасывалось с молоком матери. Те, кто сумел вырасти до зрелости в тех условиях – сам учил этому своих детей,а в старости направлял внуков. Вот где-то так и жили…
Прохлада уходила, уползая в глубокое тенистое ущелье. Быстрая горная река здесь переводила дух, делая излучину, сбавляла свой бег и катила прозрачные, хрустальные холодные струи вековечной дорогой к древнему могучему, гордому и своенравному Каспию. Старик рачительно вбирал в себя десятки, даже – сотни, строптивых рек и ручьев, сбегающих с отрогов Кавказа, с неведомого каменного пояса Евразии - Урала, с южных гористых берегов Азербайджана и Персии. Как и всякий, уступающий размерами и числом, был горд, крут характером, и старался превзойти всех талантами и богатством. Где еще было столько редкой и разнообразной рыбы, кто еще мог своими ультрамариновыми водами не разделять, а связывать столько разнообразных стран, обменивающихся между собой своими товарами и богатствами. Ибо сказано – не нами и задолго до нас, что ничто из человеческих занятий так не связывает народы и не двигает их по пути развития, как торговля. А сколько сокровищ хранится в его недрах, пока невостребованных, недоступно укрытых от людей? До поры-до времени, когда наступит век моторов… а он уже скоро, прямо за поворотом, но никто об этом пока не знает среди суровых гор и привольных равнин Кавказа.
А с необъятных русских просторов гнал ему круглый год сбитые в бесчисленные табуны свои большие и малые притоки старинный преданный друг и верный слуга Итиль, которого мы теперь зовем Волгой, Матушкой-Волгой.
А рыбы-то, рыбы в его глубинах было столько, что ею были вскормлены многочисленные народы, которые прошли здесь с востока на запад и оставили свои имена, вписанные золотом, а чаще алой человеческой кровью в вечные, мрачные пергаменты истории. Бывали там, правда и светлые страницы… Это как посмотреть, смотря по тому, чего хочет в них найти кропотливый исследователь.
Как часто бывало, на одном берегу раскинулась казачья станица, с белёными саманными, крытыми камышом, домами со ставнями из толстых плах, за высокими крепкими заборами, заостренными кверху. А на другом, на высоком, прилепились сакли ингушского аула. У них были и каменные крепкие заборы, и родовые сторожевые башни, разбросанные и тут, и там. Во время набегов и налетов там укрывались всей семьей, спасая в первую очередь детей.
И смотрели хаты, дома и сакли друг на друга настороженно, словно из-под забрала боевого шлема.
Это как напоминание о былых неспокойных временах вековой вражды с горцами.
Хаты, добротные дома, неоднократно перестраивались и все чаще покрывались более надежным материалом, чем преющий от дождей камыш. С другой стороны, надо сказать, что в саманных домах, крытых несколькими слоями камыша, зимой было очень тепло, а летом – прохладно. Говорят – даже холодно, честное слово! Этот материал был природным конденсатором тепла и изолятором, был легкодоступен всем, а технология отработана веками на юге Украины и в долинах Терека и Кубани, по всему казачьему Кавказу. Все-таки – казаки знали, что делали!
Горцы тоже этому научились… они всему быстро учились: одни – воровать и грабить в новых условиях, другие – строить, что-то мастерить, обучать своих детей, выращивать разные фрукты, зерновые культуры… Вместо древней неуклюжей арбы у горцев появились более практичные и живучие телеги с поворотными колесами, а у некоторых – даже рессорные брички, любовно изготовленные уже местными кузнецами-умельцами; это вам даже не плуги вместо архаичных сох ковать!
Есть на Кавказе легенда, будто великому Пирогову во время очередной Кавказской войны один безвестный, но талантливый самоучка, аульный кузнец-даргинец, отковал хирургическую пилку взамен сломанной. Не хуже английской получилось, а то и лучше, кто знает? И служила она доброму врачу долго на всех операциях врачевателя ран.
А кто учил? Специально – так никто, но и никто не отказывал в интересе – подсказывали, поправляли… Люди же – каждому мастеру приятно, когда его хвалят, да подражают! Разве - нет? А еще я сам знаю мастеров, которые радуются и хвастают, если их ученику удается «обойти на повороте»! Есть такие!
Да, наверное, за долгую историю племен и горцев были и свои собственные находки и тайны металлообработки.
Подумаешь – бричка! Да мало ли что! Действительно, горцы Кавказа давно и заслуженно славились в своем искусстве в подлунном мире. Человечество, оно такое разное… Но, говорят, оно стоит на постоянном недоверии к чужому, страху перед непонятным, а реакция страха – это спонтанная агрессия… Но, есть люди, которые говорят, что вот именно благодаря этой реакции человечество еще до сих пор живо… Обидно, да? Но нам ли подвергать сомнению Божий промысел?
Среди традиционных, привычных глазу хат-куреней богатые справные казаки на своих дворах уже вовсю строили каменные дома, крытые черепицей с местных заводиков, а то и кровельным оцинкованным железом, привезенным откуда-то издалека.
В 1896 году дотянулась «чугунка» до Кавказа, до Петровска, где сразу же ожил коммерческий, товарный порт на Каспии, появились и пассажирские потоки! Хорошо! Протянула дорога, остро пахнущие мазутом и креозотом чугунные ветки до Минеральных Вод, Пятигорска и самого Кисловодска.
Десятки тысяч людей прокладывали дорогу по долинам и берегам рек, прорубали тоннели, строили гулкие мосты над бездонными пропастями, над гибельными горными осыпями. И вот, добежали паровозы со своими красными вагончиками до порта Петровск на Каспии, а потом соединились блестящими и гулкими пальцами с Грозным, Владикавказом. Время заставило! Промышленность, торговля, людское общение неумолимо заставляли идти людей по пути прогресса и использовать дома и каменные здания, среди которых уже появлялись даже двухэтажные ─ семьи росли.
Но мощны и надежны ставни, закрывающие на ночь глазницы окон под резными наличниками. На всякий случай! А что такие случаи были – это уж точно.
До сих пор, любопытный читатель, в старых домах прошлого века или даже - позапрошлого, в городах юга России: в Астрахани, Ростове-на-Дону, в Краснодаре – если вы войдете в так называемый частный сектор, вы увидите эти самые ставни и не только на первом, а даже на втором этаже. Кое-где...
Говорят, еще раньше, и это видно на картинах военных художников, дома вообще строили окнами во двор, и никаких летних кухонь не было – была крепость, опорный пункт. Время такое!
А посмотрите на дома – сторожевые башни в горах. Даже сейчас! Это величие народа, прикосновение со временем через века. Сами они - как живые памятники.
Вот только в Грозном этого уже не найти – сумасшедшая гражданская война, которую сами пригласили в свой дом недалекие люди, несколько раз прокатившаяся через него, полностью разрушила его исторический облик. Да, он современный, с изящной оригинальной архитектурой – что-то вроде евро-восточного модерна (впрочем, наверное, кто-то точнее определит этот стиль – когда-то, но еще не скоро). Но – это уже современный город, лишенный многонационального колорита, когда-то присущего ему. И никогда он больше многонациональным не станет – увы. Еще не скоро даже досужие туристы преодолеют страх, чтобы посмотреть – как оно там, внутри… Однако, сам слышал восхищенные отзывы после экскурсий.
Если приглядеться, на противоположном берегу стоял аул гораздо меньших размеров, да и выглядел поскромнее, хотя и там были состоятельные люди и строили солидные именья на свой лад.
Особой дружбы между горцами и казаками не было, обе стороны относились друг к другу осторожно, хоть и торговали с друг другом охотно. Обеим сторонам было, что предложить друг другу, у многих были друзья – кунаки с обеих же сторон. И всем хотелось думать, что годы вражды уже в прошлом. И когда у молодых горцев и казаков вскипала буйная кровь – старики по обе стороны реки резко давали им укорот.
Ибо за безумство безголовых джигитов платить придется их кровным родственникам до седьмого колена. Тех, кого не страшила собственная погибель, часто останавливал страх за своих беззащитных близких и любимых матерей, отцов, сестер и братьев. В этом и был мудрый смысл дикого древнего закона кровной мести, до сих пор живого в горах и степях, позабытого славянами. Ибо и у славян он играл в своё время охранную роль, роль регулятора, иначе бы мощные гордые славянские племена просто не выжили бы среди густых лесов и наглых вороватых соседей. Хотя, если честно – славяне тоже никогда не были особенно белыми и пушистыми, ребята были «еще те», и на роль безответных жертв они никак не годились, как бы не изображали их некоторые авторы исторических романов.
Отвлечёмся от социологии и истории и вернёмся к повествованию о делах тех далеких дней, сохраненных в преданиях.
Вглядимся сквозь время и пространство. Еще, еще внимательней!
Вон, глядите: по реке легкой пеленой скатывались остатки утреннего тумана. На одном берегу в самой излучине, где стояла высокая трава, паслись стреноженные кони, тенями, скользящими в беловатой вуали, оглашающие окрест призывным ржанием, громким фырканьем.
А над самой станицей - голубое-голубое небо, будто бы с утра старательно оттертое чистой ветошью с мылом, а потом и отполированное мягкой суконкой. С востока по нему уже подбиралось к зениту по-летнему ленивое солнце.
В станичном приходском Свято-Георгиевском храме закончилась воскресная служба, и казаки и казачки, выслушав проповедь, крестясь на золоченные кресты голубых, как летнее небо, луковиц-куполов, расходились по своим дворам и семейным делам, степенно прощаясь друг с другом.
Трифон Матвеевич вместе со своим другом Филиппом Десятинным пошли проведать приболевшего было деда Захара, известного на всю станицу геройского казака, а сейчас «просто» наставника молодежи и знатного охотника, заводчика самых лучших на весь Терек собак. А за щенками от Чары и Линды приезжали даже из самого Ростова.
Надо было уважить знаменитого старика, отломавшего в легендарных пластунах Кавказскую и турецкие войны, да и повод-то был хорош, грех пропустить! Пора бы и о грядущей охоте сговориться, осень уже вплотную подбиралась.
Замечали казаки утку, уже становившуюся на крыло и кормящуюся на просяных полях рядом с озерцами.
В кустарниках и подлесках было полно жирующего фазана, то и дело с фырканьем взрывающего траву и кустики и уносящегося к рощицам и кустарниковым зарослям.
В долинах рек бродили стада расплодившихся, отъевшихся за лето и набравших свой вес кабанов. Если этим наглым и бесстрашным в своем стадном единстве диким свиньям не дать укороту – то поздней осенью и особенно – зимой эти наглые храбрые обжоры могут принести много неприятностей и казакам, и горцам. Кабаны не столько даже пожрут, сколько попортят собранный урожай на полях и в огородах, погубят садовые деревья.
Горцы их не били – из-за религиозных запретов они не имели для чеченских и ингушских охотников никакой трофейной ценности, но охотно подсказывали казакам их лежки и тропы. Все-таки кабаны есть кабаны, если их не трогать – те начинали наглеть и вылезать на скудные посевы, вредили хозяйствам и угрожали людям. Охотники, умелые и храбрые, вступали в поединки с хитрым и отважным зверем, сокращая до разумного поголовье и внушая им некоторый страх перед человеком. Значит, пора уже готовиться к охоте!
Наведали деда, передали гостинцы от жен. Дед Захар был давно уже вдовый, старшая дочь была замужем в станице Наурской, один сын сгинул на войне, другой служил где-то в Туркестане, да там и остался при жене и детях. Так что породистые, охотничьи собаки – вот и вся компания. Эти не предадут, эти не бросят…
За щенками из его двора стояла очередь лучших охотников не только из окрестных станиц, но даже из самого Грозного и Пятигорска, а то и подымай выше – бывали у него и генералы из Тифлиса и самого-самого Санкт-Петербурга. Это если верить Захару Амвросиевичу. Хотя прихвастнуть дед любил, да что обижаться? Вы мне покажите старых вояк, которые бы в своих рассказах не привирали? Да хоть генеральские и адмиральские мемуары почитай – да что ты!?
А вообще, купить у деда Захара щенка легавой считалось большой удачей и выгодным вложением денег. Говорят, даже пришлые англичане к его красавцу палевому Сункару своих знаменитых сук привозили на случку из-за тридевять земель. Врут, наверное, хотя… кто знает?
Когда-то была у него и солидная пасека, ежегодно он с чеченцами-кунаками вывозил ее на лесные луга с медоносными травами, а осенью торговал целебным медом. Да возраст берет свое, и дед Захар уже давно держит всего четыре или там пять ульев, так, для себя и друзей, от разных хворей и для мужской силы... Стоят они прямо на заднем двор, где старые фруктовые деревья… Не тот конечно, мед, – шепчутся станишные, но – все же… Опять же медовуха – еще та! Все настоящий казак умеет!
На прощанье старик поднес им по стаканчику вина, настоянных на каких-то «сорока лечебных» корешках и травах, помогающих, якобы, от всех немощей и болестей.
И даже от тех, самых ненужных слабостей, в коих ни один, даже самый старый казак, не сознается… – тут дед заговорщицки подмигнул.
А потом – по второму, еще более верной и беспощадной к хворобам настойки, а потом и по третьему – от злых наговоров, а, также от шальной пули и картечи, пожаров и землетрясений – смеялись бывалые казаки. Просто не полагалось в казачьих хатах пить меньше трех, хоть ты тресни. Иначе обидишь!
Поговорили, договорились и пошли восвояси в хорошем настроении и с легкостью на душе, которая всегда появляется после свершенного доброго дела.
-------------
Продолжение следует
-
Дорогие читатели! Ваши лайки и комментарии помогают развитию нашего канала! Благодарим вас за то, что вы с нами!
