Волшебная сказка в загородном коттедже продлилась ровно месяц, до того рокового звонка с телефона Карины – единственной подруги на все времена.
Карина… Она была мне не просто подругой, а сестрой! Наверное, кто-то, если б узнал об этом, мог подумать: «Как, имея трёх сестёр и брата, можно считать родным чужого человека? Разве мало родни?» Но у меня была именно так! Сёстры обращались со мной хуже, чем чужие люди. Когда вспоминаю детство в семье, в памяти мелькают, в основном, безрадостные картинки. Пока была маленькая, получала тычки и затрещины, если во время не успевала убраться из-под ног или попадала под горячую руку. Верила и обманывалась в ожиданиях, когда совали конфету, а в фантике была галька, когда Сабина, забирая из детсада, радостно сообщала, что мама завела дома собачку, я со сладким замиранием сердца искала её под кроватями, а потом слушала хохот сестёр: «Повелась, салапетка!». Когда подросла, то были постоянные подколы, стычки, споры. По натуре я была не конфликтным человеком, спорить совсем не хотелось, но моё миролюбие воспринималось как слабость, а слабых в нашей семье не щадили!
Как-то Сабина не захотела выполнить мамино поручение и велела сделать мне. Получила отказ. Тогда стала умолять, обещать, что сделает для меня всё, что захочу. Я попросила, чтобы не называла меня чмошницей и лохушкой. Сестра в удивлении вскинула брови, и, смеясь, сказала, что такого обещать не может!
Часто думаю о том, как хорошо, что бабушка забрала меня к себе. Это была самая счастливая пора в той жизни рядом с любящим и понимающим человеком. Тогда же появились в моей жизни Карина, её голубоглазый братик Вася, пёсик Фантик, ставший другом нашей Найды. …
О чём только ни говорили с Кариной! Вместе мечтали, обсуждали прочитанные книги о путешествиях. Вместе работали сначала в нашем огороде, потом в её. А как тепло относилась ко мне её мама – Лидия Николаевна! Угощала оладушками и домашним печеньем, а маринованные малюсенькие маслята с вареной картошечкой были восхитительны!
Я помню, как в девятом классе она призналась, что нравится ей парень на два года старше из секции тяжёлой атлетики из Дома творчества, помню, как развивались их романтические отношения, как писала потом ему письма в Армию. Помню свадьбу подруги, (вышла замуж на втором курсе колледжа), и как качала на руках их маленькую дочку. И всякий раз в новую нашу встречу с удивлением отмечала, как быстро растет девочка...
И те два года с гражданским мужем – абьюзером Карина помогла мне пережить, понять всю дикость и трагичность ситуации и принять, наконец, правильное решение. Благодаря подруге – моему земному ангелу я смогла разорвать, как сейчас говорят, токсичные отношения да ещё элементами рукоприкладства, уйти от тирана и вернуть себя себе. … Она подмечала все мои изменения к лучшему, поднимала самооценку, радовалась моим радостям и сочувствовала горестям. А когда стала встречаться с Игорем, непонятно, кто был этому более рад: я или она....
И вот моего ангела – хранителя, и Вани – здоровяка – спортсмена, который в паре с Альбертом жёстко разговаривал с моим ревнивцем и увез домой в первой раз, этих прекрасных людей, которых считала родней, их мамы, победившей последствия инсульта, не стало на свете. Автомобильная авария...
Я была подписана в соцсети на новости их города. Как-то увидела фотографии, сделанные на месте аварии. В светлой шубке искусственного меха, как живая, лежала на обочине молодая женщина, чем-то напоминающая Карину. Светлые волосы на сугробе, рядом голубой норковый берет. ...На другом фото – фигура мощного мужчины, укрытая чем-то темным. Чуть поодаль виднелось скрюченное тело другой женщины в малиновом пуховике. Почему-то сиротливо лежащий берет из голубой норки больше всего врезался в мозг. Бывает, что одна мелочь становится символом большого события. С тяжелым сердцем поднялась с кресла у монитора, переключив внимание на звонок телефона.
Это был номер Карины, но голос показался незнакомым. Еле расслышав страшную новость, с трудом осознав, что на фото оказались мои единственные друзья, добрела до дивана, и рухнула, как подкошенная. ...Обливая подушку слезами, шептала одно и тоже, как сломанная пластинка: «Ты больше никогда не наденешь свой любимый беретик, никогда, никогда, никогда ...»
Горе было настолько огромным, что не могла нормально дышать.
...Будущий муж, придя с работы и обнаружив меня в таком состоянии, испугался, решил вызвать скорую помощь, но попросила этого не делать. Захлебываясь слезами, рассказала, что случилось. Игорь принёс успокоительное, тёплый морс, уложил в постель, обещая завтра отправиться вместе на похороны.
Но утром, как это бывает у человека, в чьём подчинении находится ни одна сотня человек, срочно пришлось выезжать на работу и решать неотложные вопросы. Ему было неловко, но я уверила, что справлюсь сама. Игорь помог собрать сумку, положил деньги в мой портмоне. Вызвал такси и усадил на заднее сидение.
– Держись, дорогая. Как закончу дела, завтра приеду следом за тобой. Там есть, кому заняться похоронами?
– Да. Со мной разговаривала какая-то родственница. Отпевание после обеда. Я должна успеть.
Как проходило отпевание, похороны, поминки, что говорили люди, почти не помню. В церкви каждую минуту боролась с собой, чтоб не броситься на гроб Карины, не закричать на всю округу, что всё это – неправда, что такого быть не может. У второго гроба на секунды показалось, что Каринин муж подмигнул, словно напомнив о тех словах, которые говорил мне, увозя из Казани: «Не горюй, подруга, прорвёмся! Нет таких гор, которые невозможно преодолеть, нет таких замков, которые нельзя открыть, нет такого горя, которое нельзя пережить. Главное, надо жить!»
– И где сейчас вы будете жить? – шептала, давясь слезами, подходя к гробам, неумело крестясь и целуя холодные, словно восковые лбы любимых людей...
При выходе из церкви вдруг, словно кипятком облили с ног до головы: «Что будет с Леночкой? С кем она остаётся?» Девочки не было на похоронах, и это понятно, но где находилась, как себя чувствовала, и главное, с кем будет жить? Вопросы разрывали гудящую больную голову. Перед тем, как сесть в автобус и ехать на кладбище, остановила пожилую женщину в глубоком трауре: «Простите, вы не знаете, где Леночка – Каринина дочка?»
– Так в садике. В круглосуточной группе оставили.
«А ...с кем она...» – я споткнулась, закрыла рот концом шарфа, чтоб заглушить рыдание. Женщина в чёрном ответила: «Я узнавала, мне – двоюродной бабке, не дадут. Стара. В детдом сдадут. Буду к ней ездить. А куда денешься? Других родственников у Лены нет».
«А Ваня рос в детдоме», – с горечью вспомнила, и волна новых слез заставила содрогнуться тело. Боль начала сжимать сердце и биться молотками в виски. Отошла в сторону, к высокому сугробу. Выломала кусок наста, набрала в ладонь рассыпчатого снега и приложила к виску, чтобы утихомирить боль. И тут сами собой вырвались слова: «Я удочерю ее! Она ни в чем не будет нуждаться. Сделаю всё, но малышка будет счастлива!»
Потом, на кладбище, как сквозь сизый туман, смотрела, как спускают гробы в могилы, как люди бросают комки глины. … Я тоже повторила за всеми, не понимая, для чего это нужно. На Каринином холмике было больше всех цветов, а на могиле Ивана разложили полотенце, поставили бутылки с водкой и поднос с разрезанными пирогами. Кто-то что-то говорил, прежде чем выпить алкоголь из пластиковых стаканчиков и закусить стряпней. Я не помню слов. … Мне тоже сунули в руки стакашек и кусок пирога. В горле стоял ком, в глазах – серый туман, в мозгу слабо бились мысли: «Зачем это? Ваня, Карина и тетя Лида не пили водку. Только в Новый год и в день рождения позволяли фужер шампанского». Я не помню, куда делась моя частичка поминальной трапезы, но то, что не пила на кладбище, это осталось в памяти.
В столовой, куда привезли на обед, проглотила несколько ложек горячего супа с лапшой, вспомнив, что ничего не ела второй день. Потом сидела, ослабевшая от слез, уставившись взглядом в тарелку с нетронутой котлетой и кашей, не в силах пошевелиться. В черепной коробке копошились странные мысли: «А на небе души тоже едят котлеты или питаются святым духом? Или, раз он бестелесные, им не нужна физическая пища. Тогда за счет какой энергии существуют? И неужели правда, что их души сорок дней будут находиться рядом, но почему не чувствую их присутствие. Про Ваню не скажу, но Карина! Я должна её ощущать! Может быть, она стоит сейчас за спиной?» Я резко обернулась, но за спинкой стула оказалась та пожилая женщина в чёрном. Она наклонилась к моей соседке – полной брюнетке и что-то шепнула на ухо. Я увидела, как женщина, извинившись за свою забывчивость, что-то сунула в ладонь женщины. Тут я вспомнила о деньгах. Стало неловко, стыдно, что забыла о такой важной вещи. Но вытаскивать кошелек за столом и отчитывать деньги не решилась. Встала, аккуратно отодвинув стул, прошла в маленькое фойе. Пересчитала деньги, что дал жених и ахнула. На ту сумму можно было накормить обедом не тридцать человек, а роту голодных солдат числом до сотни. Подумала немного, поделила пачку пополам и отправилась искать старушку. Она находилась на кухне, что-то обсуждая с поваром. На выходе остановила и вручила деньги. Бабушка, увидев купюры, застыла на месте, а когда пришла в себя, проговорила свистящим шепотом: «Вы кто усопшим будете?»
– Лучшая подруга Карины. Друг семьи…
– Очень много дали. Очень!
– Я бы всё отдала, что имею, если б знала, что это поможет их воскресить, – ответила тихо, и слёзы снова потекли по щекам.
После поминок Клавдия Степановна, так звали единственную родственницу семьи Филатовых, провожала в фойе тех, кто пришел разделить с ней горе. Потом попросила упаковать с собой нетронутые пироги с общих тарелок, и мы поехали на такси в квартиру Карины. Там и ночевали. Утром привели домой из детского сада Леночку, для которой пока мама с папой уехали срочно лечиться в санаторий, куда детей не берут. Клавдию Степановну Лена немного сторонилась, а увидев меня, обрадовалась, запрыгала от восторга. Мы болтали, как две подружки, ели сладости, потом вместе готовили обед, пока бабушка Клава ездила куда-то по делам. Рисовали. Девочка исполнила для меня ритмический танец и спела песенку про тучку.
Я всё для себя и Леночки решила ещё там, возле церкви, и каждой секундой, поведенной рядом с малышкой, всё более убеждалась в правильности своего решения.
Когда приехал Игорь, его встретила в квартире Карины совсем другая жена, внешне похудевшая, с чернотой под глазами, но строгая и деловая.
– Знакомься, – сказала я, проведя любимого в зал, – это Леночка. Золотая девочка. Рисует, танцует, поёт.
В кухне, куда прошли следом, объявила, что дочку Карины и Вани ждёт детдом, и этого допустить нельзя.
– Я решила. Леночка станет нашей дочкой. Заменю ей маму, а ты, надеюсь, будешь добрым отцом.
Доверчиво прислонилась к плечу любимого и тут же отпрянула, поразившись его жёсткости. Словно на камень наткнулась.
– Ты что? – удивлённо вскинула брови.
– Я в норме, а с тобой что? Какая дочь? Вот поженимся, тогда о детях можно подумать. О наших детях, не о чужих! Хоть они рисуют и поют. Меня не касается, что умеют чужие дети. Никого удочерять – усыновлять не собираюсь. И тебе советую не забываться! Альтруизм в такой степени – уже патология, дорогая.
Слушала и не могла поверить своим ушам...
Что было потом? Судьба – злодейка поставила перед выбором: остаться с женихом, стать его женой и мечтать о своих детях, навещать Леночку в детдоме и, оставляя всякий раз с разрывающимся от боли сердцем, не спать ночами, постоянно чувствовать вину перед подругой, ведь если бы та попала в такую ситуацию, не сомневаясь, забрала моего ребенка себе, или расстаться с любимым и удочерить ненаглядную сиротку, которая с детства считала меня близким человеком.
++++++++++++++
Автор: Т. Сунцова. ПРОДОЛЖЕНИЕ