Сразу надо заметить, что после войны жителей глубинных районов страны переселяли не только на крайний запад. Агитировали переезжать в Крым, Грозненскую, Архангельскую, Саратовскую, Читинскую области, в Хабаровский край, на Сахалин. И бывшая Восточная Пруссия была в этом списке отнюдь не приоритетом. Поэтому «доноров» для нее приходилось назначать в приказном порядке. Одним из таких, согласно постановлению Совета министров СССР, сделали Воронежскую область.
В начале «нулевых» профессор тогда еще Калининградского Государственного университета Юрий Костяшов получил возможность ознакомиться с фондом переселенческого отдела Воронежского областного архива. И первое впечатление от прочитанного, как признавался сам исследователь, оказалось «неожиданным и до некоторой степени разочаровывающим».
- У калининградских историков сложился стойкий стереотип о масштабности и уникальности проведенной в 1940-1950-е годы акции по заселению нашей области, - объясняет Юрий Владимирович. – Но документы, хранящиеся в Воронеже, свидетельствуют обратное.
Как уже было сказано, жители Воронежской области должны были стать одной из крупнейших составляющих формируемой общности – «калининградцы». Только за первый год на берега Балтики предполагалось переселить 900 семей тамошних колхозников (соответствующая разнарядка для остальных областей, как правило, не превышали 200-400). А в течение следующих четырех лет количество местных выходцев из Воронежской области достигло 10 тысяч! Это больше, чем жителей любой другой области или республики РСФСР, где проводилась централизованная вербовка.
Первым делом профессор Костяшов изучил разнообразные агитационные материалы, которыми сопровождалась кампания по переселению.
- В делах фонда отложились отпечатанные на ротапринте справки о Калининградской области в целом и об отдельных районах, которые предназначались для воронежцев. Разумеется, в них ситуация рисовалась в самом привлекательном виде: «климат мягкий, зима короткая, без сильных морозов», дома для переселенцев благоустроенные, «имеют жилую площадь 60-80 квадратных метров», постройки «сплошь каменные», даже «скотные дворы электрифицированы», «водоснабжение механизировано», а «колхозы обслуживаются новейшей техникой» и т. д.
Еще Владимир Ленин напоминал, что «газета – это не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». Неудивительно, что главная роль в агитации переселенцев отводилась именно печатным СМИ. В ноябре уже 1949 года в Воронежской области распространялся специальный выпуск «Калининградской правды» с портретом Сталина на первой полосе и редакционной статьей под названием «Ждем вас, дорогие товарищи!» От областной газеты не отставали «районки»: «Сталинское знамя» (Гвардейский район) и «Сталинский путь» (Багратионовский район) также прислали свои спецвыпуски, а «Приморский большевик» отличился передовицей «Встретим новых переселенцев с радостью и теплотой».
Разумеется, советская власть не упустила возможности поговорить с народом и «шершавым языком плаката». Самый растиражированный из них призывал: «Товарищи колхозники и колхозницы! Переселяйтесь в богатую и плодородную Калининградскую область». Условия переселения и список полагающихся при этом льгот были напечатаны тут же.
Особой и при этом самой многочисленной группой агиток стали «письма калининградцев» (точнее, их машинописные копии) к будущим землякам. Однако бросалась в глаза однотипность и явная искусственность этих посланий. Официозом от них разило за версту.
- Действительно, придет ли нормальному человеку в голову мысль снабжать свои письма заголовками, наподобие этого: «Ждем Вас в свою колхозную семью!»? - замечает Костяшов.
Как ни удивительно, при таком обилии агитматериалов воронежские ответственные товарищи на местах все равно жаловались на информационный голод! Мол, и плакаты не вывешиваются в людных местах, и радиосеть не используется. К тому же, вербовщики неожиданно столкнулись с такой проблемой, как контрагитация.
Например, весной 1950 года в Хлеванском районе произошло настоящее ЧП, грозившее местному руководству серьезнейшими неприятностями по партийной линии. Уже завербованные и даже подписавшие договоры колхозники вдруг стали массово отказываться от переселения. Компетентные органы провели расследование и выявили некого красноармейца Королькова. Служивший в одной из воинских частей, дислоцирующихся в бывшей восточной Пруссии, срочник прибыл на побывку домой. И то ли шутки ради, то ли преследуя куда менее безобидные цели, принялся стращать уже совсем было собравшихся податься на запад односельчан рассказами, как там все плохо. Вдобавок запустил байку о том, что всех переселенцев по прибытии якобы незаметно фотографируют. О дальнейшей судьбе пустобреха не известно, но с учетом реалий того времени вряд ли он остался безнаказанным.
Тем не менее, распространители слухов свое черное дело делали: воронежцы соглашались переселяться куда угодно, пусть даже на Крайний Север или Дальний Восток, лишь бы не на «дикий Запад». Так, в Козловском районе вместо 30 запланированных семей не удалось завербовать ни одной» Председатель райисполкома прямо заявил, что сделать ничего не может, «поскольку желающих колхозников на переселение нет».
Зачастую наряду со сплетниками действовали и вполне официальные лица. Многие представители районных властей попросту игнорировали поступавшие «из области» задания по переселению. А руководители сельхозпредприятий так вообще порой оказывали активное сопротивление госкампании.
- Предисполкома Садовского района, уличенный в срыве вербовки, «расплакался», что облисполком много дает планов на наш район по набору людей и что у нас в районе мало трудовых ресурсов», - цитирует Юрий Костяшов архивные документы. - В докладных записках приводятся многочисленные факты, когда председатели колхозов и сельсоветов «необоснованно отказывали и задерживали без оснований семьи изъявивших желание переселиться», мотивируя свои действия тем, что у них самих «ощущается недостаток рабочей силы».
Но, как известно, сила солому ломит. В ответ на ухищрения особо рачительных колхозных председателей и райисполкомовских деятелей Советская власть, используя метод кнута и пряника, пустила в ход первый.
- Вербовка осуществлялась хорошо известным в советские времена «добровольно-принудительным способом», - подтверждает профессор Костяшов. - Намеченные жертвы из числа колхозников в присутствии районного начальства вызывались на заседание правления колхоза, где им объявлялось о решении правления отправить их в Калининградскую область. Отказникам угрожали штрафами в размере до 2 тысяч рублей и обещаниями отдать под суд. Дело доходило до того, что вследствие такой агитации, как указано в архивных документах, «отдельные колхозники доводились до обморочного состояния». Справедливости ради стоит отметить, что областной переселенческий отдел расценил такую практику (по крайней мере, на словах) как «искривление политики партии и правительства». Однако жалобы на то, что колхозников «запугивают выселить», если они не дадут согласия на переселение, на этом не прекратились.
«Пряники» тоже задействовали: за каждую завербованную семью организаторам набора стали выплачивать по 20 рублей. Это срабатывало, но порой довольно своеобразно. Известен случай, когда власти одного из районов выступили с инициативой разом переселить на Калининградчину целый колхоз в составе 30 дворов. Причина такого энтузиазма вскрылась при ближайшем рассмотрении: хозяйство числилось безнадежно отстающим. Между тем, постановление правительства однозначно требовало привлекать к переселению только самых трудолюбивых крестьян из крепких колхозов.
Так или иначе, спускаемые «сверху» задания выполнялись, даже несмотря на тихий саботаж «низов»: в 1946-1949 годах из Воронежской области в Калининградскую переселились 2 418 семей - в общей сложности 10 421 человек.
- Статистику очень портили так называемые «профессиональные переселенцы», которые с целью получения подъемных и других льгот многократно заключали договоры с вербовщиками, - замечает Юрий Костяшов. - В письмах переселенческого управления РСФСР неоднократно указывалось на массовые случаи «направления семей, ранее переселявшихся и возвратившихся обратно к прежнему месту жительства».
То, как происходило собственно переселение, в принципе, широко известно. Из деревень завербованных вместе со скотом и домашним скарбом на машинах и подводах везли к ближайшей железнодорожной станции, где грузили в товарные вагоны. Их затем перегоняли в Воронеж или на другой крупный узел, где происходило формирование эшелона. К примеру, эшелон № 109 имел в своем составе 71 вагон, из которых «людских» - 31, с имуществом - 9, со скотом и птицей – 28, «детский» и служебный, а также «вагон-изолятор».
Как правило, дорога занимала от двух-трех и более недель, ведь спецэшелон шел вне расписания и подолгу стоял на запасных путях. Ехали мало того что долго, так еще голодно и холодно: несмотря на соответствующий приказ МПС, начальники станций нередко отказывали переселенческим поездам в снабжении. Начальнику пресловутого 109-го эшелона приходилось скандалить и жаловаться едва ли не на каждой станции. В Орле и вовсе дошло до вызова медработников, которые убедились, что люди в теплушках на самом деле замерзают. И только после того как комиссия составила акт на станционного начальника, тот распорядился выделить уголь для отопления вагонов.
Наконец, 28 февраля «самый медленный поезд» прибыл в пункт назначения – город Нестеров (бывший Шталлупёнен). Но когда встречавшие эшелон представители руководства Краснознаменского района перед тем как подписать акт передачи принялись пересчитывать людей и животных, выяснилось, что не хватает 12 человек, 10 коров и 13 телят. Зато мелкого рогатого скота даже прибыло - овец и коз оказалось больше на 15 голов.
Признаться, что часть переселенцев по дороге растеряли, означало рисковать собственной карьерой. Поэтому начальники подумали-подумали и в качестве причины недостачи записали в акте:
«Такая разница объясняется неправильным подсчетом при приеме эшелона на станции формирования».
