Прочла книгу воспоминаний известного иллюстратора Михаила Беломлинского. Он много книжек иллюстрировал детских.
Мы знаем его рисунки к книгам Сахарнова, "Говорящий свёрток", др.
А вот "Хоббита" ещё не читали - где художник персонажа сделал похожим на артиста Леонова.
В книге шаржи и всякие байки из жизни известных, интересно. О мире кино, литературы, об издательской деятельности. Иные истории из разряда "и смех, и грех".
ЭЛЬДАР РЯЗАНОВ
Эльдара Александровича Рязанова я видел наяву один раз, но этот день получился таким насыщенным и колоритным, что я запомнил его во всех подробностях, кроме окончания, которое у меня, разумеется, совершенно выпало из памяти.
Это случилось в Ленинграде, где снималась комедия «Невероятные приключения итальянцев в России» и где роль итальянца со сломанной ногой играл замечательный актер Евгений Евстигнеев, с которым я несколько лет назад подружился и с которым хотел познакомить лучшего моего друга, замечательного художника и очень остроумного человека Георгия Ковенчука. Мы дружили с ним с пятого класса Художественной школы в Ленинграде, знаменитой СХШ. Но знакомство как-то не получалось: когда Евстигнеев оказывался в Питере, там не оказывалось Ковенчука.
Гага (так со школы и до сих пор все его зовут) — человек очень подвижный. Он уезжал рисовать то на БАМ, то на Сахалин, то ещё куда-нибудь. А тут всё совпало, и мы, захватив пару бутылок коньяка, пришли к Петропавловской крепости, где должна была идти съёмка, но не началась, так как накрапывал мелкий дождик.
Милиционер пропустил нас к домику, где, отвязав гипсовый протез, отдыхал загримированный Евстигнеев. Я познакомил его с Гагой. Они, как я и предполагал, понравились друг другу, и мы начали понемногу выпивать и закусывать.
В это время и появился Эльдар Александрович, как в телевизоре, и объявил, что, к сожалению, съемки отменяются. «Конечно, у природы нет плохой погоды, но этот ваш бесконечный ленинградский дождичек совершенно не годится для кино…» Мы с Гагой очень обрадовались и предложили поехать пообедать в «Асторию». На студийной машине все отправились на Исаакиевскую площадь.
Вообще-то в «Асторию» пускали только иностранцев. И попадали мы туда всегда, преодолевая какие-то препятствия. Но сейчас, под прикрытием всенародно известных Евстигнеева и Рязанова, мы уверенно туда двинулись.
Но то ли швейцар не узнал непрезентабельно одетого Евстигнеева, то ли вообще не смотрел кино и телевизор, но он решительно преградил нам путь и грубо спросил: «А вы куда?» На что Женя тоже грубо ответил: «В баню!» «А тут не баня», — еще более грубо ответил дурак швейцар и стал нас отпихивать от входа.
К счастью, всё это заметил администратор. Он шикнул на швейцара и с бесконечными извинениями провёл нас в зал и усадил за столик. Но не успели мы сесть, как к нашему столику двинулись две дамы. Одна пригласила танцевать Евстигнеева, а вторая, оглядев оставшихся, выбрала Гагу.
Он был в восторге. «Представляете, меня в первый раз пригласили танцевать, обычно не приглашали, потому что я лысый». «Я тоже лысый, и ничего», — хмыкнул Евстигнеев. «Но вы же знаменитый…» «Ты тоже знаменитый, но художник, а художников в лицо никто не знает», — успокоил я Гагу. «Режиссёров тоже не знают, — подтвердил Рязанов. — Меня-то ещё знают — я кинопанораму веду, а так не знают ни режиссёров, ни сценаристов, — только актеров», — он кивнул на Евстигнеева.
«А я тоже чуть не снялся в кино — стал с горечью рассказывать Гага. — Меня знакомый режиссёр пригласил на главную роль, мне даже парик уже сделали.
(У Гаги была очень выразительная и колоритная голова, он был похож на раздобревшего Юла Бриннера), но против меня очень Банионис интриговал, и взяли его».
Рязанов от этого рассказа хохотал до слез. В общем, все шло замечательно. Гога был «в ударе». Рязанов рассказывал про итальянцев, я рисовал шаржи, Евстигнеев талантливо ухмылялся. Его всё время приглашали танцевать.
Обед перешел в ужин. Расходиться никому не хотелось. От возбуждения и веселья мы с Гагой уже сильно опьянели, но вспомнили, что сегодня день рождения у нашей приятельницы Наташи. Она жила в коммуналке. И у неё в огромной комнате собирался весь богемный Питер. Мы предложили поехать к ней. «Вам как режиссеру это будет интересно, вы увидите всю вторую литературную действительность нашего города. И сама Наташа — талантливый и оригинальный киновед. Вам обязательно надо с ней познакомиться», — убеждал Рязанова пьяный Гага.
У Наташи, действительно, было полно народу, тоже сильно выпившего. Наше появление с Рязановым и Евстигнеевым вызвало у провинциальных питерцев новый прилив энергии. Все обрадовались тому, что мы привезли выпивку. Евстигнеев сразу «заклеил» какую-то красавицу-художницу, а Наташа завела киноведческий разговор с Рязановым. Мы же с Гагой выпили ещё и окончательно отключились. Нас отвели в находящуюся рядом ванную.
В этой коммуналке в ванной не мылись, но складывали туда грязное бельё для стирки. Вот на это бельё, хорошо что не замоченное, нас и уложили.
Прощаясь Рязанов спросил: «Наташенька, а где же художники, которые нас сюда привезли, я их давно уже не вижу». «А вот они!» — Наташа открыла дверь в ванную. «Вы лежали, как два младенца в колыбели. Рязанов с нежностью на вас посмотрел и сказал «Какие они милые, эти ленинградские художники».
Но мы, к сожалению, этих слов уже не слышали.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РАЗВОРОТ
Ленинградское отделение издательства «Просвещение» печатало буквари и учебники для народов Севера, чукчей, алеутов, нанайцев, коряков и т. д. Некоторые народы были немногочисленны (помню, что какой-то букварь имел тираж 130 экземпляров), но печатались книги на хорошей бумаге, с цветными рисунками, и около издательства кормилось много ленинградских художников.
Конечно, работа была занудная — звездочка, две звездочки, пять звездочек; барабан, три барабана; пионер, два пионера, но были рисунки и посложнее: мама мыла раму, мама мыла Машу и т.д., и поответственнее — штурм Зимнего дворца, Ленин на субботнике несет бревно.
Рисунков было очень много, и гонорар получался большой. Я, например, купил машину за деньги, полученные за рисунки к чукотскому букварю, и друзья называли ее «чукотский жигуль».
На центральном развороте всех этих букварей печатался портрет Ленина и рассказик «Ленин — вождь». Письменности народы эти не имели, и все печаталось русскими буквами.
За деятельностью издательства присматривал обком партии. Ведь все эти буквари демонстрировали на международных выставках национальную политику СССР, дружбу народов и заботу «старшего брата» о «младших братьях».
Просматривая очередной букварь — нанайский, секретарь обкома по пропаганде открыв центральный разворот, остолбенел и потерял дар речи.
Под портретом Ленина русскими буквами было написано крупно:
«ЛЕНИН МУДЭК»
«Это что такое?» — прошептал он шепотом в ужасе.
«Это по-нанайски Ленин — вождь», — невозмутимо ответила редакторша нанайского букваря.
«Да, да, — подтвердил директор издательства. — „Мудэк“ — по-нанайски вождь».
«Ленин Мудэк» — значит «Ленин — вождь».
«Да вы что? Совсем с ума сошли? — зашептал в ужасе секретарь обкома, оглядываясь. — Хотите, чтоб нас всех уволили? Или еще хуже…»
«Как по-нанайски мудрый или умный?»
«Нурэк», — прошептала редакторша.
«Ну так и напечатайте: „Ленин — нурэк“, и все, и чтобы я этого „мудэк“ не видел больше».
Букварь перепечатали, старый тираж уничтожили.
Я слезно умолял художественного редактора достать мне один экземпляр, но он тоже напуганно шептал:
«Да ты что, с ума сошел, хочешь, чтоб нас посадили?»
Но работяга из типографии за бутылку водки вынес мне экземпляр, и теперь в моей коллекции «полиграфических» раритетов имеется букварь, где на центральном развороте, под портретом Ленина, черным по белому написано крупными буквами «Ленин Мудэк».
И вот такой диссонанс.
Советские творческие люди все фактически были - в большей или меньшей степени - диссиденты.
И можно понять их. Прессинг, конечно, идеологический был ощутим.
А с другой стороны государство о них заботилось. Ахмадулина с мужем Нагибиным, чтоб не участвовать в некрасивых гос акциях, уезжали... в санаторий в Карелию) Им (членам союзов художников-писателей) вообще полагалось по два месяца в год творческого отпуска в санаториях. В самых красивых местах страны. Для вдохновения)
Сам Беломлинский мальчиком попал в спец школу художественную. Там рабочую продовольственную карточку давали - Ленинград после блокады. Вот его туда отправили родственники. А в эвакуации он посещал кружок рисования! Потом академию художеств закончил и сразу же получил мастерскую! Вчерашний студент. Государство вложило в него много, в его профессию. Заказы тоже очень прилично оплачивались.
В 1989 году он с семьёй уезжают в США. Об этом периоде жизни тоже есть заметки - всё у них там сложилось замечательно. Но мне читать их было не так интересно, а иной раз и не очень приятно - есть мат. Почему-то в 90е мэтры частенько позволяли себе такие вольности.
Мне теперь любопытно познакомиться с Виктором Голявкиным - писателем для взрослых. Оказывается, начинал он совсем не как детский писатель. Вообще, он по образованию художник. Но стал писать, его оценили коллеги и они же ему посоветовали переквалифицироваться в писатели детские. Полагали, что его, такого оригинала (его сравнивали с Ионеско), не будут печатать.
И хочу переиздание книжки стихов об улицах тогда Лениграда. Советский виммельбух.
Жили-были улицы, стихи Л. Барбас.
Беломлинский презентовал один экземпляр с автографом Роберту де Ниро) Тоже есть забавная история о том в книге.
***
Спасибо за внимание!