1990. «Мовен»
Слоган
Вам пора и вам пора с вентиляторным заводом заключать договора
Почему важно
Реклама была и в советские времена — но в основном государственная. Дикие, фантасмагорические мюзиклы, пропагандировавшие продукцию Московского вентиляторного завода, стали первым ярким манифестом новой эпохи — хотя их обаятельная наивность, конечно, происходила откуда-то из докапиталистических времен.
Ефим Любинский,
продюсер, оператор.
«В начале 90-х реклама стала для нас, киношников, отдушиной. Другой работы просто не было — кино уже кончилось, а телевидение еще не началось. Александр Левин тогда предложил создать вместе компанию Dixi. А незадолго до этого к нам обратились с предложением сделать ролик для Московского вентиляторного завода.
Это был 1991 год. Шла приватизация, у «Мовена» был замечательный директор Александр Миронов, потом его убили, к сожалению большому. Он поднимал этот завод. Задача была — сделать рекламу завода. Никакой другой задачи не было. Знаете, Миронов относился к категории людей, которые доверяли. Он увидел уже готовую работу.
Левин довольно долго подрабатывал в чуть ли не единственной конторе в стране, которая снимала советскую рекламу, — «Союзрекламфильм». Поэтому у него опыт в этом смысле был гораздо более богатый, чем у меня. Я тогда работал на Студии им. Горького. Левин в этом ролике был режиссером, я оператором, а продюсировали мы вместе. Марину Собе-Панек, автора стихов, пригласил Левин. А я привел Володю Матецкого, с которым познакомился на «Маленькой Вере». Собственно, он был единственным композитором, которого я знал, поэтому выбора не было. Реквизит — гигантскую ручку, гаечный ключ — делали на Студии Горького. Кран брали с автобазы Госкино. Камеру арендовали во ВГИКе. Съемки заняли три дня — 10, 11 и 13 июня. Это я совершенно точно помню, потому что 12 июня были первые выборы Ельцина, и мы не могли работать. Почти все было снято на ВДНХ — можете поехать и посмотреть на тот домик из ролика, он там до сих пор стоит. На Лесной улице нашли какой-то завод и «заводской» кусок там сделали. Я снимал на 16-миллиметровую пленку. Тогда и компьютеров-то не было. Какие спецэффекты? Нелинейный монтаж появился только во второй половине 90-х. Помню, мы на какой-то выставке спросили, сколько стоит нелинейная станция монтажа, цифры прозвучали в районе 1,2 млн долларов.
Все получилось на самом деле так легко! Заказчику ролик обошелся в две тысячи долларов. Мы даже что-то с этого заработали. Немного, конечно. Для Миронова эти две тысячи (курс был в районе сорока рублей) не были запредельными деньгами. Он понимал, что даже если он с ними расстанется и ничего не получится, завод от этого не умрет. Но все получилось, и этот ролик их работой года на два обеспечил. Мы сделали такой вывод, потому что следующую рекламу они нам через два года заказали. Помню, знакомый рассказал, что стоял в очереди за мороженым и услышал, как кто-то напевает нашу песенку. Тогда стало понятно, что да, ролик реально выстрелил. После ГКЧП кто-то из политиков сказал, что путчи делать — это вам не девочек на лужайке танцевать.
Тогда это вообще все в новинку было. Реклама была эксклюзивным продуктом, доморощенным, своим, а не калькой с западной. Это было романтическое время. Для нас это было больше творчество, чем бизнес, — мы снимали свое маленькое кино. А потом все встало на промышленные рельсы, к нам пришли крупные сетевые агентства, стандартизация — и стало неинтересно. Последний рекламный ролик мы сняли, кажется, в 1994 году. А там уже и телевидение началось, «Куклы», другие появились задачи».
Марина Собе-Панек
автор текста
«У нас просто была компания друзей — Саша Левин, Фима Любинский, Тим Собакин (впоследствии издатель журнала «Трамвай». — Прим. ред.). Помимо кино мы вместе делали разные штуки: писали книжки, придумали одну из первых советских компьютерных игр: она называлась «Лабиринт Атлантиды», причем у нас даже компьютеров не было, мы чертили на листочках и спичками выстраивали лабиринт. В какой-то момент мне позвонил Саша Левин: «Так, быстро садись и пиши рекламу про вентиляторный завод». Дал мне исходные данные — дурацкие промышленные слова, из которых нужно было сделать текст: что они делают вентиляторы для офиса, для завода и для дома, что у них есть свой сервис, что если вы новые не можете купить, то вам старые отремонтируют. А я до этого рекламу не сочиняла, понятия не имела, как это делается. Мне было около тридцати лет, и я считала себя великим мрачным сценаристом, писала про любовь и смерть. Какая реклама? Вы что? Фильм по моему сценарию к тому времени уже получил премию Берлинского кинофестиваля («Год хорошего ребенка». — Прим. ред.). Если бы в рекламе были титры, я бы, наверное, даже не согласилась. Но с кино стало туго, а Саша Левин и Фима Любинский нашли такой способ заработка.
Я глянула на эти вентиляторы и поняла, что со звериной серьезностью это делать нельзя. Будет тоска. Позвонила Левину и сказала: «Я это переписать не могу, но если хочешь, напишу тебе частушки». Притом что стихов я не пишу. Он ответил: «Пиши что хочешь, только быстро. У нас заказ горит». А мои друзья тогда как раз собирались эмигрировать в Америку, и я возила их по всяким ОВИРам — я же за рулем всю жизнь, у меня тогда была «копейка». Им нужно было много документов оформлять, и когда они уходили на несколько часов в очередную инстанцию, я сидела в машине и прямо на торпеде писала. У меня был набор слов, которые нужно было зарифмовать. Только договора злосчастные не всовывались никак с правильным ударением, но я решила, что в частушке это допустимо.
Я никогда серьезно к этой работе не относилась. А оказалось, что из-за этой рекламы с искаженным ударением изменились нормы русского языка, потому что эта реклама звучала из каждого утюга и люди стали так говорить. Народ, так сказать, «продавил» вторую норму — как с кофе среднего рода. Несколько лет назад на одном телеканале даже делали про это сюжет. Меня отвезли в Институт русского языка, где профессор филологии должна была как бы ругать меня за это, а я — оправдываться, что договоры никак не рифмовались. Мы заходим, а профессор, серьезная такая дама, поворачивается и расплывается в улыбке: «Ой, я вашу рекламу обожаю». Смешно было.
С заказчиком я познакомилась, когда он нас позвал после приема работы. Его звали Александр Сергеевич, и он был в восторге, что ролик получился в стихах. Он вообще был в восторге от всего. Как классический советский инженер, Миронов к нам, киношникам, относился с пиететом. А мы — к нему: настоящий бизнесмен ведь. Он мне потом, кстати, очень помог, когда наступило самое сложное время — талоны, безработица. Познакомил с людьми, которые занимались автомобильными присадками. Они придумали издавать рекламную газету, которую раздавали на заправках, и я для них год замечательно писала рассказы, вворачивая туда эти присадки. Словом, дали мне продержаться на плаву.
Ролик я увидела только по телевизору уже. Мне понравилось, как все сделали, как это звучало. Я-то предполагала частушки, а Матецкий написал мюзикл. Потом пошли пародии, в КВН был номер по мотивам нашей рекламы, а я стала для друзей объектом насмешек. Это теперь рекламщики — белая кость, а тогда это считалось другим уровнем. Ну как если бы сейчас я, академик Академии российского телевидения, пошла бы писать репризы для затрапезного Дома культуры. Но вообще это ужасно смешно, что я написала полтысячи сценариев, триста мультфильмов, сто пятьдесят документальных фильмов, а войду в историю как автор дурацких частушек про вентиляторный завод с неправильным ударением. Зато на гонорар за них мы отлично с мужем месяц отдыхали в Коктебеле».
Владимир Матецкий
композитор
«Я перед нашим разговором не поленился — специально пересмотрел ролик. Он, конечно же, дурацкий по сегодняшним меркам, но ведь смешно! И сразу же песенка эта, тоже дурацкая, садится на ухо. И такая меня сразу ностальгия охватила, прямо какой-то безмятежностью повеяло! Сейчас это выглядит, конечно, очень наивно: все эти танцы на лужайке, планы с вертлявым пианистом, неспешный монтаж, но в этой наивности есть какой-то невероятный шарм.
А было все так. Ко мне обратился Саша Левин из компании Dixi — они были одной из первых компаний, которые начали заниматься рекламой. Для меня реклама тоже была делом абсолютно новым, я немного волновался, но тут выяснилось, что сотрудники Dixi имели прямое отношение к съемкам фильма «Маленькая Вера», к которому я писал музыку, и я сразу успокоился.
Саша Левин принес мне готовые стихи, рассказал общую идею ролика. Мне сразу представилось, что песенка должна быть легкой, смешной, игривой. Ну и, конечно же, хитовой, запоминающейся. Я сделал несколько музыкальных набросков. Выбрали, как мне показалось, не самый удачный — помню, что было в заготовках что-то более модное, гитарное. Но выбрали — значит выбрали. И тут возникла проблема: а кто петь-то будет? По режиссерской идее ролик должен был быть таким мини-мюзиклом, соответственно, голосов разных должно было быть много, причем и мужских, и женских. Тогда мы с аранжировщиками, братьями Александром и Вячеславом Протченко, решили деньги на приглашенных певцов не тратить, тем более денег было совсем мало, а спеть все сами. Так и сделали. Так что мужские голоса — это я, Слава и Саша. А вот кто пел женский голос, я, хоть убей, не помню.
Съемки проходили без меня, так что я увидел все уже по телевизору. Помню, на меня сильное впечатление произвела огромная ручка — прямо по Ильфу и Петрову реквизитик. Может, так и стоит в каком-нибудь кабинете на заводе до сих пор, пугая сотрудников и периодически падая на уборщиц. И сразу началось: каких только переделок этой песенки я не слышал! И про мусоропровод, и про бегемота, и про все возможное и невозможное остальное. Такой мгновенный и всенародный успех произошел, как я думаю, на волне того, что реклама была тогда делом новым и ролик был очень активно размещен в эфире. Ну и тешу себя мыслью, что и песенка получилась смешная и привязчивая. По крайней мере все ее помнят до сих пор».
Интервью: Оксана Баулина