Совсем неожиданные события!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ХРУЩЕВА. САМОУБИЙСТВА АСТМАТИКОВ
У ПРОФЕССОРА ЧУГУНОВА, И О ВОЗМОЖНОСТИ ИХ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ
Увлеченные интереснейшей научной работой бутенковцы, в общем-то, не особенно интересовались политикой.
Но, когда в начале сентября шестьдесят четвертого от бабушки Греховой на имя доктора пришла очередная
копия ее восторженного письма Хрущеву по поводу необходимости срочного повсеместного внедрения
метода, которую в лаборатории долго и весело обсуждали, а в конце октября Никиту Сергеевича неожиданно
СНЯЛИ, это событие потрясло всех;
«...Почему до сих пор портрет бывшего культового вождя не сняли?! Он же семь личных автомобилей имел!..»
- растерянно теребя роскошную косу, сбивчиво передавала смуглянка Галя коллегам сообщение своей младшей
сестры-пятиклассницы о том, как учил ребят воспринимать напечатанное известие их школьный учитель
рисования.
- Надя говорит, художник, как в класс вошел, сразу про портрет гаркнул. Аж закипел от злости. Он у них в
прошлом военный. Ребятишки тут же кинулись из-за парт, как озверелые. Резинки в Хрущева, карандаши
бросают. В глаз попасть норовят,- лаборантка прикрыла ладонями запунцовевшие щеки.- Это же просто ужас
какой-то. Детей на портрет главы правительства, пусть теперь и бывшего, натравливать! Средняя школа...
И почему сразу культ? В газете ведь черным по белому написано освободить от обязанностей в связи с уходом
на пенсию. Не понимаю. Что творится? Не понимаю! Никита Сергеевич ведь сам разоблачил Сталина. А теперь
на пего такое...
Ее принялись успокаивать. А Бутенко пальцем поманил Воронову к себе в кабинет:
- Ну вот что,- он решительно задернул получше отделявшую кабинет от лаборатории занавеску и поплотнее
прикрыл легкую фанерную дверку.- События нас поторапливают.
То, что Грехова про метод Хрущеву писала,- он достал из ящика стола копию последнего письма заслуженной
учительницы,- это, конечно, все неплохо. Но Никиту Сергеевича, как видишь, уже сместили,- Константин

Павлович сам не заметил, как сжались в кулаки у. тут же разжались его побелевшие пальцы. Имя Хрущева, что
ни говори, было для него как-то связано с родной Украиной.
Однако по пословице - на бога надейся, а сам не плошай,- продолжил Бутенко после тяжелой, затянувшейся
паузы.- Я вам тогда в праздники на острове не зря о хождении к. академикам. Тайные доносы
помехинцев о вредности метода продолжают один за другим поступать в высшие инстанции,- доктор
слегка понизил голос.- У меня ведь и там есть бывшие пациенты - оповещают об опасности. Помощь высоких
партийных лидеров, конечно, бы не повредила. Но ее вот до сих пор нет и нет. А теперь, похоже, наверху и
вовсе не до нас будет. Надо срочно действовать самим в заведенном, так сказать, должностной
субординацией порядке,- Бутенко засунул палец за отворот видневшегося в разрезе халата черного вязаного
пуловера.- Пока нас под общий шумок нынешней неразберихи полностью не прикрыли... Сразу после Нового
года, как только все подготовим, поедешь в Ленинград с особой миссией,- Воронова чуть не раскрыла рот от
удивления.- Да, да - поручаю тебе! - с близкими по духу соратниками доктор довольно быстро переходил на
доверительное «ты».
Врач, методист, спортсменка. Собери свою волю в кулак. Поедешь к тому самому профессору Чугунову, о
котором я вам в прошлый раз не успел досказать. Но из ребят некоторые раньше слышали. А тебя,- он бросил
взгляд на маленькие наручные часики Натальи Степановны,- я сейчас посвящу.
...Профессор Чугунов, между прочим, не только профессор, но и действительный член Академии медицинских
наук, как ты вероятно знаешь. Заведует кафедрой в Институте пульмонологии. Все легочные больные, те же
самые наши с тобой астматики - его насущный хлеб. Его епархия... Если в его клинике провести успешную
предварительную (пусть пока и без приказа Минздрава) апробацию метода на тамошних больных и получить
от него соответствующее подтверждающее заключение - это уже наполовину победа!
Константин Павлович внимательно посмотрел на прямо сидящую на жестком стуле Воронову:
- Там, глядишь, и официальное, санкционированное Министерством здравоохранения апробирование методики
будет не за горами.
- Но почему именно я?..- все же решилась возразить понимавшая степень возлагаемой на нее ответственности
Наталья Степановна.- У нас есть более опытные коллеги. Светлана Яковлевна Бубенцова, например, подольше
меня в лаборатории работает. Она и обидеться может...
- Не обидится,- уверенно бросил Бутенко.- Светлана Яковлевна не обидится. Ты же в курсе, что мы сейчас все
по мере возможности набираем фактический материал для ее кандидатской диссертации...
- Ну тем более,- непонимающе приподняла длинные пушистые ресницы Воронова.
- Не тем более! - жестко обрезал доктор.- Диссертация у нее по гипертонии, а у Чугунова астматики. Но не в
этом суть. Там, конечно, найдутся больные с большими букетами. Главное, что сама по себе такая
предварительная апробация немалый риск. Понятно, что валить всеми силами будут. А как ты думаешь,
Светлана Яковлевна большая любительница рисковать?..
Наталья Степановна отвела глаза. Сверхосторожность и величайшая предусмотрительность Бубенцовой были
общеизвестны.
- То-то и оно,- потупился и Бутенко.- Так что хочешь не хочешь, а в бой пойдут, увы, не одни старики...- они
помолчали.
Степан Федорович Чугунов - та самая крепость, не взять которую приступом нам нельзя. От нас отмахнулись
академики Ботчал, Манохин.
Чугунов практически последняя инстанция. Больше, похоже, и соваться некуда. Я был у него уже дважды. У
меня ведь в Ленинграде дочка в балетной школе учится,- Бутенко с трудом подавил вздох сожаления.- Ничего
не поделаешь. Жена настояла... Пришлось отправить Иришку буквально со второго класса в это почти
суворовское училище,- доктор многозначительно кашлянул.
Так вот по этой самой причине я стараюсь в Ленинграде почаще бывать. Там и познакомился с Чугуновым.
Пришел прямо к нему в кабинет. Представился. Сказал, что я из Сибири. Что мы у себя в лаборатории довольно
успешно помогаем астматикам. А он сам, знаешь, среднего роста, одутловатый такой. С заложенным носом. И,
увы, уже долгие годы не может избавиться от собственной астмы...- доктор хитровато ухмыльнулся.
Представляешь, как его покоробило! Действительный член Академии наук, профессор. Имя гремит по стране.
Не может себе помочь. А тут какой-то выскочка никому неизвестный из Тмутаракани.
«Ну что же,- бурчит,- доложите все по порядку...» Я ему кратенько нашу теорию изложил. Чугунов быстро
народ в кабинет созвал. Получилось нечто вроде семинара.
- Ну и как они ваше сообщение восприняли? - Воронова натянула халат на свое гладкое слегка обнажившееся
колено.

- Конечно, были ошеломлены,- уверенно ответил Константин Павлович.- И, похоже, ровным счетом ничего не
поняли.
Я, вдобавок к докладу, подарил им нашу, тогда еще рукописную, из самых первых пробных вариантов,
инструкцию. Постарался разжевать все до предела. Ну и Чугунов, вроде, как бы немного мне навстречу пошел.
Пообещал прислать к нам в лабораторию своего доцента для обмена опытом и так далее... Короче, не отказал
наотрез.
Но смотрю, проходит год, а никто к нам не едет. Я опять в Ленинград. Вхожу в знакомый кабинет.
Здороваюсь. Интересуюсь, как у них идут дела. То да се, а за одно и намекаю недвусмысленно: что-то, мол, от
вас посланец так и не прибыл... Степан Федорович высморкался в платок. Порошок свой
противоастматический проглотил и бумажки на столе заворошил: «К сожалению, мы неимоверно
заняты»,- слышу еще ботчаловско-манохинскую мотивировку. Говорят прямо на один манер. «Такие планы.
Такие планы! И абсолютно ничего не успеваем сделать... Абсолютно ничего». И опять платок достает. Нос-то
постоянно заложен. «Да и потом, вы знаете...- продолжает, а сам глазами все больше в стол.- Ну так, конечно,
если откровенно сказать, ваша теория сомнительна. Вы проверили бы лучше в своей лаборатории мои
порошки!..- заявляет неожиданно. И мне из кармана несколько пакетиков протягивает.- У вас ведь там
первоклассная аппаратура. Вот и посмотрите, как они па больных действуют...»
Я даже оторопел вначале,- Бутенко прихлопнул ладонью по столешнице.- В его знаменитых, в кавычках,
порошках самый обычный аспирин, пирамидон и эфедрин вдобавок с какой-то гадостью. И чтобы мы эту чушь,
даже автора не излечивающую, на комбайне испытывали, - Константин Павлович нервно рассмеялся.-
«Спасибо,- говорю,- Степан Федорович. Но мы пока без порошков обходимся...»
И тут заскакивает к нему в кабинет взлохмаченная такая старенькая ассистентка. «Степан Федорович! - кричит.-
Степан Федорович - там Серганова!..- машет рукой куда-то за дверь.- Тяжелая больная Серганова. Вы ее знаете.
Которая целый месяц уже в статусе, и ничем которой приступ снять не можем. При людях сегодня заявила, что
если к вечеру приступ удушья не снимем - она повесится! Подружки ее уже и родственникам позвонили...»
Чугунов как подпрыгнет из-за стола. Побледнел весь. И пожирает врачиху глазищами - зачем, мол, при
постороннем секреты кухни наизнанку выворачиваешь. Лобик свой наморщил мученически,- Констанип
Павлович живо изобразил состояние возмущенного профессора.- А я-то понял, что присутствую в момент
очередной трагической развязки.
У Чугунова, несмотря на весь его медицинский авторитет, была огромная, по общепринятым нормам,
смертность среди больных. Чего только' ни вытворяли приехавшие (зачастую издалека!) лечиться астматики.
Травились, вешались. Все, что угодно. Какие-то бесконечные загадочные самоубийства...
- Не пачками, конечно,- Бутепко поймал недоверчивый взгляд Вороновой.- А средние общеизвестные цифры у
него примерно втрое превышались. И никто не мог толком понять, в чем дело. Смертники у профессора стали
притчей во языцех. Я и в первый приезд пытался отыскать причину хотя бы для себя. Но тогда мой визит был
слишком кратковременным. Зато уж во второй раз вдосталь походил по больничным кулуарам и чего только ни
наслушался и ни нагляделся...
Оказалось все довольно просто. Почти банально. Вот представь,- доктор взял "ручку и нарисовал на листке
бумаги небольшой кружочек.- Это тяжелый больной. Астматик. Живет где-нибудь на окраине Союза, за тысячи
километров от Ленинграда. И годами приступы его душат! Узнает бедолага про знаменитого Степана
Федоровича. Пишет, звонит. Ставят его на очередь. Стоит в ней лет пять.
И наконец-то, о радость - Константин Павлович так резко запрокинул голову кверху, что покрывавший ее
белый колпак свалился на пол.- Освободилось местечко,- доктор, пригладив рассыпавшиеся волосы, поднял
головной убор.- И он приезжает,- Бутенко прочертил от кружочка линию со стрелкой и на конце ее подрисовал
квадрат.- Ликует себе какой-нибудь Сидоров. Счастлив бесконечно. Уж теперь-то я подлечусь!
Столько лет не спал по ночам. Задыхался от спазмов, рвал в кашле легкие. Всех местных и областных докторов

перебрал. Какими только лекарствами не травился. Безрезультатно. Но Чугунов! Союзная знаменитость. Вот-
вот придет избавление.

Ложится Сидоров в палате в постель,- доктор наклонился плечом к столу и сложил под голову ладоши,- ждет
себе обхода. Дрожит, как осиновый листок в ожидании. Что-то ему Степан Федорович при осмотре скажет...
Наталья Степановна, предвкушая необычное, в нетерпении заерзала па стуле.
- А профессор приходит,- голос Бутенко (как и его лицо в этот момент) стал похожим на детский. Слушает
Сидорова и... СВИСТИТ, как астматик!!..- доктор громко хлопнул в ладоши.- Больной-то чувствует недоброе,-
в глазах Константина Павловича появились злые огоньки.- Он же знает, что значит дышать со свистом\ И
спрашивает после ухода светила соседей по палате: а что с ним?
«Да он,- отвечают,- астмой болеет!..»

Воронова зажала рот рукой, чтобы на расхохотаться.
- Ну, Сидоров тогда потихоньку берет полотенце из-под подушки и в сад. Раз - и на ветку! - Константин
Павлович сымитировал завязываемую петлю.- И вешается.
У Натальи Степановны просохли выступившие из-под подрагивающих ресниц от сдерживаемого напряжения
слезы.
- Куда же дальше? Если сам профессор астматик, а он приехал к нему лечиться..- глядя на Воронову, тоже
разволновался доктор.
Но в этой маразматической западной медицине сплошь потрясающие вещи,- повторил он не раз слышанный ею
свой гневный вывод.- Все главные специалисты по болезням САМИ больны этой же БОЛЕЗНЬЮ! Чем и
доказывают весь маразм собственной «науки»,- Константин Павлович пружинисто приподнялся, но
осмотревшись по сторонам, уселся снова.
Это были резкие, обидные для медиков слова. Однако в данном контексте Наталья Степановна не могла с ними
не согласиться.
- ...Так вот, пожилая ассистентка стоит у самой двери и руками разводит,- вернулся к описываемому инциденту
Бутенко.- У Чугунова от нервного тика аж правый глаз задергался. При мне ведь подобный конфуз...
«Присылают сюда на лечение истеричек,- мямлит.- Их бы в психбольницу по-хорошему...»
- А мой метод пробовали? - поворачиваюсь к схватившейся за сердце ассистентке. Помню, что она вроде в мой
прошлый приезд присутствовала в этом кабинете среди других прочих и доклад слышала. «Вот, вот! - Чугунов
аж просиял весь.- Нина Матвеевна,- пусть Бутенко свое средство проверит. Пожалуйста, Вам, доктор, мой
халат».
И набрасывает мне па плечи свою белоснежную амуницию. Ага, думаю, поймать меня за руку решил! Уверен,
что ничего не выйдет. Давай, давай... Пошли мы в палату к Сергановой. А там коридоры у них широкие такие,
высокие. Простор. одним словом. Солидно, добротно. Не то, что районные залипутки. И по пути через
комнату для бесед проходим. Вижу на кожаном диванчике два врача сидят. Переговариваются потихоньку.
Один, тот, что с краю дивана сидел, повернулся к ассистентке и спрашивает нам вслед: «Нина Матвеевна, это
вы что, уже родственника к Сергановой повели?» И, видя, что ассистентка его не расслышала, добавил соседу
вполголоса: «Прощаться, наверное, пошли. Покончить с собой сегодня больная обещалась...»
Воронова потерла кончиками пальцев виски.
- Заходим в палату. Мрачнейшая картина. Женщина лет тридцати, хорошо сложенная такая (Серганова, как
позже выяснилось, до болезни капитально занималась спортом), на четвереньках скорчилась на кровати. С
хрипом и кашлем глотает воздух. Губы синющие. А рядом молоденькая врачиха по лечебной физкультуре стоит
и размеренно так ей командует: «Глу-уб-же вдох. Вы-ы-дох! Глу-уб-же вдох. Вы-ы-дох!..»
И руки с наманикюренными пальчиками то вверх поднимает, то опускает. Мне сразу на память опыты
профессора Гуля пришли. Был такой деятель. Вводил астматиков в гипноз и диктовал им: «Дышите ровно,
глубоко». Они при этом синели. Случалось, некоторые и погибали. Списывали после на неизбежные потери...
Слева от Сергановой и сбоку от врача ЛФК медсестра стоит со шприцем наготове. Ждет, оказывается, только
приказа - вводить больной адскую смесь или не вводить.
- Адскую смесь? - Наталья Степановна вопросительно подняла брови.
- Вот именно, адскую,- хохотнул Константин Павлович.- В их клинике ее так прямо между собой медики и
называли. Эл-фэ-кашница хоть и командует - «вдох поглубже», а сама, видать, не особо в успех своих
рекомендаций верит. Ну и держат сестру под рукой.
Серганова-то уже: «Ах, а-а-ах, а...- а-ах»,- со свистом дышит. Стало быть, в последний критический момент
лошадиную дозу смеси ей и загонят. А там уж куда кривая вывезет,- доктор покачал рукой влево и вправо.-
Либо туда, либо сюда. Иного не дано.
Ведь в адскую смесь наряду со всей их дребеденью вроде скажем, тех же Чугуновских порошков, только в
жидком виде, еще и наркотики входят,- Бутенко взял на полтона пониже.- А они, как известно, по приказу
Миндрава, запрещены при лечении астматиков... Кроме особо исключительных случаев. Одно время их
довольно широко к астматикам применяли и получили немало смертей. Вышел специальный указ...
Но Чугунов брал все на свой страх и риск. У него-то практически все подряд случаи - «исключительные». И что
ему делать, если его порошок Сергановых не спасает? А наркотик, коли не убьет, то хоть временно поможет...
Нина Степановна еще сильнее сжала виски.
- Чугунов - он ведь старой закалки. Ну, а ранешние врачи, особенно царские, хорошо знали, что лучшее
средство от астмы - наркотик. И в книгах старинных об этом писали. Правда, никто не знал почему? -

Константин Павлович выдержал паузу.- Но теперь-то совершенно ясно: наркотики угнетают (1ыханпе\ То есть
уменьшают его и приступы снимают.
Открытие болезней глубокого дыхания дало ответ на этот вопрос. Но кроме нас же об этом никто не знает! До
сих пор!! Однако палочка о двух концах. Если, скажем, наркотики вводить небольшой дозой, то они, угнетая,
но не слишком, дыхание, могут помочь. Но .у нас-то вкатывают полную дозу. Почти лошадиную! И угнетение
дыхания частенько доходит до того, что наркотики попросту вызывают паралич дыхательного центра! Ну и как
следствие - смерть...
Так что применение наркотиков, в общем-то, вредно вдвойне. Во-первых, вред наркотика самого по себе, да
плюс еще и угроза летального исхода. Ладно бы другого пути не было. Но наш-то метод сильнее любого
наркотика и абсолютно безвреден!!!
- ...Вы подошли к Сергановой и что же? - поторопила доктора сгорающая от нетерпения Воронова.
- Говорю ей: «Закройте рот. Не дышите! У вас приступ от глубокого дыхания». Она, больше, наверное, с
перепугу, закрыла рот. Но сама на кровати в конвульсиях дергается,- Бутенко прижал руки к груди и пошевелил
плечами.- А я ей: «Еще, еще...» - он оттолкнул правой рукой невидимое препятствие.- «Не бойтесь,- твержу.-
Не бойтесь. Уменьшайте дыхание! Еще уменьшайте»;- Константин Павлович сделал вид, что прислушивается к
дыханию воображаемой больной.
Две минуты прошло. Она села. Глаза широко раскрыла. Зеленые такие, зеленые. «А вы знаете,- головку
приподняла.- У меня уже приступа нет'.-». Эл-фэ-кашница перестала командовать свое дурацкое: «Дыши
глубже»... Медсестра, видя, что приступ прошел, бросила шприц и со всех ног куда-то побежала.
У них там через палату (потом уж узнал) другая больная - Анечка Иванова - похлеще Сергановой концы
отдавала. И медсестра держала по шприцу адской смеси для обеих наготове. Не зная, кому первой вводить
придется. Забегает в палату к Ивановой и дурным голосом кричит: «Там чудо! Товарищи, настоящее чудо.
Какой-то Бутенко снял приступ у Нади Сергановой!»
А я им успел сказать, что я - Бутенко из Сибири и так далее,- на этот раз теплая улыбка озарила лицо
Константина Павловича.- Ну тут многие ассистенты, врачи и студенты, оказавшиеся неподалеку, понабежали в
сергановскую палату. Я спрашиваю Надю: «Как себя чувствуете?»
«Хорошо»,- отвечает. - «А теперь подышите поглубже!» - и на эл-фэ-кашницу глазом кошу.
Серганова делает два или три глубоких вдоха. Опять спазм и приступ. Я говорю: «Уменьшайте дыхание!» Ей
трудно. Тогда я взял ее слегка придержал за грудную клетку, чтобы ограничить. Вот так...- Константин
Павлович поднес руку к груди.- «Уменьшайте...» И... приступ снялся. Это на глазах у всей публики!
Наталья Степановна в порыве чувств хлопнула в ладоши и склонила голову набок, выпустив при этом из-под
накрахмаленного колпачка непослушный локон.
- Так что вы думаете, присутствующие все поняли! Отнюдь! Через несколько недель я получил письмо от врача,
наблюдавшего всю картину. Он был у Чугунова на специализации по астме и своими глазам и видел, как
снялся приступ у этой больной. Да потом я же еще пояснил им все происходящее. В результате врач написал:
«...Уважаемый Константин Павлович! Пожалуйста, пришлите методику, как однократным (!) - Бутенко сделал
ударение на этом слове,- надавливанием на грудную клетку нужно снимать острый астматический приступ!..

Ха-ха, ха-ха-ха - вот отмочил,- Константин Павлович платочком вытер повлажневшие глаза.- Ой не могу. Ха-
ха-ха,- Бутенко чуть не поперхнулся.- Ты чувствуешь, как «на лету улавливают» эскулапы?

«...Как однократным надавливанием снять приступ астмы...» Хе, хе, ха, ха, ха... Вот. А то, что уменьшать
глубину дыхания нужно, что существует Открытие болезни глубокого дыхания. - это все мимо ушей.
Побоку. Однократное надавливание и все тут!
Воронова, перестав сдерживаться, тоже посмеялась от души.
- Ну, значит, у Сергановой приступ полностью прошел. Да... Тут же пульс снизился. Все пришло в норму/ Я
говорю: «Хорошо, хорошо...» Но только вижу, все сидят какие-то перепуганные. Смотрят чересчур удивленно.
Особенно студенты.
И тут забегает ассистент несчастной больной. из другой палаты. Она куда-то отлучалась, но, услышав о «чуде»,
бросила все и примчался сюда. «Константин Павлович! - чуть не на колени падает. Схватила меня за руку.
Пальцы у самой горячие.- У меня Аня Иванова погибает. Умоляю вас: помогите снять ей приступ!..»
- А я же не знаю, что там за Иванова,- в голосе доктора появились жесткие нотки.- Может, просто пакость
мне какую-нибудь хотят подстроить... Типа подсадной утки, которой приказано изображать приступ. Такую,
естественно, из него не выведешь, как ни старайся.

Поворачиваюсь к Сергановой: «Вы ее знаете?» - «Это Анечка Иванова! - подтверждает.- Такая же, как и я,
тяжелая. Мы вместе с ней сговорились покончить с собой, если у нас приступы не снимут,- говорит, а у самой
даже родинка на правой щеке от волнения подрагивает.- Решили на пару повеситься. Или выкрасть снотворное.
Большую дозу. И выпить ночью...»
«Тогда вставайте и пойдемте к ней»,- предлагаю.- «Да что Вы?! - аж родинка перестала дрожать.- Если я только
на пол встану, у меня тут же будет приступ»,- и такой ужас в ее голосе! - «Не будет! - говорю.- Не будет, только
не дышите глубоко». И поддерживаю ее рукой немного снизу грудной клетки. Так что ты думаешь? -
Константин Павлович весело взглянул на Воронову.- Она нагнулась. Одела тапки. Приступа нет!..
«Давайте, пойдемте»,- подталкиваю ее полегоньку.- Она два шага шагнула. Приступа нет! Раньше у нее за два
шага приступ начинался. А теперь нет. Ха, ха-ха. Понимаешь? Взял ее под руку. Вывожу в коридор.
«Пожалуйста,- говорю,- через одну палату пройдемте»,- в серо-голубоватых глазах Бутенко появилась
хитринка.- Смотрю - она зашагала. Идет себе по коридору - такая...- он покачал ладонями из стороны в
сторону.
А рядом как раз тот самый врач остановился, который в комнате для бесед своему коллеге сказал, что я,
видимо, родственник, идущий с Сергановой прощаться. Лысенький такой врач. Хорошо мне запомнился.
Заведующий сергановским отделением оказался. И вот он видит нас, спокойно идущих по коридору и мирно
беседующих...
Ну, видимо, до того ему это невероятным показалось, что он глазам своим не поверил. Они у него прямо-таки
как-то дико округлились,- Бутенко вытаращил глаза.- Страх в них неописуемый. Будто сатану воочию увидел.
И гляжу - он себя так это энергичненько, энергичненько пощипывать начал. Не снится ли, мол, ему все это!
Ведь по коридору родственник со смертницей неходящей вышагивает!..
Я мимо него прошел, чуть сам не напугался. Больно видок у него получился страшный. Потом-то я кое-как
понял, что к чему. Ха, ха, ха...- Константин Павлович снова перешел на дробный смешок.- Ну, заходим мы с
Сергановой в нужную палату. Там уже целых восемь астматиков понапихано. Аня эта самая, измученная,
бледная как мел женщина на кровати слева также на корточках сидит. «И-э-гх, ы-э-гх»,- задыхается.
А за нами следом целая свита врачей, ассистентов, больных в палату набилась. Ждут, что здесь получится,-
Константин Павлович облизнул пересохшие губы.- Я снимаю у Анечки приступ. Повторил все то, что они уже
видели. К тому же у Ивановой от одного только вида не мучающейся в приступе Сергановой дыхание сразу
сперло. А это мне, понятное дело, на руку.
Дал ей чуток оклематься. На белый свет по-человечески взглянуть. Она давай халатик застегивать. Народу же
кругом. Пуговицы пальцев не слушаются.
«Теперь подышите глубже!» - командую. У всех на глазах снова вызываю приступ и уменьшением глубины
дыхания повторно (!) его снимаю. Анечка в слезы. Руку мне целует. Палата как улей загудела. «Буду еще,-
говорю Ивановой и Сергановой,- здесь три дня. Послежу за вами. Только, чтоб тренироваться, как следует!»
Излагаю им методику, а слушают все присутствующие... «Меряйте пульс, максимальную паузу»,- напоминаю
напоследок... Померил и то, и другое обеим. Короче, все показал.

Зашел ненадолго к Чугунову. Оповестил о результатах своих действий. И еще раз наведался к Наде и Ане - кое-
что подсказал. Ну, Степан Федорович, таким неожиданным поворотом событий крепко к стене прижатый,

пообещал (правда, сквозь зубы) через три дня ученый совет созвать. Чтобы я исцеленных больных
продемонстрировал,- по лицу доктора скользнула легкая тень.
- ...Я, конечно, Серганову и Иванову не бросаю на произвол. Хожу к ним регулярно. Консультирую.
Чугунов, понятно, надеется, что на таких тяжелых больных метод обязательно даст трещину. Ну, удалось на
время снять приступ. Но надолго-то, мол, им заряда не хватит! Недаром же они вешаться собирались... Чем тут
дыхание поможет? А того не разумеет, как впрочем и многие из их ученой братии, что (и я частенько об этом
говорю) чем сильнее болен человек, тем успешней пойдет при помощи ВЛГД его излечение.
Отступать же больному некуда! Все перепробовано. Следовательно, он проявит максимум усилий и
соответственным будет эффект. Короче, Анечка с Надей так прилежно уменьшали глубину своего дыхания,
что у них уже на второй день пошли реакции очищения,- при этих словах Наталья Степановна не смогла
скрыть своего восхищения.

- Да, да,- подтвердил доктор.- Хотя мы в методичке и записали осторожности ради, что у тяжелых больных в
период со второй по восьмую неделю, а иногда и позже, на фоне общего постепенного улучшения состояния,
временно возвращаются некоторые симптомы болезни, что является следствием ее ломки, но это не догма.
В лаборатории, и ты тому свидетель, наблюдались случаи наступления реакций очищения уже через несколько
часов после начала тренировки дыхания. Все зависит от интенсивности занятий и тяжести заболевания,-
Константин Павлович нашел цитируемое место в инструкции и отчеркнул его ногтем.
...Вообще это интересная вещь - реакции очищения,- откинулся он немного назад, приняв позу поудобнее.-
Десять лет с момента Открытия болезней глубокого дыхания я о так называемых чистках сам ничего не знал. И
соответственно нигде не упоминал. Больные, понятно, тоже о них представления не имели и все шло довольно
гладко. Никто ничего не боялся.
Ну, подумаешь, проявится небольшое послабление желудка. Сходит человек лишний раз в туалет по-большому.

Моча пойдет несколько иного цвета. Эка невидаль!.. Слюна может пойти пообильней. Сон нарушится на какое-
то время.

Не говорил и не было страха. Паники у пациентов. А уж когда я сам все по теоретическим полочкам разложил,
обосновал - пришлось предупреждать. И вот ведь парадокс,- Бутенко всеми пятью пальцами левой руки
влохматил свою русоволосую шевелюру.- Добавочное знание о процессе протекания выздоровления, как бы
пошло во вред больным!..
Наталья Степеновна вопросительно подняла глаза.
- Побаиваться начали. «Неужели может пойти моча с кровью"?.. А не захлебнусь ли я слюной! Не будет ли это
вредно?» И пошло, и поехало. Вопрос за вопросом. И несмотря ни на какие объяснения, подсознательное
переживание. Тревога. Потом-то, когда в раж войдут, так даже требовать с методиста эту самую слюну и
насморк начинают. Почему долго не идет? А вначале - психологический барьер. Некоторых, тех, у кого еще
есть какой-нибудь выбор, бывает и отталкивает.
Суть же реакций очищения довольно проста. Глубокое дыхание нарушает обмен веществ в клетках. Создает
кислородное голодание. Приводит к выведению из организма полезных солей натрия, калия, магния, кальция,
фосфора для компенсации сдвига внутренней среды в щелочную сторону. Ну, почему происходит сдвиг в
щелочную сторону, думаю, знаешь,-. доктор написал на листке химическую формулу и пододвинул его к
Наталье Степановне.
Растворенный в воде углекислый газ есть ни что иное, как угольная кислота,- он ткнул пальцем в написанную
формулу.- А поскольку глубокое дыхание приводит к дефициту углекислого газа в организме, то, естественно,
происходит подщелачивание внутренней среды. Глубокое дыхание извращает иммунные реакции, так как ведет
к накоплению в организме недоокисленных продуктов обмена веществ, которые в соприкосновении с
внешними аллергенами дают аллергические реакции.
На нашем методе при ликвидации глубокого дыхания нормализуется обмен веществ. Улучшается деятельность
выделительных органов, что и приводит к очищению организма. У большинства больных реакции очищения
наблюдаются через всевозможные каналы: усиливается слюноотделение, слезотечение, потовыделение,
насморк, выделение мокроты и так далее.
Это очень полезный процесс. Но, к сожалению, может протекать несколько болезненно. Фактически он и
напоминает болезнь, раскручивающуюся наоборот. Слабонервные, бывает, пугаются. Но чистки идут не
постоянно, а на рубежах максимальной паузы равной 10, 20, 40, и 60 секунд. А их-то еще нужно достичь этих
рубежей! Некоторые достигают месяцами. Анечка Иванова и Надя Серганова к первой чистке подошли на
второй день.
На третий, к великому удивлению своих ассистентов, смогли даже пойти в душ. Попарились там, как следует
перед ученым советом. И пред светлые очи Степана Федоровича предстали чистенькие, отмытые. Любо-дорого
посмотреть! А я демонстрирую ученому совету этих двух своих вылеченных больных, а сам от тяжелых мыслей
никак не могу отделаться.
Понял ведь, от чего у них в клинике больше всего самоубийств среди астматиков... За три дня общения со
своими подопечными и с их соседями по палате все понял. Как же им не вешаться, когда главный лекарь сам на
обходах дышит со свистом...
Члены ученого совета, пришлая публика Анечку с Надюшей во все глаза рассматривают. «Чудо, невероятный
гипноз какой-то!..»- слышу реплики за спиной. Так за чудо и постановили считать. Не за научный факт, заметь,
подтвержденный многократными исследованиями в нашей лаборатории. Не за яркое доказательство

действенности метода ВЛГД. А за бог знает каким образом происшедшее чудодейственное исцеление... Скорее
всего, мол, психогипнотического временного характера... .
- Вот подлецы! - со свойственной ей прямотой выпалила возмущенная до предела Воронова.- Ну, а рядовые
врачи что? Сами больные?
- Рядовые врачи на шефа со страхом взирают. Глыба. Авторитет! Больные же после моего отъезда учинили
самый настоящий бунт на кафедре Чугунова. Лечите, дескать, такие-сякие методом Бутенко! Надоело им,
бедолагам, в саду на полотенцах вешаться. Ну, те, кому положено, пришли к Федору Степановичу. Все
доложили.
«Как?! - действительного члена Академии наук чуть удар не хватил.- Бунт!! Мы закрываемся на ремонт! Всех
недовольных выписать до единого!..»
В кабинетике Бутенко ненадолго повисла гнетущая тишина.
- И всех тяжелых больных выбросили на улицу. А после якобы срочно потребовавшегося ремонта их отделений
набрали абсолютно новый состав. Чтобы малейшее инакомыслие в зародыше вытравить! Ишь ты - выбирать
они себе способы лечения будут. Еще чего не хватало. Есть один способ лечения - чугуновские порошки и
уколы с адской смесью!..- с желчной иронией произнес Константин Павлович.- Вот так-то...
Правда, и меня, раба грешного, Степан Федорович не забыл. Вдогонку написал тайное письмо в Сибирское
отделение. Председателю президиума. Прямо по Помехину. Мол, был тут у нас от вас шизофреник. С
сумасбродной идеей о каком-то противоположном известному всем и вся в целом мире дыхании. Не знаем,
дескать, как терпят его в таежных краях, но кажется крайне странным, что подобным лжеученым
предоставляется возможность свободно разъезжать по стране и высказывать свои сумасшедшие бредни,-
Бутенко потупился.
- А он, значит, настоящий ученый, если сам от астмы сипит - с негодованием резюмировала Наталья
Степановна.
- Да... чугунный шар бросил мне в спину профессор Чугунов...- задумчиво вымолвил удрученный Константин
Павлович.- Вот тебе и взаимопонимание в научном мире. Без хрена сожрут и не подавятся.
Но как ни прикидывай, а обойти стороной таких ведущих специалистов, как Степан Федорович, мы не можем.
Доказывать нашу правоту все же придется именно там. Поэтому так подробно все тебе и осветил.
Он взглянул на часы - было уже время обеденного перерыва.
- Так что готовься! Ехать придется тебе. Будешь работать у них хоть месяц, хоть два, но докажешь! Должна
доказать...- доктор сбавил тон,- неоспоримое преимущство волевой ликвидации глубокого дыхания. Сам я, как
видишь,- Константин Павлович по-детски обиженно затеребил полу халата,- уже дважды пытался. Сколько
можно еще на глаза лезть? Да и не могу я на такой срок оставить лабораторию. К тому же, на меня Чугунов
смотрит, как на конкурента. Тут и личностное наполовину примешивается. А ты...- он осторожно погладил
Воронову по руке,- никакой ему не конкурент. Молодая, как говорится, красивая, белая. Не дрогнешь?
Наталья Степановна внутренне напряглась. Если в начале беседы она еще делала какие-то оговорки на свой не
слишком большой стаж работы в лаборатории, то теперь ей стало ясно: доктору не стаж важен. Ему
напористый, выносливый человек для этой командировки нужен. Напористый не только в медицине...
Она почувствовала, как ее начинает охватывать порядком уже позабытый спортивный азарт. Что же, видимо,
придется ей поучаствовать и в подобном соревновании. Негоже мастеру спорта уклоняться от трудных
состязаний.
- ...Не дрогну,- Наталья Степановна крепко пожала Бутенко руку.- Не дрогну, Константин Павлович! Пускай
наши враги дрожат. Эта победа ведь не нам с вами нужна. Ее тысячи Сергановых и Ивановых ждут.
- Что верно, то верно,- заулыбался ободренный поддержкой доктор.- Правда, о полной победе пока мечтать не
приходится. Ты поедешь на так называемую предварительную, не слишком официальную апробацию метода. А
победу и признание может принести только успех апробации официально назначенной и утвержденной
Минздравом...
- Но, чтобы дожить до нее, абсолютно необходимы и такие, рабочие, полулегальные попытки,- он отпустил
поднятый край халата.- Даже предпринимаемые односторонне. По собственной инициативе. И наперекор злой
воле Чугуновых! Мы ему сейчас собственно сами навязываемся. Несмотря ни на что. В том числе и на
чугунный шар, уже пущенный им в мою спину... Что ж делать? - Константин Павлович снял очки и заглянул,
как показалось Наталье Степановне, прямо ей в душу.- Мы не из пугливых. Пусть этот чугунный шар обернется
для них бумерангом...
...Воронова шла на обед по усыпанным уже пожухшей листвой асфальтовым дорожкам. С наслаждением
ловила лучи прятавшегося за тучкой неяркого солнышка. Она была полна самых радужных надежд и
дерзновенных планов на будущее.

И невдомек было ни ей самой, ни несколько минут назад расставшемуся с ней ее горячему собеседнику,. что
вместе с этой угасающей осенью уходило в прошлое не только хрущевское десятилетие. Вместе с ним уходили
назад, канули в неизвестность и безмолвие многие и многие сокровенные мечты и революционные начинания
целой армии первооткрывателей, которым вскоре предстояло лицом к лицу столкнуться с мертвящей и
леденящей душу застойной брежневской эпохой. Апогей бюрократической командно-административной
системы неумолимо приближался. Наступала ее эра.