1
В Умландии перевороты случались редко. Хоть и жили там два народа. Как и положено, цели у народов были прямо противоположные. И по логике восстания могли бы случаться и чаще. Но Хочуны были народцем забитым и угнетаемым годами, а потому восставали лишь тогда, когда достигали точки кипения. Случалось это нечасто, но уж если случалось, то последствия были масштабные.
Должнюки правили Умландией, как они считали, со знанием дела. Иначе к чему бы все пришло? К хаосу и нищете! Так считали сами Должнюки.
Хочуны ими угнетались методично и со знанием дела. Только какой-нибудь особо ретивый Хочун поднимет голову, тут же летит каратель и голову эту либо сносит напрочь, либо обратно — носом в землю. Хочуны и не роптали особо. Верили в то, что они народ никчемный. Ничего создать–построить толкового не могут! Поэтому в основном молчали в тряпочку. Шушукались между собой, да и только.
Умландия тем временем перевалила свой расцвет и катилась к закату. Страна кряхтела под игом Должнюков. Сотрудничала с теми, с кем не стоило, выращивала на полях, то, что есть было невозможно. Старалась быть похожей на другие страны.
Однажды утром Хочун по имени Фрайхайт проснулся и выглянул в окно. Серое небо, серые поля, дождь, тоска. Страна двигалась к своему закату в ауре безысходности. И не было места надежде в этой серости.
— Какого черта?! Невозможно так прозябать и ждать смерти! — воскликнул Фрайхайт. — нужны перемены, глобальные, светлые!
Когда верховным Должнюкам донесли о неподобающем поведении одного из Хочунов, они даже не испугались. Как всегда, послали карателя по имени Мусс. Он справлялся с непокорными на раз-два.
Мусс не вернулся из хочуновского поселения. Это было странно, нужно было выяснить причину. И два представителя Должнюков нехотя, но движимые чувством долга отправились к непокорному Фрайхайту.
Карателя они обнаружили привязанным к столбу около одного из домов. На груди красовалась табличка: «Я никому ничего не должен!». Из дома вышел Фрайхайт и несколько его товарищей.
— Переворот, ребята! — несколько пафосно заявил он Должнюкам. Опыта в переворотах у него было немного, поэтому новоявленный революционер немного переигрывал. Но его товарищам это нравилось. Давненько в Умландии не случалось ничего подобного.
Должнюки нехотя осознавали, что старому строю, похоже, капут. Они были не готовы к этому, они этого страстно не хотели. Но они были старыми и мудрыми… Поэтому добравшись до своего представительства, доложили Главному Должнюку, что в Умландии революция и лучше не рыпаться.
Должнюков не истребили, в тюрьмы были посажены, только самые вредные и упертые. Более того, к ним даже иногда обращались за помощью. Чтобы страна не рухнула в пучину гедонизма. Так что все сложилось как нельзя лучше. Если бы переворот был устроен раньше, возможно, это закончилось бы форменным безумием. Но сейчас все было своевременно. Страна зацвела!
2
С тех пор как Алена расправилась с гипертрофированным чувством долга и наконец-то позволила себе жить и дышать так, как нравилось ей, а не так, как было принято безликими «ВСЕМИ», жизнь обрела краски и смысл.
Несмотря на свои годы, далеко не юные, Алена теперь радовалась каждому дню и ЖИЛА. Это было здорово!