Это я про публикуемость своих статей. Про тот нюанс, какой обнаружился после начала СВО. То и дело натыкаюсь, что главреды отказываются публиковать из-за сквозящей в моих текстах политической пропутинской ангажированности. Я ж – инструмент познания произведения искусства. Потому считаю, что нужно дать моему читателю представление, что собою представляю я сам. А я пропутинец, из-за его мысли, что ещё одной революции Россия не выдержит. – Всё. Главред, желающий остаться рукопожатым среди либералов, меня не публикует. Хоть сам он не либерал. – Очень много, наверно, либералов в области культуры. Прилепин пишет, что отношение 10 к 1. – Это ужасно! – То есть есть большая дистанция между гуманитарной интеллигенцией и остальным народом, который за Путина. И я, получаюсь, как белая ворона. – Оно и по комментариям в моём дзен-канале видно. Какая масса тёмных людей! – Мне б радоваться: у меня ж просветительской канал. А у меня почти, можно сказать, ничего не получается с просвещением. Масса тех, кто прочтёт, обхамит и уйдёт навсегда. Интеллипупция же зайдёт, почует пропутинство и тоже уйдёт с проклятьями.
Публикую статью, заказ на которую получил с предуведомлением, чтоб я не касался СВО. Я ответил, что не гарантирую, так как являюсь сторонником теории Шмита, что идеостили повторяются и потому то и дело оказываются актуальными то по сходству с нынешним духом времени (который, по-моему, есть художественный смысл произведения неприкладного искусства), то по противоположности.
Оказалось, что СВО таки не к чему прицепить, как бы ни хотелось – от того, что нет же сейчас ничего волнительнее, чем СВО.
Итак.
.
Политизация в области искусства всегда воняла. А у меня бзик, можно сказать: я считаю, что настоящие произведения искусства рождаются идеалом художника. А идеал – это близко к идее, идея же – это близко к идеологии, а они – к политике. И… Как проходить щепетильного насчёт политизации редактора? – Остаётся только надежда на того мудрость.
И подход с мерилом «настоящие произведения искусства» тоже хромает: похож на стрельбу из пушек по воробьям, ибо вероятность, что очередное произведение окажется гениальным – мала. А у меня другой бзик. Я столько десятков лет неумело дерусь за приятие теории художественности по Выготскому, что впал в раж, и, во-первых, только удовлетворяющих этой теории называю имеющими художественность, во-вторых, начинаю читать вещь и писать о ней одновременно, прислушиваясь к себе: что мне кажется странным (что есть признак подсознательного идеала и, что то же самое, художественности).
Вот и начну так читать. Николай Козырев. «Вывернулся» (2012).
Какая первая странность? – Не знаю даже, странность ли она… «Я»-повествователь сел в поезд, скоро уснул, лёжа, «подложив под голову…». А места своего по билету не искал: «найдя свободную полку, удобно на ней устроился». – Как это? (Я, правда, уже почти четверть века не бывал в России.)
Вторая странность тут же и такого же рода. Если про бабушек сказано: «сидевших на противоположной нижней полке», то как можно написать про одну из них: «сидевшая к окну спиной»? – Это значит, сильно изогнувшись… Что мало вероятно. (Или в России за эти почти четверть века изменилось устройство вагонов?)
Более здравая мысль другая: автор не видит внутренним взором то, о чём он пишет. Т.е. или халтурщик, или не знаю что.
Следующая странность опять рядом. Разве продают козу ради поездки «навестить своих деточек». Причём поезд идёт из Москвы. Москвичи держат коз? Или она в Москве пересадку делала? (Я, можно сказать, не жил никогда там, где держат коз. Неужели соседей, тоже имеющих козу, не просят присмотреть?)
Я боюсь, что стану очень придирчивым от такой густоты странностей. Но попробую спуску не давать. – Мне сомнителен оттенок будущего времени («Про себя решила так: поживу у каждого недельки по четыре…») в соседстве с прошлым временем («Сперва поехала к старшим…»). – По-моему, веет халтурой из-за того, что автор и течения времени в своём мире не представляет, а не только пространства. Или это что-то антиреалистическое, скажем так? Сон?
Дальше у меня опять претензия – к точности слов:
«…принимали меня по-разному. Сыновья были рады моему появлению, а их жёны – не очень».
Может, это придирка, но «по-разному» - что-то не тае.
Следом – такая же придирка:
«Правда, невестки виду не показывали, разговаривали вежливо, обходительно. Но, когда я уезжала от них, наверно, вздохнули с облегчением».
Что это за «наверно»?
Всё больше тянет на халтуру. Это неприятно. Я люблю разбираться, а не ругать.
А тут новая неуютность. – Боковой бегунок показывает, что я уже на середине рассказа, а в секцию входят ещё двое, здороваются, садятся, и… продолжается рассказ бабушки…
К чему эти ещё двое? И… повествователем забыто, что он хотел есть и стал вынимать «снедь». Он что: окаменел, весь превратившись в слух от этой совершенной неинтересности? Или это как абстрактный анекдот: «Один пришёл в кафе. Официант ему: «Что закажете?» - «Чай». – «Вы шахматист?» - «Почему вы спрашиваете?» - «А ваш мотоцикл за углом стоит»».
«Абстрактные анекдоты возникли сравнительно недавно и являются, скорее всего, русскоязычным явлением…
Можно предположить, что слушатели устали от обычных анекдотов и возник запрос на нечто новое, экстравагантное, как это происходило в стихах, живописи, музыке.
Новое в искусстве создаётся вначале для избранных, “объевшихся” привычными формами знатоков. Если неподготовленный читатель раскроет сборник Велимира Хлебникова, он вскоре его и ... закроет. Четырёхстопный ямб куда милее.
Если человек, пожелавший стать любителем живописи, начнёт знакомство с ней с полотен Пикассо или Гогена, он вряд ли найдёт в их картинах отдохновение сердца. Его потянет на Шишкина, Репина, Рафаэля. То же и с современными формами классической музыки. Читатель, хоть раз побывавший на концерте модернистской музыки, согласится, что это, пожалуй, единственное, что нельзя назвать “тихим ужасом”. Вагнер и Чайковский несравнимо лучше.
Но профессионалам и настоящим любителям, которые “превзошли” традиционное искусство, оно может в конце концов наскучить, исчерпать себя. Им не интересны Шишкин и Пушкин. Они сыты “Утром в лесу”, “Русланом и Людмилой” и “Щелкунчиком”. Им нужны новые формы.
В юморе такой формой стал абстрактный анекдот» (https://textarchive.ru/c-1752970-p9.html).
То есть абстрактный анекдот – явление модернизма. А тот, в общем и кратко, выражает совершенно крайнее разочарование в действительности, которое как наступило в европоцентричной культуре в конце 19 столетия, так с тех пор и не прекращается, даже постмодернизмом называясь.
Что в 2012 году в России случилось такого страшного? – Я из-за вспышки белоленточного движения (некого приближения к новой революции, против воровской власти, так это красиво называлось) именно тогда докатился до коллекционирования случаев вранья большими людьми мира сего, - вранья, доказываемого лично и железно.
Козыреву было б шикарно, если б я его в такую клеточку определил. Всё лучше, чем халтурщик.
Но читаем-пишем дальше.
Дочитал. На натяжки уже внимания не обращая.
Параболой вещь оказалась.
«…рассказ (небольшого объема) иносказательного или переносного значения. Повествование в нем начинается с неважных деталей…» (https://yandex.ru/turbo/fb.ru/s/article/362991/parabola-literatura---priem-s-dvoynyim-smyislom).
Неявное стало явным – нехорошесть младшего сына старушки. Он принялся врать во время её похорон, оказавшихся ошибочными, а она встала из гроба и разоблачила.
Та же интенция, что и с абстрактным анекдотом.
«Этот понятийный конгломерат [парабола в том числе] является отражением закономерных тенденций в литературе последних столетий, все более сознающей недостаточность «зеркально»-миметического воспроизведения действительности» (http://www.dslib.net/russkaja-literatura/zhanrovaja-specifika-pritchi-i-paraboly-v-tvorchestve-f-kafki-i-f-m-dostoevskogo.html).
Попросту говоря то, что принято называть реализмом (натуроподобие), - оптимистичное в конечном итоге, - отступает перед пессимистичными самовыражениями художников.
3 сентября 2023 г.
