Продолжение. Начало тут
И народ начинает разбегаться, даже угрожать самоубийством в случае, если Васин не пойдет на нарушение закона. Другие же встают с оружием на защиту своей частной, самовольно построенной собственности, которую Васин отдал команду сносить, с оружием в руках. И бывший добродушный "хомячок" Васин понимает, что нельзя так. сначала ты всех распустил своей добротой, а теперь заворачиваешь гайки, чтобы было все по закону. Но ничего поделать с собой уже не может. Все тормоза сорваны. А как остановиться? А только самоубиться.
Вот он пришел проверить как сносится гараж его лучшего друга, еще с фронта, инвалида Федора Ваничкина. А у гаража сидит с двустволкой его отец дядя Коля. Только подойдите ломать гараж инвалида войны, кавалера орденов Славы, всех положу! Последняя роль Бориса Андреева. Он умер за полгода до выхода фильма на экраны, его роль озвучивал уже другой артист.
Вот тогда Васин и рвет на себе рубаху
Стреляй, дядя Коля. А я может тебе спасибо скажу.
Потому как дальше так жить нельзя, а сам изменить он ничего не может. Вот так попадешь в жизненную воронку, которая будет тебя затягивать, повинуясь своей логике. и не вырваться.
Я прекрасно это начал.
Я шикарно это кончу.
Для других себя растрачу.
Для себя себя закончу.
Драгоценностей раздачу
Мне блестящий напророчил.
Я прекрасно это начал
И раздачу не закончил.
Для себя себя растратил.
Для других себя закончил.
Это стихи сына Георгия Николаевича и Любови Соколовой, тоже кинорежиссера Николая Данелия-Соколова, которого в 26 лет нашли мертвым в своей квартире вместе с другом, при обстоятельствах очень похожих на самоубийство. После этого и у самого Георгия Николаевича, особенно при употреблении алкоголя стали возникать мысли о самоубийстве. И только знаменитый доктор Довженко, просто проведя над его головой ладонью и сказав: "Теперь вы не будете пить", избавил его от тяги к спиртному и вредных мыслей.
А Васин еще раз попытается покончить жизнь самоубийством, повеситься, но крюк для люстры отвалится под тяжестью его тела. А затем он пойдет топиться в озеро на окраину города.
Тут надо сказать несколько слов об Евгении Леонове. Он стал любимым актером Георгия Данелия с комедии "Тридцать три". Сценарий этого фильма писался на Юрия Никулина, но тот уехал с цирком на гастроли в Австралию. Вот тогда Данелии и подсказали сходить в театр им. Станиславского и посмотреть на Леонова в роли Лариосика в "Днях Турбиных".
С тех пор Леонов снимался у меня во всех фильмах. Он играл и симпатичных людей, и несимпатичных, и откровенных мерзавцев. Но, кого бы он ни играл, и что бы ни вытворяли его герои, зрители все им прощали и любили их. Было в Леонове что‑то такое — магнетизм, биотоки, флюиды, не знаю, как это назвать, — что безотказно вызывало у людей положительные эмоции.
Сцену утопления Васина снимали в Ростове Великом на озеро Неро. Перед этим оператор фильма Юрий Клименко решил провериться у кардиолога. Но так как это было в чужом городе, то с ним в поликлинику послали Леонова, которому с его огромной популярностью, никто бы не отказал в приеме. В итоге Клименко прописали валидол, а Леонова срочно госпитализировали. В таком состоянии ему сниматься было просто опасно для жизни.
Наступала зима, озеро начинало замерзать и Леонов сбежал из больницы, сказав Данелии, что его выписали, и смог сняться в одном дубле.
Леонов часто шутил: я снимаю его потому, что он — мой талисман. Что же, может быть, Женя и был моим талисманом, но главное — он был камертоном. Он задавал тон стилистике — добрый, смешной и грустный.
«И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно‑несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы», — эти слова Николай Васильевич Гоголь словно о Жене написал.
И сейчас, когда я начинаю работу над фильмом, первая мысль: «Кого будет играть Леонов?» И через секунду вспоминаю — уже никого.
В этом фильме Леонову приходится играть как бы две роли — добрейшей души обаятельнейшего "хомячка" и жестокого, беспощадного "товарища Васина". И в обеих ролях Леонов очень убедителен. Просто разные люди, даже внешне.
Вот "товарищ Васин" после неудачно попытки повеситься бредет по замерзающему озеру, чтобы утопиться. Озеро обмелело, а раньше была глубина, приходиться идти и идти.
И кто или что же спасет Иваныча? Ведь он никому не нужен, родных разогнал — сын с невесткой ушли, демонстративно швырнув ему купленное им для них "барахло" и детские игрушки; жена натравила на него психиатра; подчиненных он всех перенаказал и оскорбил; отец лучшего друга чуть не застрелил его, а сам лучший друг демонстративно расплатился за тот кусок мыла, что сорок лет назад не воровал у Васина. Полный, беспросветный тупик, так жить невозможно, осталось только утопиться.
А спасает его любовь и верность маленькой машинистки из его отдела Наташи Соловьевой, безотказного работника, которую он сегодня со злости лишил премии, а она в ответ на эту несправедливость уволилась.
Шла она, уволенная, к себе домой и увидела в озере любимого начальника Павла Иваныча. Бросилась в озеро и вытащила его оттуда. Тут, конечно, авторы фильма заставили "товарища Васина" расплакаться и осколок зеркала выпал из глаза. Надо же было как-то заканчивать с этим осколком. Вот такой, никакой, стоит Павел Иванович и смотрит в след Наташе, которую отправил домой переодеться. Жизнь надо начинать сначала. Вот только как.
А как-грустинка это ему подсказала его маленькая внучка Машенька, которая посоветовала не идти на поводу у сына и невестки, поплакать и спеть песенку, чтобы все — откинули копыта и провалились в тартарары.
А тут и рояль в кустах, вернее пианино на телеге, которую Иваныч угнал, когда поехал топиться. И хозяину пианино Васин сказал
Не надо думать о людях плохо, не имея убедительных доказательств. Это плохо для всех, и в первую очередь для себя.
А потом сделал, как посоветовала внучка, аккомпанируя себе на пианино начал петь
Капли падают на крышу - дождь грибной идет,
Будто где-то в барабаны барабанщик бьет.
Поперхнулся, остановился, и тут Наташа, которая принесла ему из дома тулуп, чтобы он не простыл, подхватила ангельским голосом
Дождь и солнце означают перелом в судьбе.
Босиком по звонким лужам я бегу к тебе.
"Спасибо, Наташенька",- поблагодарил ее Васин, и на два голоса они продолжили петь.
И тут всю компанию — хозяина пианино, Васина, Наташу и водителя кобылы, алкаша Федора, осветило мягким, теплым светом. Свет шел от стоящего в далекой пустыне зеркала, которое было целым, а рядом не было ни Злого Тролля, ни его учеников. Это было другое, доброе зеркало, в котором отражалось только хорошее. Для всех присутствующих начиналась новая жизнь.
Вот такой изумительный, оптимистичный финал этого мрачноватого, депрессивного фильма. Думаю, что Васин сейчас пойдет домой к Наташе, которая напоит его горячим чаем с вареньем, да там и останется. Некуда ему возвращаться. Да и любимая внучка Машенька, устами младенца истина глаголет, дала ему совет не идти у родных на поводу, все равно они ему ничего не простят, только сделают вид, что ничего не было. Но ведь было же.
А вот полный вариант стихов песни, музыка Гии Канчели, стихи Юрия Энтина. Ни в одном другом фильме Данелии музыка не играет такой роли. Долго и трудно Гия Канчели писал и записывал ее. Через несколько лет, когда уже вышла "Кин-дза-дза", Гия Канчели на музыку к "Слезы капали" и "Кин-дза-дза" написал пьесу для симфонического оркестра назвав ее "Айне кляйне Данелиада".
Капли падают на крышу.
Дождь грибной идет.
Будто где-то барабанщик
В барабаны бьет.
Льются с неба струи солнца
И лучи дождя.
Будут радуга и радость
Каплю погодя.
Капли падают на крышу
Бойко, невпопад,
Будто сразу сотни дятлов
Дерево долбят.
Льются с неба струи солнца
И лучи дождя.
Будут радуга и радость
Каплю погодя.
Капли падают на крышу.
Дождь грибной идет.
Это доброе знаменье –
В сердце тает лед.
Льются с неба струи солнца
И лучи дождя.
Будут радуга и радость
Каплю погодя.
И небольшая история о том, как чуть не запретили фильм "Слезы капали". Слово Георгию Николаевичу
Но самая идиотская история произошла с картиной «Слезы капали». Фильм приняли, назначили просмотр в Доме кино. Мы, как обычно, раздали билеты родственникам и знакомым, заказали банкет… Накануне просмотра, вечером, часов в десять, позвонил мне Леонов и сказал, что он приехал в Дом кино за билетами, а тут ему говорят: просмотра не будет, картину закрыли.
— Кто закрыл? — спросил я.
— Тут не знают. Им позвонили и велели не показывать.
Я позвонил директору «Мосфильма» домой. Тот сказал, что слышал что‑то краем уха, но полной информацией не владеет. И спросил:
— Данелия, а ты зачем в церкви венчался?
— Что? В какой церкви?
— Не знаю в какой. Венчался?
— Я женился. Но не в церкви, а в ЗАГСе расписался. (Мы с Галей недавно поженились.) — При чем здесь это? Я про фильм говорю!
— Так венчался в церкви или нет?
— Не венчался!
— А почему все говорят?
— Откуда я знаю? А с фильмом‑то что? Мы же уже тысячу людей пригласили!
Директор посоветовал мне позвонить министру и дал мне его домашний телефон.
Позвонил министру.
— Я не в курсе, — сказал министр, — я только вчера из отпуска. Данелия, а какого хрена ты в церкви венчался?
— При чем здесь церковь? Я про фильм, про просмотр в Доме кино. Решили закрыть — закрывайте, но в Доме кино дайте показать. Вам надо, чтобы завтра меня все вражеские «голоса» диссидентом объявили?
— Не надо. И все‑таки, зачем в церковь поперся?
— Да никуда я не поперся! В ЗАГСе расписались!
— А почему все говорят, что венчался?
— Вы меня спрашиваете? Я вам отвечаю: не венчался!
— Тогда позвони и скажи об этом… — он назвал фамилию заведующего сектором кино в ЦК и дал телефон.
Позвонил. И сразу сказал, что в церкви не венчался.
— А почему все говорят? — спросил завсектором.
— Не знаю я, почему все говорят! Даже если венчался, при чем здесь кино?
— Значит, все‑таки венчался?
— Ну если даже венчался? Какое ваше дело?! Я не член партии! Да не венчался я! Позвоните в КГБ, они фиксируют все церковные браки! Фильм дайте показать!
Фильм мы в Доме кино показали. А потом был партийный съезд, на который приехал Шеварднадзе (тогда первый секретарь ЦК Грузии) и попросил показать ему мой новый фильм. Не разрешили.
Как теперь выяснилось, версия моего церковного брака возникла так. Я снимал «Слезы капали» в Калуге, и ко мне приехала Галя (мы тогда еще были не женаты). В выходной я показывал ей город. Зашли и в церковь — посмотреть. Когда вышли, встретили кого‑то. (Сейчас не помню кого.)
— Что, венчались? — спросил он.
— Ага, — опрометчиво пошутил я.
А когда готовый фильм посмотрели высокие чины в ЦК, заместитель главного идеолога сказал, что фильм чересчур мрачный. А ему тут же наябедничали, что все говорят, что Данелия еще и в церкви венчался. (Венчаться в церкви считалось диссидентской акцией.) «Совсем распустился!» — возмутился зам. главного идеолога. И велел меня наказать. И наказали. Запретили показывать фильм за границей, полгода продержали на полке, а потом выпустили вторым экраном. (Только в периферийных кинотеатрах и только на утренних сеансах.)
Прошло много лет. Наступили иные времена. И, когда хоронили моего друга Леву Оникова (он раньше был инструктором ЦК), в церкви на отпевании были и бывший министр, и бывший завсектором, и бывший зам главного идеолога и остальные высокопоставленные чины из ЦК. Они подходили к иконам, осеняли себя крестным знамением — и делали это очень искренне. Все‑таки на высокие должности отбирали очень способных людей.
А вот что могло получиться, если бы был полностью воплощен сценарий