Повесть случайного попутчика.
(книга "Фата-Моргана")
- Ну что? – сказал Николай, когда вернулся уже с посвежевшим лицом. Глаза его блестели алчущим светом, а на плече дремало полотенце, - ужинать будем?
- Так рано же ещё! – встрепенулся Анатолик, вернувшийся буквально минутой раньше от соседей, - мужики ещё спят и ленятся. Сказали, что через часик можно будет накрываться на стол, никак не раньше.
- Через час, так через час, - равнодушно пожал плечами Николай, - я и не тороплюсь.
- А что же дальше было? – в нетерпении спросил я Николая.
- А на чём я остановился? – тот, плюхнулся на свою сидушку, слегка нахмурив брови и сморщив лоб, прямо на столике почему-то принялся укладывать свое полотенце сначала пополам, затем вдвое, потом в четверо.
- Ну, как вы все дружно уснули… на полу…
- Ах, ну да. Все трое устроили свою половую жизнь... Вот так мы все дружно и проспали без задних ног и без задних мыслей – на полу, в полном спокойствии и ночной тиши. А потом настало утро. Просыпались мы постепенно и по очереди. По очереди умывались. Но зато все дружно собирали всё ночлежное и постельное. Также вместе готовили завтрак из останков вчерашнего ужина. И также дружно уселись в большой комнате за вновь распахнутый стол. За завтраком наше вечернее производственное совещание внезапно возобновилось, правда, приняв при этом несколько необычный характер.
Кроме того, что сегодня около полудня мебельщики должны привезти Катьке стенку, выяснилось, что девчули почему-то дружно позабыли про большую партию косметики, которую в пятницу к ним в студию привёз курьер. И поэтому за сегодня её нужно было срочно разобрать, рассортировать и расставить по полкам и шкафам, чтобы подготовиться к началу новой рабочей недели. Но возникала небольшая и весьма неприятная проблема. В студию надо приехать всем трём компаньонкам, чтобы каждая рассовала продукцию по своим полкам, но добираться от Катьки до студии - неблизкий свет. И как мы не пытались оптимально спланировать время, у нас всё никак не получалось выкроить время на обед или ужин. Катька же жила на окраине города, и поэтому все переезды от одного адреса к другому занимали уйму времени. Стали думать и гадать, как бы рациональнее распределиться, тем более, что у нас на руках было двое, пока что ещё сытых детёныша: мальчик и девочка - обоим по шести лет от роду. Ждать Катиных мебельщиков тоже глупо и не продуктивно, тем более, что все тяжёлые и грубые работы по дому мной были выполнены ещё вчера, а собирать стенку будут мебельщики и моё присутствие не несло никакого стратегического смысла. Хозяйке квартиры оставалось только ждать мебельщиков, параллельно создавая уют в своей новой хатке. Ехать вчетвером в студию, где детишки обязательно чего-нибудь набедокурят со скуки и будут только мешаться под ногами – тоже не выход. Да и не известно, как долго продлится вся эта офисная тягомотина. И точно к концу дня все будут дико голодны, раздражены и уставши. Так что же остаётся? Правильно, отправить кого-нибудь с ребятнёй к нам домой - оттуда совсем близко до офиса, и дома приготовить обед с ужином, дожидаясь прибытия остальных. Так что в качестве домоседов на сегодня само собой определилась не только моя кандидатура, но и кандидатура Виктории, потому как она тоже имеет ребёнка. Жена сейчас же отправляется в офис разбирать доставленные коробки, а Катерина, дождавшись мебельщиков и собравши стенку, затем приезжает к ней в офис и помогает подруге наводить порядок в студии. После чего они обе возвращаются к нам домой, где мы с Викторией уже будем ждать с приготовленным обедом-ужином, да и детки будут находиться под постоянным присмотром.
В принципе, ничего такого плохого и предосудительного в этом не было, тем более жена могла быть спокойна за моральный облик своего мужа, потому что тот будет находиться под присмотром дочки, ну а Виктория, соответственно, под наблюдением своего сына. Признаться, эта дискуссия и разработка плана на сегодняшний день мне чем-то невольно напомнила персонажей из сатирического рассказа Михаила Зощенко «Забавное приключение», который так удачно экранизировал Леонид Гайдай в картине «Не может быть». Помните? «Из-за трех негодяев у нас все пары распадаются, так было бы славно. Я за Николая, эта за этого. А эти так.»
- Коля! – всхлипнул Анатоль, давясь от смеха, - ты сейчас напророчишь. И про себя, и про меня. Там же был Анатоль, которого играл Олег Даль.
- Это в фильме, - горько усмехнулся Николай, - а в первоисточнике он определён как «артист драмы». Так что не переживай и не примазывайся к классику. Ну в общем, вся та лёгкость и непринуждённость распределения ролей на текущий воскресный день только укрепили во мне растущую уверенность в том, что все события этих выходных были хитро придуманы, остроумно подстроены и тонко разыграны женой. Дело в том, что уже с самого утра я стал сомневаться в случайности событий минувшей субботы: ремонт квартиры, наши поздние посиделки, якобы «незапланированная» ночёвка в походных условиях и каприз жены, не пожелавшей спать посредине – между Викторией и мной. То, что это лихо подстроенная провокация заставило меня задуматься, когда мы сегодня утром находились вместе с женой в ванной и умывались. Пока я плескался под раковиной, жена устало вытирала лицо махровым полотенцем, которым Катька нас «угостила», и как-то лениво, даже нехотя бросила:
- А я думала, что вы сегодня ночью ушли на кухню не курить, а целоваться. По вам обоим невооружённым глазом было видно, что у вас обоюдный дикий интерес друг другу.
- Нет, - ответил я, от неожиданности на какой-то миг зависнув намыленным лицом над раковиной, - увы. Извини, что я не оправдал твоих надежд и стараний в плане сводничества. Мы просто вышли покурить и выпить сока.
Значит - она не спала, и ожидала от нас обоих неосмотрительной оплошности. И именно поэтому она заняла удобный наблюдательный пункт напротив висящего в коридоре зеркала, а сама искусно прикинулась дремлющей ветошью и всё ждала и ждала… а тут такой облом-с. Не дождалась.
Поэтому на мою реплику жена ничего не ответила, а лишь раздражённо передёрнула плечами и тут же вышла из ванной.
И вот сейчас мы, уже вчетвером, ехали в полупустом троллейбусе и, стоя на задней площадке, крепко держали друг друга за руки, свободными руками держась за поручни. Напротив нас, на мягком дерматиновом сиденье, сидели наши дети: Анька и Димка. Они тоже крепко держались за руки, широко улыбались и с удовольствием разглядывали нас. Иногда они переглядывались друг с другом и прыскали от смеха. И в тот миг у меня снова мелькнула шальная идея. Такая интересная и даже лихая: а ведь мы сейчас очень неплохо смотримся со стороны - такая дружная весёлая и красивая семья. Мы с Викторией опять переглянулись и, не сговариваясь, крепко сжали друг другу руки. Рукопожатие наше было действительно сильным, словно мы боялись навсегда расстаться и потерять друг друга. От этого опять приятно заныло между лопаток, а в животе опять затанцевали бабочки. Я не выдержал и спросил на ухо:
- Вика, а ты тоже самое ощущаешь, что и я?
На что она ещё крепче сжала мою руку и жарко прошептала мне в ухо:
- Не терзай меня Колька, я ещё сама к себе прислушиваюсь.
А потом, чтобы отвлечь самих себя от же наших чувств и ощущений, мы перекинулись на разговор об их фирме, о возможных перспективах, о различных заказах, и о том, как здорово всё-таки им втроём вместе работать. Признаться, я не очень внимательно слушал тогда Викторию. Мне просто нравилось слышать её голос – такой низкий, грудной, бархатный. Правда, время от времени мне приходилось отвлекаться от своих мыслей и прислушиваться, чтобы не потерять смысл, что она говорила, и чтобы не упустить нить разговора. А у самого в голове этаким белокрылым аистом кружила одна и та же мысль, которая всё ярче обретала очертания навязчивой идеи: а может, точно - на всё плюнуть, всё бросить и развестись наконец-то с женой, как она этим грезит?.. И пускай она на вольных хлебах ищет себе подходящую партию, нужного миллионера с чёрным «Кадиллаком» да пятикомнатной землянкой с видом на Невский проспект или Тверскую улицу. И тут же поймал себя на мысли шершавой, как наждачка – в своих мечтах я невольно стал похожим на Бальзаминова. Представлял себе, что мы с женой уже якобы развелись, и дочку Анечку она мне будто бы отдала, чтобы та не мешала ей с поиском лопоухого олигарха. И что мы уже с Викторией, её сыном и моей дочкой живём в моей двухкомнатной квартире, и что вместе зарабатываем неплохие деньги и собираемся вскоре купить себе уже даже четырёхкомнатную. А что? Если удачно продать мою машину, то с доплатой можно поменять нашу двухкомнатную хату на хорошую четырёхкомнатную квартиру. Это как раз будет подспорьем, если мы с Викой соберёмся «состругать себе Снегурочку» или слепить славного Снеговичка. Вот за такими моими размышлениями и параллельным разговором мы пришли к моей квартире. Детей мы определили в большой комнате, где подключили им славную «няньку» - игровую приставку «Денди». Действительно, как ни крути, в конце концов, эта электронная игрулька и вправду по-серьёзному завлекает детей и не мешает взрослым заниматься домашними и прочими делами.
Вика захотела принять душ, и поэтому немного стесняясь попросила у меня банное полотенце. Пока она освежалась после ночного карантина в Катькиной квартире, я уже возился на кухне и чистил овощи для предстоящего обедо-ужина. Вика вышла из ванной, одетая во всё своё прежнее, действительно посвежевшая и ещё привлекательнее. Она очень удивилась, что я такой домовитый и хозяйственный, и уже принялся за стряпню. Было решено сделать домашний борщ, сварить картошку и поджарить окорочка – вот такой неприхотливый ужин на шестерых. И мы, оживлённо болтая, уже хлопотали вдвоём на кухне. Стоявший на высоком холодильнике двухкассетник «Sharp» своей нежной инструментальной музыкой постоянно отвлекал нас от беседы на кулинарные темы и соблазнял позабыть про все эти кастрюли со сковородками. А тем для разговора было и в самом деле немало. Почему, например, картошку лучше резать соломкой, точно также, как и свеклу, а не кубиками. О том, как однажды получила от бабушки нагоняй, когда решила ей помочь со стиркой и развесила на верёвке мокрое постиранное бельё прямо на солнце, а не в тени. Оказалось, что под солнцем бельё вывешивать нельзя, а только в тени и то, его надо обязательно выворачивать наизнанку, чтобы краски не выцвели и не поблёкли. Разговаривали мы о многом и многое рассказывали о себе. При этом Викой я невольно залюбовался не только из-за её красоты, она меня подкупила ещё и практичным складом ума и жизнерадостным характером. Мы болтали обо всём и при этом понимая друг друга с полу слова и полувзгляда с такой лёгкостью… боюсь показаться банальным, но у нас обоих возникло такое ощущение, что мы друг друга давно знаем.
Из большой комнаты постоянно доносились громкие голоса-звоночки наших детей, которые увлечённо играли в приставку, радостно при этом покрикивая и повизгивая. Порой они, в минуту скоротечной паузы, забегали к нам на кухню чтобы утащить либо только что почищенную морковку, либо попросить конфет или пряников с печеньками. И от этого на душе становилось не только теплей и радостней, но и слегка досадно, что было понапрасну потрачено время на человека, всё ещё называвшегося моей женой, и которому понятия тепло, забота и любовь не представляли никакой ценности, а честь, честность и верность девальвировали настолько, что были лишними словами-паразитами в её лексиконе. Как всё-таки жалко, что упущено столько времени и потрачено энергии и нервов зазря на абсолютно чужого человека, который методично на протяжении последних трёх лет занимался ещё и выносом моего мозга. Судя по выражению лица Виктории, она сама чувствовала нечто подобное. Во всяком случае, мне хотелось, чтобы она так думала. Но нам было особенно тепло и мило, когда к нам на кухню забегали наши дети и вели себя, как родные брат с сестрой… И всё было в такие минуты ладно и дружно. И мы с Викторией всё чаще стали задерживать взгляды друг на друге, вчитываясь в тоску и грусть, прятавшихся в наших глазах, нелепо соседствовавших с глупой радостью от того, что у нас так неожиданно всё заладилось. Мы уже предчувствовали, что если нам сейчас не остановиться, то всё может перерасти во влюблённость, экзальтацию и безудержную страсть. И мы решились… не останавливаться.
Как сейчас помню, играла композиция «Одинокий пастух», подходившая либо к возвышенной тоске , либо к необузданному романтическому порыву. Вика тогда стояла ко мне спиной у плиты и вдруг попросила ей что-то подать со стола. Я схватил со стола это "что-то" и сделал шаг к ней, а она как раз в этот момент резко обернулась ко мне, и мы столкнулись буквально нос к носу... и тут мои губы без труда нашли её.
Что с нами произошло мы сообразили несколько позднее, но всё равно стояли прижавшись друг к другу. Мы обнимались, а наш поцелуй был похож на затяжной прыжок с парашютом. Мы не могли оторваться друг от друга и не хотели этого делать. И пускай сей же час начнётся землетрясение, извержение вулкана или небо обрушится на землю ужасным камнепадом – нам на это будет абсолютно «по фен-Шую». Нам действительно в те сладостные минуты ни до кого и не до чего не было дела. Как ни странно, когда мы всё-таки нашли в себе силы оторваться друг от друга, то у нас не было ни смущения, ни пунцового цвета лица, ни бегающих в растерянности глаз и дрожащих пальцев. Вовсе нет. Наоборот, мы вдруг почувствовали какую-то невероятную лёгкость, спокойствие и раскрепощенность в обществе друг друга. Сердца чертовски приятно колотились в унисон, наши глаза блестели непрошеными слезами, а губы в сладкой жажде истомы тянулись друг к другу. Мы даже в шутку принялись слегка отталкивать друг друга, словно дразнясь и заигрывая, при этом беспорядочно чмокая друг друга. Это действительно было настолько необычно приятно и даже обоюдоостро ощущать давно утраченное или, может быть, только впервые приобретённое именно после этого сладкого поцелуя. Мы стали чувствовать себя гораздо ближе, роднее и свободнее.
И только теперь мы позволили себе завести разговор на интимную и самую страшную для нас тему, и которой откровенно говоря мы боялись коснуться. Поэтому я не удивился, когда Вика меня спросила:
- А что же такое произошло сегодня ночью?
- Да я и сам так до конца и не понял, - слегка смутившись ответил я, - скажу откровенно, что в первую нашу встречу на новогоднем корпоративе ты меня потрясла не только красотой, но и рассудительностью, и даже не по годам природной мудростью. А ещё я был пленён твоим голосом - таким необычным и таким приятным. Скажу тебе честно я ещё от той нашей встречи долгое время ходил под впечатлением, но на моих устах была печать молчания, и я бы никогда не рассказал никому об этом, а тем более – тебе, если бы с нами не произошло то, что случилось несколько минут назад.
- Ну это как раз и понятно, - возразила Вика, - так что же сегодня ночью было?
- Да я и сам не знаю. Я ведь по натуре своей не ловелас. И признаюсь, за всю жизнь у меня женщин было гораздо меньше пальцев на одной руке.
- Трудно в это поверить, но раз уж твоя жена по секрету всему свету с каким-то пренебрежением говорила, что ты однолюб, значит так оно и есть, - спокойно заметила Виктория.
- В самом деле? – искренне удивился я, - моя жена болтает с подругами на такие интимные темы?
- Конечно, - лукаво подмигнув, кивнула Вика, пристально глядя мне в глаза, - мне твоя жена все уши прожужжала, что ты у неё честный и влюблённый…
Скажу откровенно, что эта реплика мне очень не понравилась. Единственное, что извиняло Вику в тот момент - она просто процитировала мою жену, от которой я слышал тоже самое ёрничество, словно это был позорный недостаток, а не достоинство. И я продолжил разговор, который волновал нас обоих:
- Вчера вечером, когда ты пришла к Катьке в гости, у меня вдруг снова защемило сердце и забилось сердце, хотя жена предупреждала, что ты вечером придёшь. Причём я нарочно показывал, что мне до тебя нет никакого дела и ты мне безразлична.
- О! Да! Это выглядело забавным, – рассмеялась Вика, - ты так артистично изображал своё равнодушие, что твоя пантомима убедила всех в обратном.
- А я на самом деле с одной стороны обрадовался, когда очутился в постели между вами, а с другой стороны не на шутку испугался, что это подлая провокация, ловко подстроенная моей женой. А с третьей стороны мне было очень волнительно и действительно стрёмно, что я не смогу совладать с собой и начну приставать к тебе – лежащей совсем рядом со мною. И своим поведением мог бы тебя обидеть.
На это Виктория подняла на меня свои глаза и одарила таким взглядом, что я не удержался, подошёл к ней, нежно взял её за руки и приблизил свои губы к её губам... Когда мы во второй раз, уже совсем нехотя, отпустили друг друга из объятий, Вика со слегка затуманенным взором негромко произнесла:
- Я впервые встречаю мужчину, который в первую очередь заботится о репутации женщины и боится её обидеть. Не лезет нахрапом. Не стремится всеми возможными способами добиться от неё взаимности или хотя бы расположения.
- Да я к этому, признаться, и не стремился, - всё также слегка смущаясь, я почесал кончик носа, - и даже сейчас я в полном смятении, что же с нами произошло, и что сейчас с нами происходит. Ведь я же не забыл ту первую встречу, когда ты сказала моей жене, что женатые мужчины для тебя - закрытая тема, и ты не хочешь быть ни разлучницей, ни стервой и не желаешь искать своего счастья за чужой счёт.
- Да, - подтвердила Вика, - на чужой беде своего счастья не построишь. Но это я говорила твоей жене, а не её мужу. Так всё-таки: что же было ночью? - допытывалась она.
И мне было очень приятно, когда она раз за разом всё настойчивей задавала этот вопрос. Она проводила свой допрос с таким нежным пристрастием, что действительно хотелось откровенничать и быть обнажённым и расхристанным, словно в бане, поэтому я ответил:
- Да, Вика, я дал слабину и не удержался. Особенно, когда я перевернулся на другой бок и увидел твоё лицо невероятно близко перед собой. Вот только немножко подайся к тебе вперёд и можно было бы прикоснуться к тебе губами. Но я боялся получить от тебя пощёчину.
- И получил бы, - усмехнулась Вика, уточнив, - в тот момент получил бы точно!
- Но всё равно, - продолжал я свои откровения, - тогда совладать с собой было выше моих сил, и поэтому я, не понимая самого себя, очень захотел тебя погладить и потрогать. Но ты перехватила мою руку...
- Да, перехватила! - снова усмехнулась Вика, - именно потому, что вот тогда бы мы с тобой друг с другом бы точно не совладали. Вот тогда бы мы с тобой понаделали таких глупостей, которым твоя жена была бы просто рада. Мы бы совершили такое непоправимое...
- А что же такого непоправимого можно сделать семье, которая уже не существует? – возразил я.
- Но я же тогда об этом не знала. И не ведала, что ваша семья даже и не была семьёй.
- И поэтому, чтобы ты, Вика, поверила в искренность моих чувств, я тогда специально и схватил твою руку и прижал к своей груди, чтобы ты почувствовала моё отчаянно колотящееся сердце. Я же - не Граф Калиостро, и как он, сердцем управлять не умею.
- Ну да, - усмехнувшись согласилась Вика, - именно это я и почувствовала тогда. А у меня самой в ту минуту всё трепетало внутри пойманной пташкой, и поэтому чтобы ты успокоился и понял, что мы чувствуем на равных, и чтобы у нас не было обиняков и недосказанности, я тоже прижала твою руку к своей груди.
- Ну, как ни странно, - радостно засмеялся я, - после этого почему-то мы оба успокоились и заснули.
- Это мы с тобой так изысканно обменялись верительными грамотами на торжественном приёме у нашей Екатерины в её недавно купленном дворце! - рассмеялась Вика и впервые позволила себе погладить рукой мою щеку…
Так уж получалось, что дальнейшие наши хлопоты на кухне по нарезке салатика и жаренью окорочков с картошкой прерывались либо поцелуями с обниманиями, либо на кормёжку наших непоседливых галчат, то и дело забегавших на кухню. И когда всё было готово: салат наструган, окорока с картошкой томились в духовке, а борщ радостно пыхтел на конфорке, то мы просто уселись за кухонный стол напротив друг друга и просто беседовали, рассказывая о себе. За такой непринуждённой беседой, когда нам было чертовски интересно познать друг друга, время пролетело совсем незаметно, и уже под самый вечер домой возвратилась жена с Катериной, застав нас на кухне, самозабвенно беседующими и совсем не заметившими их возвращения.
Подружки были в очень хорошем расположении духа и даже принесли с собой бутылочку вина. Ужин тоже прошёл весело и непринуждённо и даже немного затянулся. Зная, что придётся развозить подруг жены по домам, в этот вечер я к спиртному не притрагивался совсем. А девчонки, в клювики которых попал алкоголь, освободили наш бар ещё от абрикосового ликёра и бутылочки вина. Немного захмелели и решили попеть песни за столом. Спели несколько задушевных песен из известных старых советских фильмов: «Старый клён», «Парней так много холостых», «Улица родная» из фильма «Весна на Заречной улице». А потом Вика сказала, что очень любит песни Розенбаума и особенно его «На Дону на Доне». Жена, которая периодически баловалась перебором аккордов на гитаре в ответ на моё предложение саккомпанировать, наотрез отказалась, заявив, что не знает ни этой песни, ни её аккордов.
И тогда Виктория без лишнего жеманства вдруг неожиданно для всех затянула своим красивым сильным голосом грустную песню:
«На Дону, на Доне гулевали кони,
Да костров огонь им согревал бока.
Звёзд на небе россыпь, а я с гнедою сросся,
Стремена по росту, да, не жмёт лука...»
Она пела так проникновенно, так сильно и так красиво, что я невольно залюбовался ею: какая стать, какая скрытая сила и вольная вольность! Как у настоящей казачки… и тут же словно вспышка молнии голову ожгло решительное – да пошло оно всё к чёрту! Такая девчонка одинока, а я всё со своей дурындой маюсь…
«На Дону, на Доне степь в полыни тонет,
Ветер тучи гонит, тучи-облака.
Вольная казачка по-над речкой плачет,
Видно, не иначе, любит казака.»
Обе подружки как-то враз притихли. Жена то и дело перехватывала мой восхищённый, и теперь ничем не прикрытый плотоядный взгляд на Викторию и ответный такой же пристальный взгляд Вики прямо на меня. И вдруг во взгляде жены вдруг появилось небывалое ранее: что-то тревожное, непонятное и переходящее в тихую панику.
«На Дону, на Доне, как цветок в бутоне,
Девица в полоне красоты своей.
Счастью б распуститься, лепесткам раскрыться,
Да одной не спится в лихолетье дней.»
И тут я вдруг впервые почувствовал неожиданный прилив сил и ощущение какой-то светлой злобы на свою псевдо-жену, на её цинизм и лицемерие. Мельком взглянув в её сторону, я не без удовольствия заметил в её взгляде страх, беспомощность и обречённость. Наверняка теперь она обо всём догадалась и не на шутку перепугалась, что в своих своднических пируэтах она слишком уж перестаралась.
Не исключено, что в те дни у неё на примете пока не было ни одного гипотетического принца на гипотетическом «Мерседесе» или приблизительном «Ягуаре». И теперь, совсем беспомощная, почувствовав мою непреклонность и решимость оставить её, жена не на шутку перепугалась остаться одной…
А ужин с посиделками уже подошёл к своему логическому завершению. Дети стали капризничать и поминутно зевать. На город опустились серебристые прозрачные сумерки. Завтра понедельник. Завтра всем надо идти на работу, и поэтому пришло время расходиться. А значит, пора мне развозить наших знакомых по домам. Катька, которую было решено сразу же отвести первой домой на окраину города, радостно плюхнулась на переднее сиденье. Да мы с Викторией, которая со своим уставшим сынишкой заняла заднее сиденье, были совсем не против ещё раз выкроить для себя побольше времени, прикрывшись придуманной заботой о подруге, чтобы доставить её домой в приблизительной целости и полной сохранности. Спустя какое-то время Катерина была доставлена к дому, посажена в лифт и отправлена в поднебесье к своей квартире. А когда мы с Викой вернулись к машине, то увидели, что на заднем сидении сынок Димка сладко спал, свернувшись калачиком. Теперь нужно отвезти Викторию домой. На обратном пути мы в основном молчали и изредка кидали какие-то замечания по поводу дорожной обстановки. Город спал, и никто нам не мешал ехать по пустынным чистым улицам с сиротливо моргающими своими жёлтыми глазами светофорами. До обидного слишком быстро мы добрались до дома Виктории, где она снимала квартиру в пятиэтажной хрущёвке. Я припарковал машину. Димка всё так же сладко посапывал на заднем сидении и, чтобы его такого беззащитного не разбудить, я взял его на руки и понёс домой к Вике. Мы дошли до четвёртого этажа, где жила Вика. Димку я занёс в детскую комнату, где вместе с Викторией мы его заботливо раздели и аккуратно уложили спать, после чего Вика в буквальном смысле увлекла меня в большую комнату и мы, усевшись на диван, ещё раз нежно и ласково поцеловались. Увы, на прощанье...
Скажу откровенно - хотелось. Конечно же очень хотелось. Нам обоим безумно хотелось друг друга, но мы боялись. Боялись форсировать события, боялись, как подростки что-то сделать такое особо непоправимое. Мы боялись самих себя. Поэтому у неё дома я провёл не больше четверти часа, а потом без лишних слов мы оба поднялись с дивана и тихо, чтобы не разбудить Димку, прошли в коридор. Там я специально медленно надевал на себя кожаную куртку, не спеша обувался, неприлично долго смотрелся в зеркало – типа поправляя волосы. А потом, схватив за руки Викторию, я стал пристально разглядывать её лицо, словно стараясь запомнить все черты её лица. Мне так не хотелось отпускать её, не хотелось уходить от неё, не хотелось возвращаться в свою синтетическую семью. Но прощаться надо было как можно скорее. Прощаться необходимо хотя бы ради того, чтобы не компрометировать Вику - ведь мы с ней вроде бы ничего предосудительного кроме поцелуев и страстных объятий ничего такого не сделали… Или всё-таки сделали?
Спускаясь вниз по лестничной клетке я вдруг ощутил жжение где-то в области сердца. Оно разрасталось и расплывалась жгучей лавой таким необъяснимым сладким жаром по всему телу. Что это было? Тоска? Грусть из-за разлуки с внезапно обретённого и случайно ставшим дорогим и любимым человеком? Неужели так бывает? Я вышел на улицу, сел в машину. Дрожащими руками пристегнул ремень безопасности, мелко дрожащими пальцами повернул ключ зажигания, и вскоре я уже мчался по сонным улицам города, чтобы хоть как-то немного успокоиться. Я нёсся по сонным улицам обратно. Но не к себе домой. Нет! Мне не хотелось возвращаться обратно. Поэтому я ещё долго гонял по улицам города, всё прислушиваясь к себе. А в голове оркестр Джеймса Ласта всё пытался сыграть своим "Одиноким пастухом" грустную композицию на мотив песни "На Дону, на Доне"...
И только под утро я вернулся в свою семью в плохом настроении и жутко уставшим. На все реплики жены я теперь никак не реагировал и не оправдывался. А на провокационные вопросы я отвечал сухо и холодно – «думай, что хочешь, мне это до лампады». И теперь, заметив мою холодность и полное безразличие, жена поняла, что в любой момент она может отныне обрести обидную приставку «бывшая»…
© Алексей Сафронкин 2023
Спасибо за внимание! Если Вам понравилась история, то ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, что не пропустить новые публикации, а их будет ещё очень много. Я обещаю.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.
