(Из цикла «Жизнь на берегах реки Тьмаки»)
Авелий Сегун и его сын Юльчик сидели в своих любимых плетеных креслах на берегу собственного бассейна-озера.
Посередине водоема был небольшой каменистый островок, там росли агавы и вечноцветущие кактусы. Белый багет лилий обрамлял остров.
Четырехмачтовые фрегаты курсировали по бассейну; пушки их иногда постреливали, шел потешный морской бой. Некоторым фрегатам здорово доставалось ниже ватерлинии, и они медленно заваливались набок, норовя утонуть. Тогда появлялась Карменка в бикини и вброд спасала корабли, уносив их на ремонт. «Фрегат «Афина», – докладывала Карменка. – Две пробоины на корме». «На стапели», – командовал контр-адмирал Сегун. «Фрегат «Паллада», прямое попадание в пороховой погреб, значительные разрушения». «На кладбище кораблей! Какое сейчас соотношение сил?»
Над круглым столом золотистого стекла возвышались четыре серебристые трубочки с краниками в форме орла, русалки, ангела и змеи. Рядом – большая полупрозрачная раковина со льдом и замороженными вишнями.
Папа щипчиками брал из перламутровой раковины шарики желтого льда и клал их в стакан; высокий стакан с толстенным дном папа подставлял под краник «орел».
В середине стола в малахитовой вазочке стояла маленькая хрустальная роза. Из благоухающего бутона звучал голос Карменки: «Марка, хозяин. Доза». Папа называл. Краник «орел» выдавал совсем маленько жидкости цвета темного чая. Пахло коньяком. «Спасибо», – говорил папа. «Рада стараться», – отвечала роза.
– Старайся, – сквозь зубы тихо говорил папа, сузив глаза. – Я же тебя люблю. Ты когда поумнеешь? Или хочешь на левый берег, к глыбочихам? Почему коньяк не подогрет? Сколько теперь лед будет таять?
Юльчик надувал губы:
– Папа, Карменка не дура. Она хорошая. Не ругается на меня. Ласковая.
Папа грыз мороженые вишни, не мигая глядя в глаза Юльчику.
– Еще бы. Знаю я – какая она ласковая. Если бы не ты, давно бы выгнал. Она без тебя жить не может. Не слишком донимает своими ласками?
– Я привык, – сказал Юльчик, оглянувшись на левый берег, там дикий порыв ветра прошумел по кронам деревьев.
Папа грыз мороженые вишни и бросал косточки в бассейн. Из воды тут же выскакивали зубастые рыбины и хватали косточки над водой.
– Ловкие! – улыбался папа и хлопал в ладоши. – Только чего они находят в этих костяшках? Мясо лучше. Давай скормим им твою Масяню и ежика.
Услышав свое имя, пришла кошка и принялась, мурлыкая, тереться об ноги Юльчика.
Папа умиленно скосился на кошку:
– Ладно, живи пока. Но котят твоих все равно скормим моим рыбкам. Как ты на это, сынок?
– Наплевать мне, – сказал Юльчик. – Только Масяню оставь.
Он взял кошку на руки, поцеловал ее в нос. Масяня, как собака, лизнула пухлую щечку Юльчика.
– А почему твои рыбы, почему они меня не кусают, когда я плаваю в бассейне?
– Дрессированные, – пожал плечами папа. – Специальная порода, мутанты, элита живодеров. Только на мой голос реагируют.
– Я знаю, – сказал Юльчик. – А меня не слушаются.
Он все смотрел на левый берег. Вершины деревьев плавно колыхались, над ними реяли большие черные птицы с желтыми шеями. Там, в овражке, был приток коричневой реки Тьмаки, светлый ручей Тьмушка, в нем жили большая пиранья и много цветных форелек. Синие стрекозы и лимонные капустницы летали над желтыми кувшинками.
Папа вставил в рот кольцо из указательного и большого пальцев и пронзительно свистнул.
Пираньи подплыли к краю бассейна, выстроились в ряд, высунули из воды тупые морды – и как по команде выплюнули вишневые косточки точно на стол, две попали в бутон хрустальной розы. Над столом возникло еле видимое облачко запаха цветка.
– Видал? – улыбнулся папа. – Надо дать им пару кроликов.
Пираньи, вздев радужные брызги, выпрыгнули из воды, синхронно сделали сальто и, как дельфины, на хвостах унеслись к острову.
– Карменка, – сказал папа розе, – дай им пару кроликов, только живых. Заработали.
– Слушаюсь, – сказала роза.
Юльчик встал, помахал руками, попрыгал.
– Пойдем рыбу ловить на ручей Тьмушку. Там рыбки цветные, но у них по одной голове. И вода такая вкусная. В одном месте прямо из камня ключ бьет.
– Пил? – строго сказал папа.
– Да, – опустил глаза Юльчик. – Через фильтровальную трубочку. Немножко. Я знаю на Тьмушке место, там живет большая желтая рыбина с усами.
– Желтая и с усами? Это что же за порода такая? Налим?
– Я не знаю. В атласе не нашел.
– Пойдем, – вздохнул папа.
И повернул краник «русалка».
«Какое?» – спросила Карменка из розы. «Испанскую девятку. Молодое. Подогрей, разбавь наполовину. И принеси нам хлебца».
– А мне сок, – сказал Юльчик. – Свекла, томат, соль. И лимон.
– Но скоро второй завтрак, – сказала из розы Карменка. – Куда вы собрались?
– Кармен, – сказал папа, – принеси две удочки, ведерко какое-нибудь, сапожки резиновые мальчику. И мне. И два ружья.
– Патроны с чем? Какие пули?
– Пластилин с вишневыми косточками.
Папа подошел к краю бассейна, посвистел.
Пиранья дружно подплыли, высунули зубастые морды.
– Мяса хотите? – поинтересовался папа Авелий.
НА ТЬМУШКЕ, СВЕТЛОМ ПРИТОКЕ ТЕМНОЙ РЕКИ ТЬМАКИ
Папа и Юльчик пролезли под забором имения и оказались среди огромных дырявых лопухов, зарослей крапивы и чертополоха. Мухи, духота, пахнет нехорошо.
– Юльчик, ты что же, сам этот подкоп сделал? – спросил папа, отряхиваясь. – Как интересно... Ты у меня прямо монтекристо какой-то. Только что-то тут гадость кругом везде, дрянь и хлам. Наверное, бомжи и глыбочи ошиваются? Надо дверку сделать с запором, а то еще вздумают через подкоп к нам... Я не понимаю тебя, милый.
– Нет, папа, на этом берегу глыбочи не живут. Только там, на левом.
Юльчик без особого интереса узнавал место: облупленное зеленое ведро, замызганный матрас, кирпичи, остатки рыбы, окурки и помятые пивные банки везде.
– Помойка, – поморщился папа, закуривая. – Антисанитария. Я не понимаю тебя, Юлиан.
– Мой ручей недалеко от острова, где ты лежал на песке и в воде, – сказал Юльчик. – Пойдем, это рядом. И ручей, и остров. Клеверный.
– Клеверный остров? – улыбнулся папа. – Он хороший, уютный. Прямо не остров, а букет из мальв и клевера. Клеверный рай. Знаешь, братец, я тогда просто устал. А там шмели, ласковая трава, смешной плотик. Тишина, журчание, мальки. Устал, и все. И больше ничего. Забудь.
– Я знаю, папа, – кивнул Юльчик и приник. – Я же сказал тебе тогда, что я так больше не буду.
– И я, – подхватил папа. – И я так больше не буду. Никогда, клянусь.
Обнаружился мостик из толстых жердей, уже совсем проросших, над ними образовался зеленый тоннель из зеленых веток ивы, они сверху переплетались, как лианы. Густой зеленый запах листьев, торфяной воды. Ни одного комара.
На левом берегу еле заметная Тропинка привела к ручью. Он тек в мелком овражке, весь в каменистых перекатах, перемежающихся маленькими омутками. В кристальной воде Тьмушки крутились цветные рыбки, форельки ручьевые, прятались под камнями и коряжинами, играли в догонялки и пряталки, охотились на мушек, мошек и букашек, которые обильно сыпались с крон нависающих деревьев.
Нарядные трясогузки прыгали там и сям. Красно-лиловые пирамидки кипрея пахли медом.
Две большие черные птицы с длинными желтыми шеями неподвижно стояли в воде, метрах в десяти, и смотрели на Авелия Сегуна и Юльчика, сына его.
– Какие противные, – сказал папа. – Надо их пристрелить. Только разве пластилином возьмешь? Зря мелкашку не взяли.
– Папа, – сказал Юльчик, – я тебе сейчас сразу поймаю несколько рыбок, не веришь? Я умею. Брось вон туда кусок хлеба.
– Не верю, – посмеялся папа.
И присел на мягкий мшистый пень.
– Хорошо здесь. Надо построить капитальный шалаш.
Юльчик забрел в ручей, поднял плоский камень, на обороте его нашел каких-то козявок в песочной оболочке. Скорлупу разломил, там оказались желтые нежные червячки. Одного надел на крючок, забросил снасть под большую корягу, в струю-вертячку. Из-под коряжины тут же выскочила рыжая полуметровая рыбина с зеленой рожей и хватанула наживку. Юльчик дернул удочку, катушка затрещала, рыбина взвилась штопором над водой и грузно плюхнулась в траву рядом с папой, вертясь, подпрыгивая, клацая зубами.
– Видал? – вскрикнул Юльчик. – А ты не верил. Во какая!
Папа ухватил рыбину одной рукой за жабры, рукой за хвост, поднес к лицу.
Рыба, как спасенный человек, судорожно разевала зубастый рот и неотрывно смотрела на Юльчика.
– Юльчик – воскликнул папа. – Но это же пиранья. Откуда они здесь?
– Я одну поймал в бассейне и выпустил в этот ручей. Тьмушка, хозяйка Тьмушки.
– Во как. Наверное, одичала она тут. И меня не узнает?
Папа свистнул. И повернул рыбину головой к себе, посмотрел ей в глаза. Пиранья разинула пасть и что-то прохрипела.
– Одичала, – кивнул папа. – Это очевидно.
– Отпусти ее, – тихо проговорил Юльчик. – В нашем озере своих хватает.
– Ну уж не-ет. Наши домашние пираньюшки сожрут ее с аппетитом. В наказание за свободу.
Рыба посмотрела на Юльчика. Глаза у нее подернулись сизой пеленой.
– Что делать, – сказал ей Юльчик. – Не плачь. Порядок нарушать нельзя. Для тебя тут еды очень мало. Хочешь кролика?
– Я вон тех птиц хочу, – прохрипела пиранья. – Ты предатель.
Папа с удивлением посмотрел на рыбину.
– А ну, повтори.
– Птиц, – сказала пиранья.
– Молодец ты у меня, Юльчик, – сказал папа. – Отлично рыбу ловишь.
– А ты не верил, – просиял сын.
– Хорошая получилась у нас рыбалка. Посади ее в ведерко, а то уснет. Сунь ей туда наш батон. Пусть успокоится. А что будем делать с этими птицами? Не нравятся они мне. Зловещие какие-то. Хороший корм для наших рыбок.
Юльчик зарядил винтовку, прицелился. На перекрестье оптического прицела попался вишневый глаз. Он попал вишневой косточкой в вишневый глаз птицы. Желтая шея ее как бы переломилась, и птица упала в воду, распластав сине-черные крылья.
– Сейчас приплывет сюда, – сказал папа. – Ты ее наповал.
Вторая птица поднялась и, тяжело махая крыльями, стремительными зигзагами понеслась над самой водой на Авелия Сегуна и Юльчика, сына его.
Авелий улыбнулся и выстрелил ей в распяленный клюв, в розовую глотку ее. Птица откинулась – и рухнула на первую, плывущую, вращающуюся в красноватой воде водоворота.
– Неплохо, однако, – засмеялся папа. – И рыбалка, и охота что надо. Пир на славу будет у наших рыбок.
– А что это за птицы, папа? Я в атласе таких не нашел.
– Да черт их разберет. Грифоны какие-нибудь. Гнильем, падалью питаются. Видишь, клювы загнуты, как у орлов, чтобы мясо раздирать. А когти? Просто ужас, как у страуса. На коленках шипы, шпоры как гвозди.
– Папа, посмотри-ка на небо. Что это?
Над громадными глухими деревьями, мотающимися вразнобой, под самыми облаками медленно кружились громадные черные птицы с желтыми шеями, они хрипло трубили и выстраивались в круг, который начал медленно опускаться.
– Военное построение, – очень тихо сказал папа.
Внезапно кружение остановилось. Птицы перевернулись головами вниз, сложили крылья и стремительно понеслись к земле прямо на Авелия Сегуна и Юльчика, сына его.
– Надо было взять автомат, – сказал папа. – Бежим, Юльчик.
– Поздно, папа, – прошептал Юльчик; он уже видел пылающие вишневые глаза птиц. – Поздно.
Потому что Юльчик приметил сквозь заросли кустарника, что вода в Тьмаке поднимается, и мост из жердей уже медленно разворачивается по течению, уже двинулся и уплывает в сторону Клеверного острова, в сторону большой светлой реки Тьмы.
– А если прислонится к стволу? Они же не пробьют крону?
– Пробьют. Перья гладкие.
Стая бухнулась в воду, своими страшными когтями ухватила убитых птиц и, тяжело махая крыльями, поднялась в небо.
Автор: Сергей Матюшин
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!