Глава третья.
I.
На юге Западной Сибири,
Чудесной летнею порой,
(Да, как, пожалуй, в целом мире),
КорОток очень миг ночной.
Едва померкнут небеса,
Как вскоре через три часа,
Чернильный горизонт светлеет;
И вестник утра - ветер веет;
Приятной свежестью бодрит;
Зной, утомивший, выдувает;
И до полудня не стихает;
В листве, играючи, шумит;
Даря и телу, и душе,
Заслуженный покой уже.
II.
Когда к полуночи стемнело,
То Берест, думая, вздремнуть,
Чтоб, наконец, расслабить тело,
Чтоб дать немного отдохнуть;
Направился с гостями вместе,
По комнатам. На новом месте,
Чтоб отоспаться, сон маня,
И скорбные событья дня,
Хотя б на время позабыть;
И их трагизм оставив в прошлом,
Не думать о банально-пошлом,
Вопросе, что не смог спросить:
Об Ордене почётном тайном,
Столь скрытном и необычайном.
III.
Чтоб Берест удалился спать,
Друзья настойчиво просили.
Они, в который раз, опять,
Его и прочих уводили,
Подальше с места преступленья,
Имевшего для них значенье.
В достатке было здесь фигур,
Из разных силовых структур.
Им вместе всё же удалось,
Гостей отправить отсыпаться,
Уговорив не разъезжаться;
Самим же с вечера пришлось,
Сотрудников "СК" здесь ждать:
Их и полицию встречать.
IV.
Хоть тело ныло с непривычки;
Усталость сон к себе звала,
(Но мы заметим, взяв в кавычки),
Что сон тот быстро прочь гнала,
Шальная мысль. Она упрямо,
Крутилась, не давая, знамо,
Покоя дерзкому уму;
И, сам не зная почему,
Владимир эту мысль держал,
И, безотчётно ухватившись,
Когтями, будто бы вцепившись,
Её на шаг не отпускал:
"Кто, всё-таки, была та дама?
Была ли связана с ней драма?,,,"
V.
И, не сомкнув в постели глаз,
(Куда-то сон его умчался?!)
Чтоб посмотреть, который час,
Владимир тихо приподнялся,
И, оперевшись на локте,
Почти что в полной темноте,
Взяв с тумбочки свои часы,
При свете лунной полосы,
Вглядеться вздумал в циферблат.
Он долго щуриться пытался;
Усердно разглядеть старался,
Где стрелки у часов стоят.
Но, как на них ты ни смотри:
Покажут стрелки скоро три.
VI.
Чтоб самого себя не мучить,
Он встал, и подошёл к окну.
Успела ночь ему наскучить.
Прижался лбом он ко стеклу.
Затем присел на подоконник.
Как аналитики сторонник,
Взялся тот вечер вспоминать;
За фактом факт перебирать,
События сопоставляя;
Владимир сравнивал, слагал,
И ряд гипотез выдвигал,
Из них, часть тут же оставляя;
Искал он выводы, мотивы,
Выстраивая перспективы.
VII.
А за окном мир чернотой,
Окутанный на краткий срок,
(Что стала не такой густой,
Пытаясь высветить восток;
Потом и вовсе поредела;
Зарёй блеснуть уже успела;
Дерев верхушки озарив,
И, вскоре все их осветив);
Проснулся, полон неги томной,
Играя, словно на клавире;
В дрожащем утреннем эфире,
Являя в тишине бездонной,
Прекраснейшие звуки дня,
Что разливались в ней, звеня.
VIII.
Светило царственно всходило.
С величием, не торопясь,
И дол широкий осветило,
Лучами яркими искрясь;
И парк просторный и безмолвный,
Загадочною тьмою полный;
Карнизы, крышу до венца;
И стены нового дворца.
Янтарно-жёлтый полукруг,
Столь восхитительной короной,
Поднявшись над древесной кроной,
Огромным диском вспыхнул вдруг;
И вот уже его лучи,
Рассеяв блёклый сон ночИ;
IX.
Пронзив лазоревую высь,
По Белу Свету разлетелись;
Повсюду мирно разлились,
И заискрились, и зарделись.
Покинув тёмные леса,
По парку птичьи голоса,
Защебетали и запели,
Свои чарующие трели,
Как вязь изящно выводя.
Блуждавший долго по предгорьям,
Им шёпот ветра был подспорьем,
Когда сей звук производя,
Не смея прибегать к диктату,
Он лишь дополнил их кантату.
X.
Всё также стоя у окна,
Владимир разглядеть пытался,
Как вьётся пташечка одна,
Вдали, но, как он ни старался,
Так и не смог понять: кто это,
С таким восторгом славит лето?!
Стриж? Ласточка? Или иная,
Кружится птаха там, пархая.
Оставив взором вид вдали;
Скрестивши медленно (от скуки),
Свои морщинистые руки,
Перед собою на груди,
Рассматривать он стал, что ближе,
То, что теперь имелось ниже,
XI.
Буквально под окном его.
Там на дорожках и площадках,
От входа здания сего,
Асфальтовых иль на брусчатках,
Тянулися ряды машин.
Один из них - до трёх фашин,
Что были брошены небрежно,
Тянулся. С ними неизбежно,
Совсем слегка соприкасаясь.
Ряды другие в цветники,
(Хоть были те невелики),
Стояли криво, упираясь.
Всего авто, что в ночь прибыли,
И припаркованы здесь были,
XII.
Имелось множество вокруг,
Пожалуй, все не сосчитать.
Никто из них у местных слуг,
Не спрашивал, как парковать?
При этом большинство машин,
Имели вдоль своих кабин,
Окраску с синей полосой.
Чистейшей утренней росой,
С зардевшим солнечным рассветом,
Здесь каждый их автомобиль,
Умыло, с них смывая пыль,
Росистым этим дивным летом...
Средь них машин с десяток где-то,
Из Следственного Комитета.
XIII.
Владимир Берест вниз глядит.
Там возле входа постоянно,
Имея очень строгий вид,
Стоят (что, в общем-то, не странно),
Пять полицейских - все, как прежде,
В опрятной форменной одежде.
Вдали, где из кустов ограда,
И рядом: прямо вдоль фасада,
Попарно ходят патрули;
А там, где Богаткова тело,
Ещё лежит, свершают дело,
Криминалисты, и в пыли,
Находят что-то; собирают;
В кульки, в пробирки помещают.
XIV.
Вот мимо патруля Юргин,
Прошёл, и сделал наставленье;
Вот следователь - важный чин,
Дав своим людям поясненье,
Шагая спешно до крыльца,
Проследовал, уж, внутрь дворца...
Тут в двери спальни постучали;
Немного ручку повращали...
Владимир подошёл, открыл,
Вращая ключ неторопливо;
Зевая иногда сонливо,
Но, всё ж, увидев, рад он был,
Что заявился Пастухов,
Весь в облаке мужских духов.
XV.
Он свеж и бодр, хотя не спал,
Побрит, наглажен, в настроеньи,
Как-будто вовсе не устал,
Всю ночь стоявши в оцепленьи.
"Ну, как ты? Выспался немного?"
Спросил он сразу же с порога.
"Куда там," - Берест отвечал.
"...Ночей я хуже не встречал.
Разбит. Ведь я не спал совсем.
Всё мысли непрестанно бродят.
С ума меня вопросы сводят:
Кто? Как? И отчего? Зачем?
В бессмыслице не разобраться.
Легко в ней можно потеряться."
XVI.
Раскрывши у окна фрамугу,
Чтоб свежий воздух ободрил,
Владимир обратился к другу,
Завесу тайны чтоб открыл.
Максим, слегка пожав плечами,
Ответил: "Разберутся сами.
Своя там заварилась каша.
Увы, подследственность не наша.
Степан с своими помогает,
Сейчас сотрудникам "СК".
Развязка, видно, далека...
Так наш Семёныч полагает.
Как им клубок тот размотать?
Не представляю! Что гадать?!"
XVII.
"Неужто, нет совсем просвета?"
"Об этом рано говорить.
Им быстро не найти ответа...
А нам со всеми здесь пробыть,
Придётся, явно, пару дней."
"Уж, лучше б, знаешь, поскорей!"
"Скорей? Конечно! Понимаю!
Но только, всё ж, не обещаю.
Сам видишь, с раннего утра,
Все на ногах, все "землю роют".
Старанья, если же утроют,
И ППС, и "опера",
И "следаки", то всё равно,
Добраться к сути мудрено!
XVIII.
Работы непочатый край.
Вопросов больше, чем ответов.
Попробуй, ребус разгадай,
Коль даже дельных нет советов.
Мы можем отдохнуть пока.
Сегодня люди из "СК",
Допросы с теми проведут,
Кто находился ближе тут,
Вплотную к месту преступленья.
Ну, а до нас с тобой черёд,
Не скоро, видимо, дойдёт.
Ведь мы от места убиенья,
На растояньи находились,
И приближаться не стремились."
XIX.
"Ну, что же, ладно. Подождём.
Я, всё ж, на лучшее надеюсь,"
"Быть может, поедим, пойдём?"
"Пойдём. Я только лишь побреюсь."
"А после, что собрался делать?"
"Да, надо кое что доделать:
Узнать про женщину одну,
Иначе, так и не засну;
Опять вопросом мучим буду."
"Тебе б всё в сыщиков играть!
Желаю быстро отыскать -
Свершиться поскорее чуду!
Ты, знаешь, я устал чуть-чуть,
Поем, отправлюсь отдохнуть."
XX.
Позавтракав, они расстались.
Владимир в комнатке своей,
Где вещи все его остались,
Не беспокоить чтоб друзей,
Свой новенький совсем смартфон,
В котором, если честно, он,
Пока что плохо разбирался,
Хоть с прилежанием старался,
Взял с нерасправленной кровати,
В которой ночью он лежал;
В которой сон свой поджидал;
И так, наверно, шутки ради,
Не думая озорничать,
Узнав, как камеру включать,
XXI.
Включил на запись аппарат.
Свершить готовясь путь свой трудный,
Перепроверил всё стократ.
Его в пиджак, в карман нагрудный,
Засунул камерой вперёд.
Авось, никто и не поймёт,
Что он здесь запись производит.
Пусть думают, бесцельно бродит;
От скуки к людям пристаёт,
Беседу завести пытаясь;
Быть вежливым всегда стараясь;
Глядишь, и номер сей пройдёт:
Даст массу новых наблюдений,
Не вызывая подозрений.
XXII.
Покинув комнату жилую,
Владимир вышел, чтоб пройтись.
Он, помня мысль свою былую,
О женщине, хотел плестись,
По всем дворцовым коридорам,
Украшенным лепным декором,
Сначала медленно, неспешно,
Надеясь, встретить неизбежно,
Ту даму в белом платье с шлицей,
Что, будто, находясь в тени,
От Богатковых чуть вдали,
Смотрелась средь других царицей,
На этом празднике большом,
Пленяя скрытым куражом.
XXIII.
Но все попытки были тщетны.
Гостей, идущих парой, врозь,
Где дамы были не приметны,
Ему лишь повстречать пришлось.
Нет, всё не то. Не те встречались.
Не те повсюду попадались.
И он разочарован был;
Остыл в нём прежний страстный пыл.
Пустою посчитал затею.
Однако, в длинном коридоре,
Он повстречал случайно вскоре,
Лакея. Тот рукой ливрею,
Прижал к груди. Рука устала.
Меж пальцев кровь его стекала.
XXIV.
Лакей прошёл, не говоря.
Шагов с десяток где-то сделал.
Ртом воздух с жадностью беря,
Идти не смог. На пол осел он.
Кровь также капала на пол,
Отметив: он откуда шёл.
Без сил едва от боли ухнул,
И навзничь тут же сразу рухнул.
Владимир закричал: "Сюда!
Скорей на помощь! Помогите!
Звоните в "скорую"! Спешите!"
"Да, что случилось?... Вот беда!"
Уж, голоса других людей,
На помощь звали всех скорей.
XXV.
Когда к ним "скорая" примчалась,
Уж, было поздно. Труп остыл.
И жизнь ещё одна скончалась,
Когда лакей дух испустил.
Уж, не врачи над ним хлопочат,
И что-то меж собой бормочат -
Криминалист, затеясь сим,
Теперь склоняется над ним.
Оперативники поспешно,
Куда кровавый след ведёт,
Глядят. Минуты не пройдёт,
По каплям на полу конечно,
Пытливый устремляя взгляд,
Откуда шёл, определят.
XXVI.
Вот здесь: у комнаты какой-то,
След обрывается. В двери,
Забытый ключ торчит чегой-то?
Что хочешь, заходи, бери!...
С тревогой двери открывают,
И что ж они там наблюдают?
В опрятной комнатке забытой,
На ключ снаружи не закрытой,
Почти по центру на ковре,
Три стула рядышком стоят;
На них привязаны сидят,
Три трупа. На календаре,
Пред каждым день был обведён,
И серым цветом затемнён.
XXVII.
А рядом (видимо, не зря),
От трупов тех окровавленных,
Другие три календаря,
Столь неприкаянно-смиренных,
Лежали: и из всех из них,
Всего лишь только на двоих,
Тот самый день отмечен был.
(Кто его помнил, не забыл?...)
В календаре, что был последним,
Иные месяц и число,
Обведены. Какое зло,
Подстать страданьям многолетним,
Те числа под собой таят,
И источают мести яд?!
XXVIII.
Чтоб опознать тела погибших,
Дворецкий вызван. Суетясь,
Боясь ли трупов, здесь почивших;
Или другое что боясь;
На них стараясь не смотреть,
Успев от страха обомлеть,
Он, очи возведя к горам,
Поведал вот что "операм":
Три убиенных в спальне тесной,
Давно служили в их дому,
Но отчего и почему,
Хозяин волею поместной,
Их больше прочих выделял;
И, как себе, им доверял,
XXIX.
Он сам не ведал никогда;
Не любопытствовал он праздно;
И действовал, притом, всегда,
Своей натуре сообразно,
Поддерживая статус гордый,
Манерой чопорной и твёрдой;
Хозяйством в доме управлял;
На слуг усиленно влиял.
Они все были в подчиненьи,
Лишь у него. Лишь он один,
Чтоб был доволен господин,
Не раздражаясь в затрудненьи,
Их по-работе наставлял;
Всему искусно обучал.
XXX.
Так вот, и тот лакей четвёртый,
Что в коридоре найден был -
"Калач" уже довольно тёртый,
Давно хозяину служил.
Кто с ними учинил расправу,
Устроив для себя "забаву"?
Конечно мажордом не знал,
И даже не подозревал.
Всем видом он давал понять,
Что для него всё это лично,
Столь откровенно безразлично:
Кого-то в чём-то обвинять,
Он не посмел бы никогда.
Всё слухи, вздор и ерунда!