Муж всегда изменял Оле. Можно даже сказать – не просто изменял, а не замечал, не видел в ней женщину, интересную, привлекательную, заслуживающую уважения, для него она была лишь «мать его дочерей», кухарка и клуша, которая квартиру моет.
Он, Иннокентий, женился на ней, потому что мама так приказала - властная, строгая, высокая и статная Нонна Марковна, председатель городского профсоюза, и потому что возраст его уже подходил к критическому, маячили уже на горизонте лысина и сорокалетие, и потому что пора настала прекращать гульки и веселые приключения, последствия которых приходилось разруливать Нонне Марковне, используя крепкие партийно-профсоюзные связи и толстый кошелек… Мама же и нашла ему эту Олю – учительницу, лет на десять младше Иннокентия, ступившую уже одной ногой в почетное звание «старой девы».
Как поженились «молодые» без любви, так и жизнь потекла мутной по весне речкой, страсти не было, дети не получались, Иннокентий содержал пару подруг на стороне, не особо таясь от жены и хвастая любовницами перед друзьями. Оле говорил – «Ты же знаешь, что я тебя не люблю, какие претензии?», и прятала она свои претензии в ящик для белья, подальше, поглубже, за грязные его носки. А и правда – кому она была нужна, не особо красивая, не очень приветливая, хмурая, неулыбчивая…
Но видимость семьи и добропорядочности нужно было как-то поддерживать, решили удочерить девочку, взяли из детского дома брошенного ребенка какой-то очень-очень дальней родственницы Кешиной, и не прошло и года, как пара выносила из роддома уже свою, родную малышку. Оля приобрела смысл жизни, Иннокентий в дочках души не чаял, никогда их не разделял, любил и баловал одинаково.
Олина очередь теперь стала двенадцатая – после девочек, мамы, сестры Иннокентия с племянницей – девочкой-инвалидом, присматривать за которой умирающая Нонна Марковна дала сыну наказ – «Обещай мне, что не оставишь сестру с дочкой одних!», работа, друзья, поездки, горы, море, женщины – стареющему Иннокентию было чем заняться.
Оля привычно терпела, молчала, была классным руководителем у своих девочек-погодок, но смотрела иногда в зеркало, и злость заволакивала серым туманом некрасивое отражение, усталые глаза, бесцветные губы, пустоту…
Как-то неожиданно дочки выросли, Иннокентий оплатил им хорошее образование, купил по небольшой квартирке у моря, но обе девочки упорхнули за границу – одна работала, другая замуж вышла. Иннокентий, у которого всегда было много денег, разрешил себе не работать, жил периодически в дочкиных квартирах, с женой общался только по телефону. Оля осталась одна, и вдруг взбрыкнула – похудела, записалась на «танец живота», купила красные брюки и пиджак в крупные цветы, пионы, кажется, и – о боже! – завела себе хахаля!
Иннокентий аж присел от неожиданности, когда узнал, что Ольга ушла к какому-то Жене, строителю, ремонтом квартир занимающемуся! Она и вправду ушла, но ненадолго, потому как случился в скором времени у Жени инфаркт, Оля бульоны в больницу носить не захотела, вернулась восвояси, Женя отошел в мир иной без ее тепла и заботы, а гордый Иннокентий простить жену не смог. Ведь что позволено Юпитеру…
Не виделись, не созванивались – незачем. Изменения в поведении и состоянии Ольги заметить было некому, да и списались бы они на старость, поэтому сгорела она от опухоли мозга месяца за три. Иннокентий похоронами заниматься не стал, лишь деньги дал и указания о кремации, укатил с друзьями в Абхазию. Девочки из-за границы лететь не захотели, попросили прах Олин на две урны разделить и выслать им, СДЭКом, например… Они потом приедут, в наследство вступать…
Все устроили учительницы из Ольгиной школы, проводили, помянули, поплакали, все как полагается. «Как плохо умирать одинокой…» - печально говорили они…
Как плохо жить одинокой…