Димон был злой.
Лерка обиделась и упёрлась к маме. Причём, конкретно так упёрлась. Даже сапоги замшевые забрала. Светло-бежевые... А на улице, между прочим, август. На хрена ей сапоги в августе?!
Ну, да! Да! Димон согласен! Возвращаться за гитарой в четыре утра было неправильно. Не всегда искусство способствует укреплению отношений.
Но он же позвал Лерку с собой. Кажется... Он это плохо помнит, но, кажется, позвал. Но она отказала.
Димон тщательно изучил себя в зеркале. Да, сковородкой отказала. Что там она кричала? Что-то про потраченную молодость.
Да ладно! Он же не какой-нибудь пьяный монстр. Подумаешь, в прихожей громко споткнулся... Но ведь встал же! Смог вернуть себе вертикальное положение! И даже за дверь почти ровно вышел. Только гитара об косяк хрястнулась и, наверное, от отчаяния взяла си бемоль в третьей октаве.
Лерка, конечно, хотела Димона остановить... Кажется... Но она же знает, что если Димон вышел на тропу вокала, то тормозить его бессмысленно и неконструктивно. Если Димон захотел петь, то остановить его сможет только встречный локомотив.
Ну и всё!.. Утром, когда Димон вернулся, чемодан уже демонстративно был раскрыт и символизировал девичью фамилию.
Уходя, Лерка немного пороняла на пол вещи... хлебницу там... пару тарелок. Но Димон не услышал. Он чувствовал себя разбитым, глубоко непонимающим смысл бытия. И в это время как раз припадал к живительной струе в ванной комнате. То есть ухода супруги не заметил.
Потом он, конечно, пытался ей позвонить, но было уже поздно: светло-бежевые замшевые сапоги исчезли, а телефон стал недоступен.
Вообще-то Димон Лерку любил. Соседка Галя с пятого этажа при встрече неоднократно пыталась убедить его, что это нелепо. И нечестно по отношению к другим женщинам. Но Димон на пятый этаж не ходил. Высоко. Да и ноги у Гали так себе. У Лерки красивее.
Димон представил Лерку в светло-бежевых замшевых сапогах и почувствовал, что осиротел...
И окончательно разозлился. И закрыл дверь на защёлку. Пусть теперь потопчется в подъезде!.. А он подумает, открывать или нет.
Хотя, конечно, если Лерка взяла свои сапоги, а на дворе август...
А потом в дверь позвонили. Обиженный Димон как раз чаёвничал. Четыре ложки сахара и кусок маслянисто-жёлтого сыра на ломте французского багета скрашивали его страдания и тоску по Лерке.
Он отправился в прихожую прямо с кружкой и бутербродом.
— Ну и кого там у нас принесло такого красивого? — иронично поинтересовался из-за двери,
По фразе "Ну ты! Козёл! Хорош выдрючиваться, дверь открой!" сразу стало понятно, что это не Лерка. Не сказать, что такое выражение было ей категорически не свойственно, но голос был хоть и высокий, но мужской. Димон сунулся к глазку.
На лестничной площадке стояли двое. У одного была бритая голова и большие розовые уши, у другого — колхозная кепка как у попугая Кеши. Растянутые треники с пузырями на коленях указывали на неопределённость социального статуса.
— Вам кого? — всё ещё из-за двери скромно поинтересовался Димон, отхлебнув ароматного сладкого чая.
— Тебя, козёл, тебя! Кому сказано, открывай! — скомандовал из-за двери ушастый.
"Неужто, бандиты?" — предположил Димон, но всё-таки засомневался.
Нынешний кинематограф развёрнуто и подробно освещает традиции уголовного мира. Поэтому Димон считал, что неплохо информирован.
Порядочные бандиты не вякают оскорбления в замочную скважину. Они бьют с разворота в дверь ногой в ботинке от Тимберленд и заходят не стесняясь хозяев. У них за ремнём на спине переделанный травмат, а в руке паяльник. И они пытают так, что не стыдно и внукам рассказать.
Дальше по сценарию должна быть драка с пальбой и акробатическими этюдами. Нужно уронить всю посуду, застрелить зеркала и выбросить в окно обеденный стол.
Димон расстроился. Стол у них был новый. Выбирала его Лерка, и стоил он как годовой бюджет Буркина-Фасо. Но Димон не возражал. Все говорили, что у Лерки хороший вкус.
И-и-и-и-э-э-э-э-э-эх-х!..
Теперь вот она ушла...
Да ещё и два каких-то гопника хотят обидеть. При этом, у них наверняка даже паяльника нет, не говоря уже о травмате.
Димон вдруг вспомнил Леркину попу. Упругую, бархатистую, сорок шестого размера. Вздохнул горестно, поставил на обувную полку кружку с чаем, открыл дверь и спустил гопников с лестницы. И улыбнулся вслед сентиментально и скромно.
Гопники катились вниз и, словно осенние яблоки, глухо стучали головами об ступеньки...
Через полчаса в дверь ударили ногой. И явно в башмаке на толстой подошве.
Димон как раз пытался дозвониться до Лерки. Лерка была по-прежнему "недоступна". Тёща трубку взяла, но велела разбираться самим, Лерку не позвала и на прощание сказала матерное слово.
Димон опять расстроился.
И тут в квартиру, игнорируя замок, совершенно невежливо ввалился какой-то мордоворот в рыжих ботинках.
"Не иначе, как Тимберленды," — удивился Димон.
Паяльника, правда, он не заметил. Но в соответствии с законами жанра визитёр держал пистолет. Правой рукой. Левой он держал за ошейник питбуля размером с гималайского медведя. Питбуль угрюмо сопел и скалил на Димона свои моляры и премоляры.
Димон догадался, что пришли выбрасывать стол.
"Ну что за день!" — подумал он огорчённо и нехотя запихнул телефон в карман.
Наличие в кадре собаки несколько нарушало привычный сценарий. Но стол было жалко. Да ещё Димон абсолютно точно знал, что Лерка не одобряет квартирное животноводство. Поэтому, хотя сам он собак в принципе любил, питбуль из квартиры вылетел первым. Возмущённо скуля и подгавкивая, он понёсся вниз по лестнице, старательно поджимая купированный тыл. Следом, цепляясь пистолетом за перила и неистово ругаясь, покатился по ступенькам владелец Тимберлендов.
Следующие два часа Димон ремонтировал дверь. Ему давно уже не удавалось провести время столь насыщенно. К тому же образ ушедшей жены неотступно преследовал и дразнил эротичными формами.
Димон всё ещё был уверен, что она несерьёзно и вот-вот вернётся. Унесённые к маме светло-бежевые замшевые сапоги, конечно, настораживали, но были не до конца убедительны.
"Всё-таки август, не июнь. До осени же рукой подать. — уговаривал себя Димон и лихорадочно орудовал отвёрткой. — Не дай бог, Лерка прямо сейчас явится," — пыхтел он, поспешно приколачивая дверную обшивку.
Когда Димон закрутил последний шуруп, прибежал соседский пацан и сообщил: какие-то дяди просили передать, что ждут его во дворе за песочницей. Вновь запахло мордобоем. Только что починенная дверь жалобно скрипнула.
"Ну что за день!" — опять подумал Димон и... попёрся на детскую площадку...
Потом, в полиции, он долго и красноречиво объяснял участковому капитану, как целых полдня противостоял криминалу.
Участковый в ответ вёл среди Димона разъяснительную работу о том, что негоже портить муниципальное имущество.
Грибок из песочницы восстановлению действительно не подлежал.
Прочих участников инцидента подняли, отряхнули, вправили что вправилось, остальное отломали и выбросили. Оказалось, что они ошиблись. И Димоном, и подъездом.
И от радости, что этот Димон не стал предъявлять им за дверь и свою порушенную психику, они взялись приобрести новый грибок в счёт почившего и максимально быстро испарились с глаз участкового.
Вечером вернувшаяся домой Лерка застала Димона поющим.
— Я не люблю, когда наполовину! Или когда прервали р-р-разговор! — воинственно голосил он и выжимал из гитары горячечную страсть, а потом вдруг резко переходил на трогательную лирику: — Милая моя, солнышко лесное! Где, в каких краях встретимся с тобою? — и внезапно снова начинал горланить задиристо и непримиримо: — Я не люблю себя, когда я трушу! Уж лучше пусть откажут то-р-р-рмоза!!!
Воистину! Если Димон захотел петь, то остановить его мог только встречный локомотив.
© Окунева Ирина
Тут такой казус вышел:
Когда я уже закончила этот рассказ, мне понадобилось полистать кое-что среди старенького. Я принялась листать, и нашла, что я, сама того не ведая, написала продолжение к рассказу "Если друг оказался вдруг..." Рекомендую! Он тоже прикольный.
И, если кому понравилось, то приглашаю подписаться на мой канал. Здесь тепло и уютно, можно пообщаться с хорошими людьми и почитать весёлые добрые истории. Иногда про меня, иногда про кого-то ещё.
Вот здесь пост-знакомство. 😊