Страстной бульвар
9 сентября в Москве было холодно. По Страстному бульвару бежали в сторону Петровки сухие жёлтые листья с зелёными прожилками и чёрной бахромой по краям. Глядя на них я думал, что впервые в Москве у меня много свободного времени, я никуда не бегу, никуда не опаздываю как эти суетливые листья сейчас.
В выходной день, который совпал с празднованием 876-летия Москвы, ещё месяц назад у меня были запланированы посещение охотничье-рыболовной выставки днём и просмотр спектакля вечером. Но планы внезапно поменялись, после того, как накануне вечером я наткнулся в ленте ВК на приглашение побывать в закулисье театра «У Никитских ворот». Сильнее я обрадовался бы только предложению совершить паломничество в собор Святого Петра в Ватикане. Я мгновенно записался и успел-таки попасть в группу из 25 счастливчиков, которые первыми в этом сезоне проникли в святая святых. Охотничье-рыболовную выставку пришлось пропустить, о чём я не жалею по нескольким причинам: во-первых, я на ней уже был весной (она проходит дважды в год), а, во-вторых, будут ещё и другие охотничье-рыболовные выставки в этом году. А вот посещением сокрытых от зрителей пространств любимых театров судьба балует не часто.
Экскурсия назначена была на 15.00. Электричка до Москвы по выходным ходит с таким интервалом, что приезжаешь или слишком рано, или впритык с риском опоздать. Естественно, как человек исключительно благовоспитанный и пунктуальный я выбрал первый вариант. Поэтому свободного времени у меня в запасе оказалось более двух часов.
Вообще, так получилось, что все мероприятия в этот день у меня были практически в одном месте. Сначала экскурсия в театре на Никитском бульваре, затем спектакль в саду «Эрмитаж».
Добравшись на метро да Страстного бульвара, я пообедал в «Бургер Кинге». В этот день я, наконец, разобрался, как тратить накопленные «короны»; за год их у меня скопилось много, поэтому моя банковская карта почти не пострадала.
После обеда я неспешно прогуливался по Страстному бульвару, предаваясь философским размышлениям о Москве. Есть такие словосочетания: «покорить Москву», «завоевать столицу». Их употребляют люди, которые хотят приехать сюда и обрести величие, богатство и успех. В последнее время я даже был невольным свидетелем того, как некоторые успешные блогеры в режиме стримов на Ютубе транслировали процесс завоевания метрополии. Иногда было очень смешно. Особенно когда решительный воинственный «покоритель» из Перми или Уфы сходу, ещё у трапа самолёта разбивался о весьма беспристрастную, деловитую, прагматичную московскую обыденность. И через неделю недоумённый, озлобленный и финансово опустошённый возвращался к себе в уютную и гостеприимную провинцию. Глядя на таких завоевателей я всегда думаю: а где любовь? Почему покорителями Москвы движет только стяжательство и ощущение собственного всемогущества. Бытует такой миф, что Москва любит сильных, уверенных людей; что у неё нет души; что она не верит чувствам и слезам. И очередной её покоритель уже изначально настроен на то, что вокруг такие же, как он циничные и бездушные завоеватели. Но это не так. Москва верит в любовь, чувства и даже (вопреки стереотипам) верит слезам. Москва – это большой, старый, сентиментальный город, истоптанный за многие столетия великими людьми, каждый из которых оставил в ней что-то после себя. Не торопитесь покорять Москву. Остановитесь, снимите шлем конкистадора, оглянитесь вокруг: тут каждый дом имеет свою историю, мемориальные доски на стенах можно читать как книги. Проникнитесь благоговением к людям, которые тут жили задолго до вас. И которые любили Москву, поэтому она их и приняла. Я думаю, Москву нельзя завоевать грубой силой. Москва – это город для тех, кто всей душой любит её. Кто не мыслит себя вне её. У кого нет (или по каким-то причинам не стало) другой Родины, а есть только она. Вот таким людям она доверится, таких людей она приютит.
Я думал обо всём этом, неспешно гуляя по Страстному бульвару, который упёрся в Тверскую улицу. По подземному переходу я перешёл на Тверской бульвар и там мысли мои перескочили на другую тему. Уже не о любви человека к городу, а о любви мужчины и женщины.
Тверской бульвар
Есть такая интересная особенность: когда ты одинок, кажется, что все вокруг, словно бы назло тебе, разбиты по парам. И ты среди этих счастливых пар что-то инородное. Это, конечно, не так, одиноких людей тоже очень много, но обращаешь внимание чаще всего на пары. Как бы мне хотелось слукавить, но я скажу с предельной искренностью: я завидую им. Понимаю, что зависть – не лучшее чувство, но ничего не могу с собой поделать. Надеюсь, это хотя бы белая зависть.
Когда смотришь на эти счастливые пары, возникает недоумение: почему они вместе, а я один? У меня что – три руки? Или три ноги? Что во мне не так, если я уже три года один? Может быть, я слишком стар? Но, никто и никогда не угадает мой истинный возраст, пока я сам его не скажу, потому что выгляжу как минимум на 10, а то и на 15 лет моложе.
И вот я вижу, как идут по Тверскому бульвару под ручку пожилой неуклюжий и задумчивый профессор в старомодных роговых очках и двадцатилетняя его ученица (отличница, разумеется). И она не тяготится их связью, поверьте мне. Она даже в какой-то степени счастлива с ним, а про него я уже и молчу. Может быть, я слишком уродлив? Почему я всю жизнь был избалован женским вниманием, легко влюблял в себя женщин прямо на улице, в электричках, не говоря уже о более пригодных для этого местах, а сейчас они словно не видят меня? Редко кто удостоит улыбкой в метро или в театре. Но вот мне навстречу идёт низкий кривоногий орангутанг с рыжими волосами, покрывающими уши и массивные надбровные дуги; с волосами, торчащими из-под воротника и манжетов рубахи и уныло свисающими с подбородка. Только покатый сплюснутый череп лыс и зеркально поблёскивает. Рядом с ним выше его на две головы элегантная Аэлита с большими, красивыми и умными глазами. Красавица и чудовище. Но я не вижу страданий или хотя бы дискомфорта в её глазах. Она счастлива с ним и это чувствуется.
Счастливы худощавый и сгорбленный ботаник с узким вытянутым лицом, покрытым крупными прыщами, и его спутница роскошная блондинка с шестым размером груди. Все счастливы, кроме меня.
В чём секрет моего невезения? Я, конечно, интроверт, и люблю тишину, но я физически страдаю от абсолютной пустоты рядом с собой. Я никогда не был одиноким. Я до сих пор не могу заснуть в одиночестве. И пока не завёл собаку, у меня была жуткая бессонница. Сейчас мы спим с ней в обнимку.
Как бы ни банально это не звучало, но секрет в деньгах. Даже не конкретно в деньгах, а в некоей финансовой стабильности. Вот этот «ботаник» вероятно работает программистом в каком-нибудь Министерстве и ежемесячно получает 250 тысяч рублей плюс квартальные и годовые премии. И так из года в год. Он не просто состоятелен, он предсказуемо состоятелен. С ним можно планировать жизнь: брать ипотеку, автокредит, заводить семью. С ним всегда будет уверенность в завтрашнем дне. «Орангутанг» владеет сетью автомоек, которые отжал у лучшего друга. Да, непривлекателен с виду, да одна извилина (и та след от фуражки, оставленный в бытность службы прапорщиком МВД), зато богат, силён и агрессивен. Он незамедлительно «заедет в торец» любому, кто косо посмотрит на его женщину. С таким Аэлита как за каменной стеной: стабильность и защищённость. Профессор – это вообще классика жанра: кладезь знаний и бездонный ларец хороших оценок для любой амбициозной студентки.
А что у меня? Заработок от донатов зрителей, смехотворная монетизация за статьи и редкие гонорары за книги. И нытьё. Бесконечное нытьё начитанного эстета о том, что он ничтожество, что у него корявый слог, что (цитируя фильм «Глянец») он «бездарность и говно». Это самоуничижение, вечное сомнение в своих силах, недовольство собой свойственно любому писателю (подозреваю, что и артисту, и художнику тоже). Читатель видит твою новую книгу, восхищается безукоризненным слогом, яркой обложкой, бумагой, пахнущей типографской краской, видит твой успех, благодарит за твой талант. Но, только любимая женщина ведает изнанку этого труда: годами слышит твоё нытьё, ощущает твою неуверенность, твои сомнения во всём. И надо очень любить художника, чтобы вытерпеть всё это, чтобы успокоить его, убедить, что он не просто гениален, что он самый гениальный их всех когда-либо живших, просто пока его мало кто оценил. Нытьё, муки творчества и финансовая непредсказуемость – вот, что я могу предложить своей женщине. При этом у меня как у любого художника безукоризненный вкус. Меня не устроит дородная тётя Катя с 3-й молочной фермы совхоза «Путь Ильича». Мне нужна муза, Аэлита, или эффектная блондинка (можно и со вторым размером груди), или студентка. Моя бывшая одноклассница Машка Пупкина трижды разведённая, имеющая четырёх взрослых детей и шесть внуков, поддерживающая дружеские отношения со всеми своими бывшими мужьями и любовниками, виртуозно готовящая щи из квашеной капусты и котлеты с жареной картошкою музой моей никогда не станет. И получается конфуз: мне нужна та женщина, которой вовсе не нужен я.
И не то, чтобы я сделал важное открытие. Я давно это знаю. Просто, гуляя по Тверскому бульвару, и рассматривая встречные пары, я развлекал себя рефлексией и самобичеванием.
Никитский бульвар
А тем временем Тверской бульвар плавно перетёк в Никитский. Мне показалось, что он более современный. Здесь имеются не только ресторанчики и кафе, но и разные интересные магазины. Например «Дом конопли», где продаются вещи из технической конопли, и даже имеется небольшое кафе, в меню которого мелькают такие названия, как «Коноплюшка с корицей», которые весьма умилили меня. «Коноплюшка» (слово, производное от «конопля» и «плюшка») стоила 420 рублей ассигнациями. За такие деньги в этом хлебобулочном изделии просто обязаны быть ингредиенты, вызывающие галлюциногенный эффект. Но я не стал это проверять, не являюсь поклонником указанного чудо-растения. Зато не преминул посетить книжный магазин с длинным, напыщенным и немного запутанным названием «Антикварно-букинистический салон «Читальный зал дяди Гиляя». У дяди Гиляя уютно, тихо и безлюдно как в музее. Книг не много, большинство из них в новодельных кожаных переплётах с блинтовым тиснением. Имеется неплохая подборка старых путеводителей и справочников по Москве (магазину с таким названием сам Бог велел). На прилавках под стеклом встречаются издания в тонких обложках. Многие я не запомнил, но был среди них «Дар» Владимира Набокова; если не ошибаюсь, редкое нью-йоркское издание 1952 года.
Мимо дома, где прошли последние дни Николая Васильевича Гоголя, я спокойно пройти не смог. Сфотографировался у мемориальной плиты. К этому дому вплотную примыкает ещё одна архитектурная достопримечательность – большой и широкий как атомный ледокол «Дом Полярников», ему даже посвящена отдельная статья в Википедии. Я смотрел в глаза этому исполину времён сталинского неоренессанса с трепетом человека, всю жизнь увлекающегося полюсами и севером, собирающего книги и почтовые марки на эту тему, и восторгу моему не было предела. Многие известные полярники жили тут. А ещё тут некоторое время обитала булгаковская Маргарита, вернее её прототип (если вы понимаете, о чём я).
Погуляв по Никитскому бульвару, я скрылся в недрах театра «У Никитских ворот», где меня ждала увлекательная экскурсия. Но о ней, а так же о театре «Сфера», который я посетил сразу после неё, я расскажу в отдельных публикациях.
Три бульвара, по которым я гулял холодным днём 9 сентября, входят в комплекс, именуемый Бульварным кольцом. Хотя, с точки зрения геометрии его форма ближе к полукольцу или даже подкове. Кроме вышеприведённых, в Бульварное кольцо входят: Гоголевский, Петровский, Рождественский, Сретенский, Чистопрудный, Покровский и Яузский бульвары. Образованы они на месте Белогородской оборонительной стены, которую за ненадобностью разобрали ещё в XVIII веке. Вот такая удивительная и бесконечная история у города, который я восторженно и безмерно люблю. И который постепенно становится мне родным.