Вчера встретила бывшего, отца детей.
Вернее не встретила. Не знаю, как это назвать. Увидела, как он вышел из магазина Дикси и шла за ним, за его спиной. Видел он меня? Может да, а может, нет.
Он тащил два тяжёлых пакета. В одном был арбуз. Детям понёс арбуз.
И второй пакет, тоже тяжёлый. Продукты в нём тащил, может бухло.
Он очень быстро шёл. Он всегда, когда что-то тащит, очень быстро ходит. Я могла бы бежать его догнать и расспрашивать о детях. Но не стала.
Шла, со странным любопытством прислушивалась к себе. Раньше я его сильно ненавидела. Мечтала, чтобы ушёл, но он не уходил. За то, что не уходит, мечтала убить или чтобы сам умер. Сегодня ничего не чувствовала, совсем ничего. Ни к нему, ни к детям. Никаких эмоций, никакого интереса, как там они без меня. "Как хорошо, что больше мы не живём вместе" - примерила на себя. Нет. Это были просто слова, без смысла. Пустота, ничего. Арбуз несёт, продукты. А я нет. Не содержу их. С любовником живу. Ничего.
Пришла домой, к любовнику. Ужинали, обнимались. Я почти сразу сказала, что видела, как идёт и тащит. Нейтрально отреагировал, хорошо же, детям арбуз.
Занимались любовью. Любовалась им, гладила всего, целовала. Отдавалась ему, кричала от наслаждения. Смеялись, какая у меня выросла большая попа. Нацепил мои трусы на потолочный круглый светильник и они сияли, как большая попа. Но всё равно, была отстранёная, как будто не здесь. Меня уже начало крыть. И я снова мысленно колотила драму. Что у меня дежавю, я прихожу, он играет в такую же игру, как бывший. Я должна готовить и мыть посуду. Не готовлю, покупаю готовое, но это дорого, расточительство. И то, как мы любили друг друга и трусы на люстре, трусижур, это тоже уже было, повтор.
Вдруг пришло откуда-то изнутри, что я боюсь бывшего, очень боюсь, это неконтролируемый животный страх, тоскливая обречённость. Что жизнь без детей бессмысленна. Но я слабая и не могу за них бороться, хочу сбежать, уехать. Что я виновата, не содержу их, покупаю подарки любовнику. Его я тоже боюсь, он такой же, как бывший, как все, всё мне - ничего от меня. То, что он любит, и я его, это просто иллюзия. И нет смысла ни в чём. Виновата. Нужна боль. Не помню как, но вытащила из него, получила. Мой любимый, который вдруг стал мне чужим, говорил, что уйдёт в любой момент.
А я думала, ну и что, пусть. Может и лучше, если уйдёт. Жизнь со мной - это удобная тюрьма для него. Сколько у нас продлится с такими моими закидонами? Да и он подолгу нигде не задерживается.
Велел среди ночи встать и вымыть вилку и чашку. Я мыла и беззвучно плакала от жалости к себе. Вдруг подумала, что зря я так ненавидела бывшего. За невнимание. За то, что видел во мне лишь функцию. Он пахал на тяжёлой работе всё время. Без перерыва. Приходил уставший. Чтобы расслабиться, пил. Ср@ть он хотел на мою драматургию. На то, что мне нужно общение. Для него я была бездельница, стрекоза для муравья. Он не видел и не понимал, что я тоже устаю. Как можно устать, когда не работаешь?
И вот мы оба тащим продукты. Он для детей, я для любовника. А друг для друга не хотели, захлебнулись в этих должен-должна, и в ненависти.
Лежала, не спала. Месила в башке свою колбасню. К. велел встать и поставить на зарядку телефон, чтобы прозвонил будильник и я не проспала, не металась утром как ошпаренная. Лежала и не хотела подчиняться. Говорил, не помню что, а я ему сказала, что он меня не любит. Встала согнутая и несчастная, жалкая, подчинилась, отнесла телефон в прихожую. Он переставил в комнату. Мне показалось, с трудом держится, чтобы не взорваться, он очень взрывной. Но на меня никогда не срывался, никогда. Объяснял, отчитывал холодно, вежливо. Ни одного грубого слова, никогда. А потом звал к себе, обнимал и гладил и говорил, что любит.
Утром проснулась и сразу открыла ЖЖ, посмотреть, как я расту в рейтинге.
Кто-то рос в семь раз быстрее меня, у меня было двадцать пунктов, а у него сто сорок. Ревниво прочла, что пишет. Юмор, воздух, Америка, двадцать лет. Восхищаясь и завидуя, добавила в друзья. Подосадовала, что так не умею, умею только какую-то достоевшину, мрачнятину тяжеловесную. И что вообще я ужасный человек. Графоман-психопат и маньяк-убийца. Для меня люди - статисты. Лишь бы эмоционально раскачать себя и бедных людей, выстроить драму, чтобы было о чём писать. Всё в костёр этому дару, который может и не дар, а больное что-то, травма.
Зашла попрощаться, позвал к себе обниматься. Просила прощения, что я больная мерзкая, просила, чтобы не сердился, целовала его лицо. Он обнимал и гладил, говорил, что не сердится. Ничего не чувствовала, ничего. Только радость, что буду писать. Течение. Тление. Предназначение.