Рано утром, как только забрезжил рассвет, Наташа встала со своей холодной постели в доме бабы Дуси и стала собираться к отъезду.
- Мне бы одеть чего в дорогу попроще, - попросила она. - А купленные вашим внуком вещи, отдайте ему обратно. Не хочу быть никому и ничем обязана. Подберите, что-нибудь ненужное, так как я сюда уже не вернусь и вещи не привезу обратно. Хорошо? И адрес этой вашей Сони мне дайте, там мои вещи у них остались.
- Хорошо, адрес у меня записан, они оставили на всякий случай, а насчёт вещей... Ладно, раз так решила... Но, что же подобрать-то? - баба Дуся задумалась, вытаскивая валенки из-за печки. - Тут у меня есть ботиночки коротенькие, аккурат на тебя. Малы мне и не нужны вовсе, - она надела валенки на свои опухшие ноги и полезла в кладовку. - Пальтишко, сейчас сбегаю попрошу у Рудика, к цыганам. У него было чёрненькое такое, коротенькое... Тоже не носил, старое уже... Я сейчас, за одно забегу к Грише, чтоб проводил тебя на станцию, как обещался, - она выскочила за калитку и скрылась на соседнем дворе.
Утро выдалось солнечным и ярким, а середина февраля оказалась ядрёной, по части мороза. Наташу одели в чёрное мужское драповое пальто, короткое и тяжёлое, на голову нахлобучили шапку-ушанку, тоже мужскую, на ноги обещанные коротенькие сапожки бабы Дуси. Она вышла за калитку на улицу, крепко обняла девушку на прощание, махнула им с дедом рукой, а потом догнала их у поворота за забором и тихонько, чтобы только слышала Наташа, проговорила:
- Ты зла на Соню, не держи. Она и сама бывает не в себе. Потому как в притон, когда-то ещё лет десять назад, её продал муж-депутат за долги. Задолжал он тогда нашему Роману большую сумму, жить всё красиво хотел, да рассчитаться не смог, вот они и сговорились... А потом она во вкус быстро вошла, талантливая оказалась... Но, я тебе ничего не говорила, поняла? Ну, иди с Богом! - она снова обняла и поцеловала остановившуюся было Наташу и подтолкнула её вперёд, догонять ушедшего на приличное расстояние от них, деда Гришу.
Небо быстро затянула плотными облаками зимняя пелена, пока ехала в электричке, и выходя на станции Лось, девушка почувствовала нервную дрожь, но быстро собралась и пошла по вязкому снегу к блочной девятиэтажке. Она подняла голову и огляделась по сторонам - точно, тут вот её сажали в такси недалеко от станции, и она это хорошо помнила, вот и дом... Наташа шла по снегу тяжело, все её движения были замедленны, пальто сильно тянуло вниз своей толстой подкладкой, в конце пути уже у подъезда, она сняла с себя пропахшую табачным дымом шапку и зажала её в руке.
Андрей был дома, у него сегодня был выходной день после ночного дежурства. Он как раз только что вышел из спальни в разобранном виде, когда раздался протяжный звонок в дверь. Соня выглянула с кухни, где она готовила свой поздний завтрак перед работой, сегодня она выходила в магазин, куда устроилась совсем недавно, попозже, так как была суббота.
Жигулин, не заглядывая в глазок, с заспанным лицом щёлкнул замком и распахнул дверь настежь. И тут в неожиданности он отпрянул от двери и ринулся из коридора в комнату. Соня не поняла сперва, чем вызвана его такая реакция, но потом тоже, забросив полотенце в угол кухни, она, прижимая руки к груди, пошла за ним и встала в арке. Наташа, растрёпанная в расстёгнутом чёрном мужском пальто стояла в коридоре и пристально смотрела на испуганного Жигулина. Потом молча прошла за ним в комнату, встала рядом и с ходу залепила ему звонкую пощёчину, потом ещё и ещё одну... Она била его по лицу на отмашь, отбросив свою шапку, а он так же молча отходил от неё к балкону, пока девушка не упёрлась в него руками и не схватила за ворот пижамы и рванула его на себя. Полосатая рубашка в её сильной руке порвалась на клочки с треском, и тогда, Наташа будто бы опомнившись, остановилась, толкнув его кулаком в грудь на последок. Она обернулась к стоявшей в коридорной арке Соне, которая с интересом наблюдала за этой сценой, но вмешиваться не торопилась. Ей даже было приятно, что Андрея наконец-то поставят на место, это было видно по её улыбчивому и довольному лицу. Жигулину было не до улыбок, он стоял у балконной двери и тёр припухшие и покрасневшие щёки, изумлёнными глазами рассматривая появившуюся из небытия Наташу. Они оба поняли, что произошло - и Соня, и Андрей. Егорова пришла в себя и теперь перед ними стояла прежняя Наташа и с гневом в глазах, смотрела на них обоих. Она не стала долго ничего объяснять, а произнесла низким и чётким голосом обращаясь к Жигулину:
- Вещи мои собери!..
Он постояв ещё немного, растерянным и оторопевшим, убрал руку от лица и кинулся в маленькую комнату. Он загремел гардеробными створками и вскоре появился на пороге с тяжёлой спортивной сумкой и постаивл её к Наташиным ногам.
- Тут и документы твои, - робко сказал он, опустив вниз глаза.
Наташа Тяжело вздохнула, поправила и застегнула своё чёрное пальто, нахлобучила шапку и подняла с пола свою сумку. Она хотела было пройти в коридор, но взглянула на стоящую Соню и остановилась.
- Не могу понять только одного, зачем вы притащили меня в свою квартиру? - спросила она с ухмылкой и обернулась к Андрею: - Что, лавры Мандельштама покоя тебе не дают, решил его переплюнуть? Ведь это он жил с двумя дамами одновременно, не так ли?!
- Не так - раскрасневшись ответил Андрей. - Его жена, скорее, была любовницей этой Ольги Вакслер, а он лишь принимал её у себя в квартире. Но, не спорю, жили они вместе, если учесть прежние нравы, то в этом не видели никакой крамолы.
Соня прыснула в кулак и замотала головой:
- Нет-нет, у нас совсем другая ситуация возникла, но ты можешь не поверить теперь... Хотя, если твой дядя окажется честным, он расскажет всё своей жене, - она переступила с ноги на ногу. - Когда уехала домой твоя мама вместе с тётей Тоней, этот самый Павел хотел тебя отдать в психушку, а мы не дали... Вот и пришлось перевести тебя к нам, сюда!
- Почему? - Наташа опустила сумку и подошла к Соне вплотную. - Почему они уехали вместе? Что произошло?
Они с Андреем переглянулись и Соня уже тише ответила:
- Тебе лучше узнать об этом не от нас, а дома... Поезжай в Текстильщики и там тётя тебе всё расскажет, - она порылась в кармане халата и нащупала там мятую бумажку трёхрублёвой купюры. - Я сейчас тебе вызову такси, чтобы ты по всей Москве в этом вот прикиде не моталась, - она с усмешкой посмотрела на Наташино пальто и пошла к телефону.
- Мне от вас ничего не надо, - ответила девушка и строго взглянула на женщину, вновь поднимая свою сумку и проходя к двери.
- Постой!.. Вот упрямая какая! Я же хочу помочь, - и Соня настойчиво стала звонить в таксомоторную службу города.
- Так, а где моё пальто и вся верхняя одежда? - мотнула головой Наташа.
- Там всё, в сумку Андрей сложил, но можешь достать и переодеться, - ответила Соня и ещё раз оглядела Наташин наряд.
- Не когда, - ответила та и, толкнув входную дверь, стала спускаться вниз по лестнице.
Они вышли из подъезда и стали ждать машину. Егорова искоса поглядывала на стоявшую рядом Соню, в наспех накинутой куртке на домашний халат.
- Мама ещё в Приморске? - спросила она упавшим голосом.
- Да, она не возвращалась, а тётя уже приехала. Вот там с ней и поговорите, а то ещё снова потеряешь рассудок, что мы тогда с тобой тут будем делать?! Опять останемся виноватыми? - её слова заронили в сердце Егоровой странный холодок.
Когда садилась в машину, то снова взглянула на Соню и заметила на её лице отпечаток чего-то непоправимого.
Всю дорогу, пока ехали в Текстильщики, Наташа прикидывала и так и этак причину отъезда её мамы обратно в Приморск. Она лишь могла прийти к одному выводу: маму туда вызвали, возможно, как свидетеля по делу о её похищении. Она полагала, что следствие уже вышло на фигурантов, но чем мама там могла помочь установлению истины? Вопросы крутились в голове и разрывали виски. Она поминутно тёрла их, испытывая сильную головную боль. "Только бы тётка была дома, а не на работе, - мелькали мысли, - только бы её застать!" С дядькой говорить, почему-то, совсем не хотелось. Нет, она не поверила Соне до конца о его роли в истории с переездом Наташи в их с Андреем квартиру, но что-то говорило в пользу этой версии. На её счастье, тётя уходила сегодня во вторую смену в свой детский сад, и девушка застала её на месте.
Антонина Михайловна уже собиралась на работу, когда к ней неожиданно вошла племянница с тяжёлой сумкой в руках. Женщина охнула и присела в коридоре, прямо на обувную тумбу. Наташа трясущимися руками крепко обняла её за шею и тут же спросила про маму.
Они прошли в комнату и сели на диван, Наташа сняла своё тяжёлое пальто и внимательно смотрела на тётку, ожидая от неё ответа и та не стала медлить, а быстро скороговоркой поговорила:
- Наташа... смирись, девочка - твоего отца похоронили 31 января, - она откашлялась в кулак и отвела глаза в сторону.
- Что-о?! - Наташа поднялась на ноги. - Инфаркт?
- Нет, сядь пожалуйста...
Антонина Михайловна стала рассказывать, холодея от ужаса, не зная, какой реакции сейчас можно ждать от племянницы, после её недавнего пробуждения.
Тётя Тоня стояла и с грустью смотрела на Наташу. Девушка, после услышанного, сидела на диване, низко склонив голову и придерживалась одной рукой за деревянную спинку, вторую она прижимала к лицу. Переварить услышанное было тяжело, но и впасть в прежнее безумие, Наташа не хотела. Она инстинктивно цеплялась за реальность и пыталась удержаться в своём обычном состоянии, не скатиться с дивана и не упасть в обморок. Ей в этом очень помог нашатырь, который тётя услужливо ей сунула прямо в нос. Егорова отпрянула в сторону, а потом уже совершенно осознанно огляделась.
- Ты когда домой теперь поедешь? К врачу ведь тоже надо будет тут зайти, ведь мама с тобой часто ездила к этому Ершову... Я адрес дам, - тётя осторожно задавала ей наводящие вопросы.
- К врачу пойду, а домой... не поеду. Не могу! - Наташа залилась слезами. Она плакала тихо, без надрыва, постепенно выдавливая из себя свою чёрную и глубокую скорбь. - Как я туда приеду теперь?! Как буду ходить по тем улицам и паркам, где мы с папой гуляли? Ведь я там на месте, опять сойду с ума... Лучше не надо, пока... на могу! - она вскочила и уткнулась тётке в плечо.
Та развернула её к себе и прижала к груди:
- Правильно, оставайся! Документы при тебе и работа будет.
- Да, - Наташа вскинула голову и вытерла мокрое лицо ладонью, - я не буду вам обузой и нахлебником... Могу устроиться на работу по своей же специальности, если врач даст такое разрешение.
- Ты, о чем это? - тётка настороженно взглянула ей в глаза.
- Мой блокнот у вас не остался, а вдруг? - Наташа встрепенулась. - Там есть номер телефона человека, у кого я проходила практику в конце учёбы, следователь Топорков. Он всё время меня уговаривал остаться в Москве, а потом перед отъездом сказал, чтобы я к нему обращалась, если надумаю вернуться.
- Там твои записи, - тётка кивнула на маленькую комнату. - Много их, и тетрадки, и блокноты... я ничего с тех пор не выкинула. Всё думала, что приедешь и заберёшь. А вдруг сгодятся ещё! Дочка, когда отучилась и замуж махнула, я и то все её книжки и тетрадки не выбрасываю, - Антонина Михайловна встала и прошла в маленькую комнату к столу у окна, встала рядом с книжным шкафом и полезла на верхнюю полку.
Когда нашла нужный ей номер в своём уцелевшем блокноте и привела себя в порядок, Наташа подошла к телефону: - Я сейчас же ему позвоню!
Тётка всплеснула руками:
- Погоди, остынь сперва!.. Пойди вымойся с дороги, а то там в доме этом деревянном, небось и воды-то не было, отдохни, а тогда уж и будешь икру метать... А мне на работу собраться нужно, а то опоздаю!
Всю ночь, почти до утра, тётка с дядей Павлом ругались в кухне, плотно прикрыв дверь с прозрачным стеклом посередине. Тени метались из угла в угол и склонялись по стене вместе с равномерными голосами хозяев квартиры. Наташа лежала без сна и прислушивалась к этим разговорам. Ей было не по себе от мысли, что она уже не знает этих людей. Не смотря на пять лет жизни в их квартире во время учёбы тут в Москве, теперь они были ей чужими. Да, полтора года многое изменило в их и её жизни, не было прежнего отношения и Егорова чувствовала, что наладить их снова до конца, уже не получится. Павел откровенно боялся её присутствия в их доме по объективным причинам. Во первых - мать с ней приехала прятаться сюда от преследования, которое возможно было там в их родном городе. А где гарантия, говорил он часто своей жене, что эти люди сюда не явятся и не причинят им самим вреда? А потом Наташино состояние его откровенно пугало.
- Ты делай что хочешь, но пусть она съезжает от нас... Мы ей поможем, по родственному, деньгами и всё такое, но... - кипятился он и ругал свою жену за нерасторопность. - Боишься ей сказать, а я скажу завтра утром...
- Только попробуй! Я сама скажу, если надо будет. Она моя племянница, к тому же сирота теперь... Я не дам тебе её в обиду! Ты однажды уже воспользовался моим отсутствием и сбагрил девчонку какому-то маньяку, который её чуть не изнасиловал... Будет жить тут, сколько нужно, - говорила тётя сквозь слёзы. - И не надо, Павел, создавать такой между нами раздор!
Раздора в тёткиной семье Наташа не захотела, и как только та ушла рано утром на рынок, потому что был выходной день и в воскресенье она всегда ходила туда за покупками, Егорова собралась и с вещами, не попрощавшись с дядей, так как он ещё крепко спал после бессонной ночи, вышла из дома. Она пошла на автобусную остановку и села в 54 автобус до Капотни, где и проживал её куратор по практике на Петровке -38, следователь Топорков.
Она стояла на первом этаже в подъезде своего куратора по практике в синей куртке и серой вязаной шапочке, старую цыганскую одежду она в тот же вечер, как приехала к Башмачниковым на Ставропольскую улицу, выкинула в мусорное ведро. Получилось очень удачно, когда она заглядывала в лестничный пролёт на второй этаж, удерживая на весу свою тяжёлую сумку, Топорков спускался вниз от своей двери. Он шёл на работу, дежурил сегодня до трёх часов вместо заболевшего товарища. Они поравнялись на площадке у почтовых ящиков и сразу узнали друг друга. Топорков изменился за эти полтора года, сильно пополнел и раздался в плечах. Его обвислые щёки подёргивались, когда в первые минуты встречи, он смотрел на Наташу. В её фигурке, ему показалось, сквозили отпечатки скорби и беды, которую она зажимаясь, не могда высказать до конца.
- Сейчас приедем на работу, и ты всё мне подробно расскажешь, - садясь в свою машину у подъезда, говорил он. - Ты приехала из дома?
- Нет, я из Приморска уже до нового года сюда перебралась... Я расскажу причину, всё расскажу, только вы меня не торопите и дайте возможность всё постепенно и по порядку изложить. А то, я ещё не до конца оправилась от моей болезни, могу путать события, - ответила она.
Но, сидя в его кабинете за чашкой чая, она ничего не перепутала. Была уже вторая половина дня, а Топорков Семён Иванович, всё ещё не мог опомниться от услышанного, он стучал карандашом по столу, что-то записывал у себя в блокноте, кому-то звонил и переговаривался с начальством по громкой связи, потом, грузно откинувшись на спинку кресла, строго взглянул на девушку.
- Привезёшь справку от своего лечащего врача, насчёт допуска тебя к работе. Я дозвонился к нему домой и он срочно примет тебя уже сегодня, придёт к себе в кабинет. Дело не терпит отлагательств и он это понял по моему звонку. Тебе ведь ночевать сегодня негде...А без справки я не могу принять твоё заявление о приёме на работу, а стало быть и в общежитие. Поедешь туда с нашим человеком, чтобы страшно не было, мало ли чего?! Всё-таки психдиспансер!.. Это хорошо, что он в нашем районе, быстрее можно будет договориться. А насчёт жилья, так это мы тебя сейчас же устроим в наше общежитие, как только справку получишь, и сегодня будешь уже на месте, - радостно произнёс он и снова стал кому-то звонить. - После врача, сразу ко мне, будем решать твою судьбу на время пребывания в столице, - он весело подмигнул ей и вызвал к себе молоденького лейтенантика для сопровождения Наташи в поликлинику.
Она радостно поднималась по лестнице, когда бежала из поликлиники обратно. У кабинета Топоркова толпился народ, но она не обращая на это внимания, ворвалась к нему с радостным возгласом:
- Он меня до работы допускает! Врач сказал, что для меня сейчас это будет хорошим стимулом для дальнейшего восстановления. Посоветовал всё записывать в тетрадку, то есть вести своеобразный дневник происходящих со мной событий, а главное моих мыслей... Мысли в тетрадку, как весело! - она через силу улыбнулась, а по сердцу снова разлился кипяток. Она увидела на столе у Топоркова такую же карандашницу, как и у отца. Наташа отвела взгляд и опустилась напротив следователя со справкой в руке.
Она тяжело взбиралась по лестничным пролётам на третий этаж общежития, волоком тащила свою сумку, которая стала совсем неподъёмной за день, мысленно благодарила Топоркова и вспоминала разговор с ним:
- Всё хорошо, - произнёс он, прочитав её справку, - определяю тебя стажёром на две недели в один из райотделов по месту жительства. А там видно будет, возможно переедешь в Подмосковье, там нужны всегда люди, да ещё с образованием. Тут на побегушках всю дорогу работать придётся, а там будешь на своём месте старшим помощником следователя. Подберём что-нибудь, поинтереснее, не отчаивайся... У нас много заявок из отдела кадров.
Она открыла свою комнату ключом и прошла в тесный коридорчик, который был отгорожен от основного помещения, стоявшим поперёк высоким шкафом.
- Прямо, как у нас в кабинете у Терещенко, - с грустью произнесла она и затащила внутрь свою серую сумку.
Она, после того, как разделась, рухнула на низенькую кровать не снимая с себя больше ни свитера, ни тёплой юбки. Хотелось только одного, скорее погрузиться в сон, пусть тягостный и душный, но сон, который очищал и давал сил, чтобы потом, проснувшись, по новому посмотреть по сторонам и принять нужные решения.
В Приморске Султанов и Наташина мама уже собирались вылетать вечерним рейсом на Москву, но всё же перед этим позвонили с почты тётке Антонине Михайловне и от неё узнали, что девушка пришла в себя и уже в субботу днём вернулась в город, но не из Тутаева, а из Владимирской области и вчера устроилась в общежитие от МВД, почти в центре Москвы и сразу оповестила её.
- Она позвонила мне оттуда, - говорила Антонина, - и сказала, передать в Приморск, что никуда не поедет... Дала свой телефон и попросила связаться с ней. Это телефон общежития!.. Звоните, если мне не верите. Её там подзовут к трубке.
Султанов тут же стал бросать монеты в междугородний телефон и вызывать из кабины Москву. Из квартиры было невозможно дозвониться, и они с вещами перед вылетом стояли в почтовом зале, нервно озираясь по сторонам.
После того, как Наташа подошла к телефону, раздался в трубке её знакомый и родной голосок:
- Я слушаю, алло!
- Наташа, девочка, мы сейчас с мамой вылетаем за тобой, жди нас! - выкрикнул в трубку Султанов.
- Нет, не могу никуда лететь, я ещё тут под наблюдением врачей нахожусь. Нельзя мне, пока... Простите, и маму успокойте, пусть за меня не волнуется. Я устраиваюсь стажёром в одно из местных РУВД, Топорков устраивает... Буду работать здесь и приходить в себя... Не могу домой, не могу!.. - она всхлипнула в трубку. - Папы нет, а мне что там делать?! - она зарыдала в голос. Всё напряжение, копившееся за день, нашло наконец выход во время этого разговора.
- Девочка моя, подумай хорошенько, но я тебя не тороплю, я понимаю... Мама тут стоит рядом, поговори с ней! Расскажи ей всё, где была и с кем, мы очень волнуемся!
Когда Светлана Ивановна вышла из кабинки, то поправила на голове платок и скорбным голосом произнесла:
- Поедем домой, Женя, она не вернётся. И пусть, значит ей так надо сейчас!
Султанов машинально поднял с пола небольшую дорожную сумку и проследовал к выходу с почты за Наташиной мамой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
