Аудитория № 207 Елене Астюкевич по какой - то непонятной причине нравилась более чем другие помещения института. Может быть, потому, что в расписании занятий этот номер встречался чаще, чем остальные помещения учебного учреждения. Да и первое занятие проходило именно здесь. 207 - я на третьем этаже, в самом дальнем уголке, где заканчивался этот узкий коридор, стены которого украшены стендами, объявлениями, стенными газетами. В этой аудитории проводили занятия, там сдавали экзамены и зачёты, проходили всевозможные собрания.
Сегодня последний экзамен первого курса так же должен проходить в 207. Большинство студентов сидели за партами, терпеливо ожидая появления преподавателя. Кто-то убежал в столовую, кто-то прохаживался по тропинке в институтском дворике.
Елене нравилось находиться в фойе аудитории. Здесь, в покрытой жёлтым лаком деревянной, сделанной мастером своего дела кадке рос высокий, почти к самому потолку фикус. Возле окна поставили несколько кресел, если подвинуть кресло к батарее, зимой можно погреться. Теперь было лето. Фикус когда - то поставили в кабинете заведующего кафедры, но как только это растение стали отождествлять с мещанством, кадку с фикусом выставили в фойе. Реабилитации растению не предвиделось, скорее всего, фикусу придётся доживать свой век здесь. Одно беспокоило девушку, когда она проходила фойе и смотрела на фикус, что к потолку с каждым новым взглядом оставался всё более узкий промежуток пространства.
Елена сидела возле подоконника, смотрела через окно на улицу, в руках держала учебник, но раскрывать его не хотела, она накануне два раза проштудировала все его разделы.
— Не пришёл? — возле неё остановился Каршакевич, не по возрасту солидный парень с красным лицом.
— Нет.
— А я так спешил…— Каршакевич с недовольством повернулся и ушёл, наверно, у него на сегодня были ещё какие-то дела, человек исключительно деловой он учитывал каждую минуту.
Елене вспомнился случай на первых занятиях. Та история произошла так же в 207 аудитории. Тогда она была наполнена едва на треть помещения. Крутыми ярусами аудитория от входа поднималась едва не к самому потолку. В далёком уголке однотонно гудела неоновая лампа, было душно. Преподавательница говорила, нисколько не обращая внимания на слушателей, они часто поглядывали за окно. Напротив была асфальтовая тропинка, по которой люди из города шли в студенческую столовую. Преподавательница, высокая худощавая женщина короткими шажками отмеряла расстояние от входных дверей до противоположной стены, не обращая внимания на студентов, казалось, она озабочена только тем, чтобы правильно построить фразы, что срывались с её фиолетовых уст. Это была её третья лекция, но первокурсники даже за очень короткое время поняли, что наука, которой посвятила свою жизнь преподавательница, не относится к точным наукам, поэтому количество слушателей уменьшилось едва ли не вдвое.
Антон Каршакевич опоздал на лекцию, поэтому не поднимался по скрипучим ступенькам повыше, где были свободные места, присел в первом ряду и внимательно слушал оратора. Минут десять внимательно внимал преподавательницу, потом повернул голову к аудитории — студенты занимались своими делами, и эта картина студенту дала уверенность.
— Так что же изучает ваша социология? — в короткой паузе задал вопрос Каршакевич.
Женщина остановилась, несколько мгновений не отрывая взгляда от студента. Занятые чтением молодые люди оторвались от газет, заинтересованные началом конфликта.
— Как ваша фамилия, молодой человек? — видимо, подобный вопрос преподавательница слышала не в первый раз.
— Каршакевич.… Антон, — поднялся студент.
— Господин Каршакевич, или Антон…
— Петрович.
— Пётр Борисович, это…
— Отец.
Женщина согласно кивнула головой.
— Что такое лекция? Слушаю и запоминаю. Вы нарушили её. Я не знаю — сознательно вы это сделали или нет. Но не в этом дело. Программой предусмотрены и разговоры преподавателя со студентами. На практических занятиях, на семинарах. А что изучает социология, я вас спрошу, господин Каршакевич, на экзамене.
Продолжение следует