– Да придет он сейчас, придет! – рассмеялась Олька, и Вика, вздрогнув, едва не выронила гирлянду.
– Ты о ком?
– Хорош уже притворяться! Мне-то могла бы и рассказать.
Олька смотрела хитро и улыбалась так, словно все про всех знает. Боже, неужели знает… Мысли в Викиной голове забились в ритм с сердцем, и Олькин взгляд стал снисходительным.
– Да чего ты как пришибленная, классно же! Я за вас рада! Хоть к концу экспедиции созрели!
– Ты про Диму, – выдохнула Вика с облегчением.
– А то! Я все понимаю, любовь-морковь, но хватит пялиться на дверь, нам надо скорее модуль доукрашать, пока никого нет.
Они растянули вдоль восточной стены гирлянду, склеенную из упаковок от сублиматов, а потом Олька, к Викиному восторгу, достала из коробки настоящие новогодние огоньки.
– Специально взяла, чтоб окончание исследований отметить. На батарейках. Ну, чего встала, помогай! – бормотала довольная Олька, распутывая узелки и цепляя невзрачный жгутик, усыпанный лампочками, прямо под их самодельным украшением.
Наконец огоньки замигали, преобразив безликий столовый отсек космической базы.
В тот же миг дверь с легким хлопком отъехала в сторону, и зашел Олег Сергеевич. А сразу за ним – Дима, Виталя и Рыжий. И Вике показалось, что и ее, скрученную в невзрачный жгут, включили, и она переливается огоньками.
– Вот это да! Вот это вы, барышни, порадовали! – протянул Олег Сергеевич, улыбаясь так широко, что по лицу его, словно трещины, разбежались морщинки. Так счастливо он улыбался и в тот день, когда Виталя сделал открытие про фотосинтез. Тогда…
– Как красиво. – Дима оказался рядом и осторожно коснулся кончиков ее пальцев. Потом наклонился и шепнул: – И ты красивая.
Вика еще раз посмотрела на Олега Сергеевича – тот как раз пожимал руку Ольке и толкал шутливую благодарственную речь – и вцепилась в Димину ладонь.
Они лихо накрыли праздничный стол сублимированным ризотто с омлетом, припасенным как раз для этого случая, но тут оказалось, что Виталя с Рыжим куда-то подевались. Сразу же из коридора раздался голос Рыжего, завывающий торжественный марш, дверь вновь отъехала, и Виталя, обычно такой хмурый и сдержанный, сияя, внес на вытянутых руках самый настоящий арбуз!
– Дамы и господа, – заверещал Рыжий, – разрешите представить: первая ягода, выращенная на Живе. Не в открытом грунте, конечно, хе-хе, но история закрывает на такие мелочи глаза.
– М-мы в п-первый же день его п-посадили… – Виталин рассказ о технических деталях потонул в восторженном “вау”.
Олег Сергеевич хлопал их по плечам и аж притоптывал от радости, приговаривая:
– Ай, молодца, ай да истинные биологи! Ну, ребята, ну горжусь! Вы будущее!
И радость эта, детская, чистая, вливалась толчками в Викину грудь, которая пульсировала – тук, тук, тук. Черная тоска отступила, и показалось, что все еще возможно, ведь впереди вечер, ночь и целое утро.
Арбузный аромат затопил комнату, Дима поставил кружки для чая, но Олег Сергеевич остановил его жестом.
– Нет, друзья мои. Сегодня особенный день, и пить мы будем нечто особенное.
Он подошел к одной из ячеек в стене и достал из нее узкую зеленую бутылку.
– Неужели, Олег Сергеевич! – воскликнул Рыжий. – Уважа-а-аем!
Олег Сергеевич покачал головой и произнес:
– Ну же, друзья, подставляйте бокалы! Первый тост будет за вас! Вы молоды и дерзновенны! Когда я начинал, то и помыслить не мог, что в будущем космобиологи смогут работать над дипломной практикой на других планетах! И не просто работать, а совершать прорывы! Виталий, Дмитрий, Иван, Ольга, Виктория, – (Меня назвал последней, тяжело бухнуло в груди), – я горд быть вашим научным руководителем, горд быть свидетелем ваших успехов и открытий. Ура!
Они подняли кружки и чокнулись. Вика сделала глоток, потом еще и еще. Напиток оказался свежим, сладким и чуть пузырящимся.
– Олег Сергеевич, что это? – улыбнулась она. – Похоже на шампанское!
– Что вы, Виктория, как можно! Нам же завтра лететь! Это яблочный сидр. Без-ал-ко-голь-ный!
– Ну во-о-от, как всегда. – Рыжий со стуком поставил стакан на стол, и все засмеялись.
Какой дивный вечер, как переливается все вокруг. И этот искрящийся сидр и странный арбуз, более хрусткий, чем на Земле. Ничего не потеряно, пока они на Живе!
– Эх, а я и не подумал о прощальном сюрпризе, – сказал Дима и положил руку ей на плечо. – Вик, ты ведь тоже? Или приготовила что-то?
Она с досадой скинула его ладонь и ответила игриво:
– Может, и приготовила.
А сама стала судорожно соображать, есть ли что-то такое в личных вещах, чтобы вау, чтобы не как все. Олег Сергеевич посмотрел ей прямо в глаза – туктуктук – и улыбнулся:
– Не переживайте, молодые люди. Я бы и сам не додумался до сюрприза, это все жена. И сидр она приготовила.
Вика натужно улыбнулась в ответ. Разговор за столом тек, то и дело перебиваемый смехом, а иногда и тишиной, потому что это был последний вечер, и его хотелось прожить по-особенному. Вика старательно шутила и говорила то, что сама считала умным и острым. Но во рту горчил безалкогольный сидр, а в новогодней гирлянде потихоньку, одна за другой, перегорали лампочки, и она все больше разглядывала и считала их и думала: отчего так? Отчего все всегда перегорает?
***
Дура, дура, дура. Он ничего такого не имел в виду, чтобы так краснеть. А зачем было глупо хихикать? И зачем полезла в спор про фотоны и реакционный центр, все равно ж мало в этом смыслит?
Вика лежала на койке, вдавив пальцы в зажмуренные глаза, и снова и снова прокручивала в голове этот вечер.
И зачем она только начала это с Димой? Как будто он и правда стал бы ревновать… Он же интеллигентный – просто смирился и принял ее выбор, иначе бы… Он так посмотрел сегодня. И назвал ее просто “Викой”. И подливал этот чертов сидр своей женушки.
Она вскочила, сорвала с держателя полотенце и швырнула его в стену.
Пять месяцев, у них было целых пять месяцев, которые принадлежали только им, ведь старая жизнь, весь старый мир – все осталось в другой реальности, отрезанной бесконечностью космоса. Если бы тогда, в подсобке, она была чуть смелее? Ведь все могло быть иначе?
Тогда Виталя выяснил, что на Живе существует процесс, схожий с фотосинтезом. Он дрожал, заикался на каждой букве и едва не терял сознание от волнения, а Олег Сергеевич скакал и вопил, как подросток, и сам казался юным и прекрасным. Этот восторг захватил всех, они включили музыку, водили хороводы вокруг бледного Витали и кричали. А потом Олег Сергеевич отошел. И она случайно – хотя, конечно, нет, ведь надеялась же, что он будет там, – зашла в подсобку за апельсиновым соком, а он искал что-то и ворчал, что вот раньше…
– Раньше, Вика, нам всегда давали с собой сублимированное вино! Ну что за исследования без вина, скажи на милость? Мы же взрослые люди! Такой повод, а не отметить никак! Прорыв, Вика, это прорыв! Ай да вы!
И он распахнул объятия и прижал ее к себе.
Она закрыла глаза, обняла себя руками, и, как тогда, волны невыносимой нежности окатили ее сверху донизу и закачали… Кажется, она тогда не дышала. И не смогла расслабиться, прижаться, а вся напряглась, стала твердой и неуклюжей. Но обняла тоже.
Он мог отстраниться, и это объятие стало бы неловкой и невинной шалостью. Но он держал ее и чуть покачивался вместе с ней. Где-то во лбу и в глазах стучало сердце, шумела в теле кровь. Они обнимались, и это длилось и длилось…
А потом – кто был первым? – они отстранились друг от друга, поулыбались куда-то в сторону и молча вернулись в отсек.
Вот она – та точка, когда все могло случиться. Мгновение, когда можно было изменить мир.
И оно… прошло?
Прощальный сюрприз, говоришь…
Вика распустила волосы, накрасила губы и решительно пошла по коридору.
***
Олег Сергеевич был в лаборатории. Компьютеры, реактивы, пробы давно упаковали и погрузили на шаттл, и комнатка казалась непривычно пустой и гулкой. Но диванчик стоял на месте.
Диванчик – старая добрая традиция вдохновенных ученых, которые проваливались в сон там же, где работали, чтобы через два часа вернуться к делу. Олег Сергеевич сам на нем настоял.
Вика много раз сидела на этом диванчике. И думала, что годится он не только для сна. Представляла себе ночные опыты, а потом – сценарии бывали разными, яркими, страстными, и не всегда с диванчиком.
Но такой она себя в фантазиях не видела никогда. Дерзкой и отчаянной.
Олег Сергеевич стоял у “окна” с голограммой ночной Живы, залитой фиолетовым свечением. Он не услышал, как она вошла, и вздрогнул, когда оказалась рядом. Не отшатнулся и не попятился, а посмотрел чуть мутным и далеким взглядом.
– А, Вика, это вы… Я все смотрю на эту прекрасную, величественную планету и, знаете, мне горько и тоскливо. Она же вся пышет жизнью, люди могли бы обрести на ней новое счастье, новую судьбу. Немного усилий. Немного времени. Много вложений – все. Но человек ленив, Вика. Нам проще создавать свои миры, чем изменять готовые. Все наши исследования станут еще одним учебником для узких специалистов, никому не нужным, по сути… А человечество продолжит строить многоуровневые станции-планеты, адаптированные строго под потребности индивидуума, со всеми необходимыми заданными параметрами, чтобы было комфортно. В нас нет смелости, мы стали жертвами компромисса. И даже наши научные работы – лишь дань привычке. Эх, Жива, Жива…
Он вновь уставился на мерцающие волны ночного света чужой и такой родной планеты, и Вика взяла его за руку. Он бросил удивленный взгляд вниз и ответил легким рукопожатием.
Вика чувствовала свою силу и красоту. Она смотрела на него прямо, неотрывно, и тело ее было жарким и смелым. Она произнесла тихо, чуть хрипло:
– Но мы можем вернуться, эта планета создана для исследований. Да, завтра мы полностью отключим базу, но от этого она никуда не исчезнет, уверена, можно выбить финансирование… И жить здесь. Обрести новое счастье, новую судьбу…
Она говорила быстро и горячо, а внутри стучали позабытые слова из книги, и она не решалась произнести их вслух: мы будем слушать беззвучие, ты будешь наслаждаться тишиной и засыпать с улыбкой на устах, а беречь твой сон буду я…
Свободная ладонь ее стала медленно подниматься, чтобы коснуться его щеки, как всегда идеально выбритой и чистой. И в этот миг он посмотрел ей в глаза.
– Вика, мне нужно с вами поговорить.
Мир пошатнулся и запульсировал, но сама она застыла в эпицентре, спокойная и сияющая. Она знала, что он скажет, и жалела лишь об одном: что этот разговор случится так поздно, на излете их свободы, и что у счастья столько преград. Грудная клетка, столь долгое время сдавленная и перетянутая тревогой, расправилась, распахнулась птицей, и кровь хлынула по телу водопадами.
Вика кивнула.
– Слушаю.
Он отвел взор, выдернул свою ладонь из ее руки и откашлялся.
– Виктория, я не уверен, что, если исследования продолжатся, вы попадете в группу.
(Бам)
Вы очень старательная девушка, труженица, именно поэтому вас определили на Живу сейчас, но…
(БАМ)
…ваши знания объективно слабее, чем у других.
(БАМ-М)
Я в любом случае сделаю все возможное, чтобы помочь вам дописать и сдать диплом.
(бам)
Но я не смогу рекомендовать вас в команду космобиологов. Честно говоря, пока я вообще плохо себе представляю ваше будущее в сфере науки. И это при том, что работаете вы больше остальных во много раз
(б…а…м)
Вика, боюсь, что это не совсем ваше.
(...бам…)
Понимаю, мои слова могут ранить, но я уважаю вас и не буду вводить в заблуждение. Вы вольны сами решать, как вам жить, но я как ваш научный руководитель не имею права молчать.
(б…а…м)
Вика, что с вами?
Чтобы не рухнуть, она выставила руку и оперлась о стену прямо там, где было “окно”, и голографические фиолетовые волны окатили ее тело.
Она мотнула головой и сделала глубокий вдох. Нужно собраться с силами и что-то ответить. Может то, что космобиология скучна и непонятна, и единственная причина, по которой она вбивает ее в себя, это он? Или что она попала сюда благодаря связям лучшей подруги? Или что ее сердце прямо сейчас колется и режет изнутри осколками? Или что он ненавистен ей и отвратителен, и она сама разберется с дипломом и со своей жизнью?
Она ответила:
– Спасибо за честность.
Она оттолкнулась от стены, и на инерции толчка сделала первые, самые трудные шаги к выходу.
– Вика, простите, если я был резок, – донеслось ей вслед
Она сделала неимоверное усилие, которое окончательно обесточило ее, и улыбнулась:
– Все хорошо, Олег Сергеевич. Вы правы.
И ушла.
***
Дима открыл сразу, улыбнулся светло и радостно, отступил под ее натиском, один раз все же спросил сдавленно: “Ты уверена?”, потом долго шептал ласковое, гладил волосы, признавался в разном: в любви, в том, что здесь из-за нее, что ждал этого пять лет, что счастлив, что не хочет отпускать, нет, побудь еще.
Она ушла в душ, включила воду – теперь можно не экономить, все равно завтра улетать, – и долго сидела с беззвучно раскрытым ртом, сухими до рези глазами, сотрясаясь от внутренних рыданий, которые никак не могли вырваться наружу.
***
Утром Вика не хотела идти на завтрак, но в последний момент почему-то натянула форму и пошла. Кивнула всем и никому, обожглась о встревоженное лицо Олега Сергеевича и уставилась на новогодние огоньки. То ли перегорели все лампочки, то ли сели батарейки, но они висели безликой веревкой под кучей оберток на нитке, что еще недавно казались гирляндой.
Около Димы был свободный стул, но она прошла на привычное место рядом с Олькой. Та тут же прильнула.
– Выглядишь невыспавшейся. А Димка сияет. Я вижу в этом некую связь, а? Связь, ха! Признавайся.
Кажется, за столом о чем-то говорили. Кажется, Вика даже отвечала. В какой-то миг всплыло Димкино озадаченное лицо, и она сказала, что ей просто грустно улетать, а он наговорил в ответ ненужных глупостей об упущенном времени, о том, что все впереди, о себе и о ней.
Собирали последние вещи, опечатывали залы, отсек за отсеком погружали базу в сон и темноту.
Удивительно серьезный Рыжий предложил посидеть на дорожку, все посмеялись, но сели и молчали. Вика прикрыла глаза и подумала, что всего лишь утро, а нужно как-то дотерпеть до ночи, чтобы уснуть.
Виталя бросил монетку и дрогнувшим голосом объявил, что вернется, и Олег Сергеевич сказал, что приложит для этого все усилия.
Олька громко вздохнула и добавила невпопад:
– Вот только по парню своему я соскучилась.
И все. Обесточили последний отсек, захлопнули дверь последнего модуля и погрузились на шаттл, который должен был доставить их до космического корабля.
Олег Сергеевич вывел объемную голограмму Живы – мерцающей, словно в такт дыханию, – приблизил, и вот перед ними их тихий уютный дом, база, освещенная прожекторами, утопающая в море красноватых растений.
– Ну, до встречи, – произнес Олег Сергеевич и выдавил рычаг.
Огни прожекторов гасли один за другим, словно схлопывались сотни радостных глаз. База засыпала мертвым сном. Хлоп, хлоп, хлоп – черной волной.
– С Богом, – прошептал Олег Сергеевич и выбрал курс.
Шаттл затрясло. Сзади подошел Дима и обнял за плечи.
Вика закрыла глаза и прошептала: “Прощай”.
А еще она подумала: “Как же темно”.
Автор: Александра Хоменко
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ