Успех для гения !

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВВРАЧ - ЧЕЛОВЕК. ПЕРВОЕ ЗАНЯТИЕ ПО МЕТОДУ ВЛГД.

СНЯТИЕ ПРИСТУПА. ВЕРА БОЛЬНЫХ...

В отличие от переживавшего за нее в новосибирском Академгородке доктора, Наталья Степановна не верила в
Бога. А следовательно, и не могла рассчитывать на Его помощь. В медицине и спорте Воронова привыкла
надеяться лишь на себя. И степень ее уверенности в собственных силах определялась (ею же самой) лишь
мерой подготовленности к предстоящему испытанию.
За качество бутенковской подготовки она могла бы отвечать головой. Сачки и разгильдяи у Константина
Павловича никогда подолгу не держались. Для них в лаборатории попросту не было условий. Но несмотря на
боевой настрой, вряд ли что путное получилось бы у Натальи Степановны, не окажись на месте главного врача
определенной Чугуновым для апробации клиники Игорь Семенович...
Будь метод хоть трижды блестящим, больные ведь прежде всего верят авторитетам. И если бы руководство
поликлиники с первых же шагов молодого специалиста создало вокруг ее деятельности ореол недоверия, одной
Вороновой вряд ли бы удалось справиться с психологическим барьером заведомого неприятия больными ее
рекомендаций.
Определенный успех, наверняка, имел бы место и тогда, но, конечно, в гораздо меньших размерах. Гораздо
большей кровью. И с почти нулевым официально признанным, результатом. Поскольку отрицательно
настроенная администрация
крупного лечебного учреждения всегда найдет способ, как свести на нет ЛЮБЫЕ (пусть и весьма серьезные)
достижения в деле излечения практически неизлечимых больных каким-то никому не известным сотрудником
далекой провинциальной лаборатории...
С Феоктистовым Чугунов прогадал! Каждый ведь судит по себе. Безусловно, окажись профессор на месте
Игоря Семеновича, он ловил бы на лету малейшее (даже не высказанное вслух) желание шефа.
А по поводу отношения Чугунова к методу Бутенко Степану Федоровичу и высказываться-то особо не
требовалось. Все его ближайшее окружение (и Феоктистов в том числе) прекрасно знали его точку зрения по
этому поводу.
Знали еще со времен посещения профессора самим автором метода. Пренебрежительное чугуновское «дыши -
не дыши» уже прочно вошло в арсенал холуйских сторонников его собственного (хоть дыши, хоть не дыши,
бесполезного...) пресловутого «сложного порошка». И, конечно же, Степану Федоровичу, хотя и знавшему о
не слишком-то уживчивом характере опального главврача, и в голову не могло прийти, что тот сможет пойти
наперекор давно официально признанному и всеми верхами всесоюзно одобренному мощному чугуновскому
течению!
Да и потом, Степан Федорович не только на безгласное понимание его «святейшей» воли надеялся. Он
несколько раз (после ухода сероглазки) звонил главврачу.
И в промежутках между чисто служебными серо-будничными указаниями не единожды осведомлялся о том,
какое впечатление произвела на Игоря Семеновича приезжая и что конкретно он намерен в связи с ее
появлением в их пенатах предпринять?

Услышав от главврача решение о создании двух учебных групп с участием терапевтов, ведущих больных,
профессор сморщился так, словно сжевал целую половинку недозрелого лимона.
- И... вы хотите столько народа оторвать от дела! - отбросив в сторону всякую маскировку, рыкнул он было,
в трубку. Но тут же вспомнив, что формально Феоктистов выполняет его же собственное распоряжение,
малость поубавил обороты.- Смотрите, Игорь Семенович,- с отеческим участием пробасил он недогадливому
собеседнику.- Как головной институт по этой проблеме мы, конечно, не имеем права с ходу отмахиваться от
любых, пусть даже и самых абсурдных рацпредложений подобного толка. Однако считаю своим долгом
напомнить,- голос профессора стал по-лисьи вкрадчивым,- у вас на вооружении имеется давно апробированное
средство. На сложные порошки пока еще никто из больных не жаловался...- Степан Федорович сипло, с
присвистом хохотнул, но тотчас же вынужден был прикрыть трубку ладонью, задохнувшись от свирепого (до
обильного слезотечения) приступа надсадного кашля.
- ...Так что учтите,- кое-как справившись с подступавшим к нему удушьем, доводил профессор свою мысль до
логической точки.- Нововведения нововведениями, а за состояние пациентов вашей поликлиники в конечном
счете вся ответственность ложится на главврача...
Чугунов подождал ответной реакции. Но так и не дождавшись, вынужден был продолжить:
- Вам там на месте, конечно, виднее. И все же, Игорь Семенович... Думаю, что две группы больных
да еще и с участием ведущих их терапевтов слишком шикарно при вашем-то хроническом дефиците
рабочей силы. Пожалуй, за глаза и половины! Без отвлечения участковых врачей от своих непосредственных
обязанностей. Но дело ваше, батенька, дело ваше,- внезапно, уловив по отдельным коротким репликам на
другом конце провода явное недовольство, вильнул хвостом профессор.- Хозяин, как говорится, барин...
Черт бы его побрал, этого Феоктистова! - чертыхался Чугунов уже про себя, положив на место телефонную
трубку.- Уж кому-кому, а ему-то, лагернику паршивому, пора бы научиться начальство с полуслова
понимать... Забыл уже, поди, сколько раз его в соответствующие органы после плена вызывали. Он там, в
концлагере, видите ли, советских людей спасал. Мерли, дескать, пачками без всякой медицинской помощи,-
припомнил Чугунов давние пояснения Игоря Семеновича по этому поводу.
А чего тебя, голубчик, занесло в этот самый фашистский концлагерь со своей благотворительностью?.. В
уставе вполне недвусмысленно сказано: советские военнослужащие живыми в плен врагу не сдаются...
Степан Федорович даже сплюнул от досады. Все поперезабыл, подлец! И то, что его (с такой-то анкетой) в
приличное место на работу приняли. И что посильное содействие, когда потребовалось, оказали, чтобы на
Колыму (вместе с тысячами подобных) не загремел.
А теперь он, понимаешь ли, на двух группах больных шарлатанский метод проверять будет!
Участковых терапевтов от дела отрывать!!... Профессор скрипнул зубами.
Это вместо того-то, чтобы дать сопливой девчонке почувствовать, что она здесь вовсе не ко двору. Ну что же,-
Степан Федорович сделал пометку в своем блокноте.- Долго мы вас, товарищ Феоктистов, терпели.
Прикрывали по мере сил. Да, видно, не в коня овес...
Пусть хоть десять групп ей организует - решают в конце - концов не больные! А за упрямство, если главврач не
образумится, со временем воспоследуют и соответствующие оргвыводы... Чугунов захлопнул блокнот и
резким звонком вызвал к себе секретаршу.
Ничего этого, конечно, не знала Воронова, когда после хлопотных приготовлений, связанных с организацией
учебных групп, она наконец появилась впервые перед своими ленинградскими пациентами.
Поначалу, увидев своих подопечных в столь непосредственной близости, Наталья Степановна несколько
растерялась. Сказать прямее, ей стало попросту страшновато.
В кабинете на .стульях, табуретках и на кушетке расположились сплошь пожилые, крайне больные люди.
Большинство из них были женщины. Да, конечно, предварительно просматривая с врачами их карточки, она
уже имела представление и о поле, и о возрасте больных. Знала, что подавляющее большинство из них
перенесло страшную ленинградскую блокаду. Однако это было на бумаге.
А вот теперь, слыша их прерывистое, хриплое дыхание, от которого, казалось, шевелились белые занавески на
окнах, всматриваясь в изможденные долгими лишениями и болезнью серые морщинистые лица, она вдруг
отчетливо поняла, какая громадная взваливается на нее ответственность.
Восемнадцать пар воспаленных недугом глаз смотрели на нее, как на последнюю свою надежду. Они уже
столько перевидали на своем горьком веку, эти ленинградские женщины, что казалось, их ничем уже нельзя
было удивить.
Потеряв многих родственников в блокаду, сами умиравшие мучительной голодной смертью, они выжили,
дождались светлого часа. Но увы, умирали они и сейчас! Потому что разве можно было назвать жизнью
постоянные пробуждения среди ночи от страшных приступов удушья.

Да разве только ночью! Приступы преследовали их и днем. Дома, на улице, в магазине. Где бы они ни
находились. Эти пациенты перепробовали на себе все. В том числе и «знаменитые» чугуновские порошки.
Больше в Союзе им не на кого было надеяться. Авторитет Степана Федоровича казался
неоспоримым и незыблемым. Однако одним авторитетом астму, как оказалось, не вылечишь...
И вот перед ними встала эта стройная, похожая на молоденькую студентку, симпатичная женщина. За ней не
было еще никакого авторитета. Однако больные не отрывали о нее глаз. Новое, неивестное средство от их
недуга привезла она с собой, судя по слухам, эта докторша.
И больным уже было не важно, стара она или молода. Одета по последней сезонной моде или в грубый
подшитый ватник. Важно было то, что докторша таила в себе НАДЕЖДУ!.. Еще одну среди десятков и сотен
уже с треском провалившихся в тартарары надежд.
И хотя умудренные огромным жизненным опытом, претерпевшие столько разочарований на пути безуспешных
попыток медиков одолеть их коварного, неустанно преследующего днем и ночью лютого ненавистного врага,
они скорее всего должны были бы быть настроены весьма скептически, тем не менее они надеялись!
Надеялись так, как попавший в беду ребенок надеется на случайно оказавшегося поблизости взрослого дядю.
Что еще им оставалось делать?! Ведь за порогом кабинета их ждало только одно - тяжкое мучительное
угасание...
Воронова с сомнением оглядела себя в большое настенное зеркало, висевшее прямо против нее слева от
входной двери, над голубоватым керамическим умывальником. В распахнувшихся полах незастегнутого еще
халата был виден тщательно отутюженный черный жакет, белая, собравшаяся на груди в легкую гармошку
накрахмаленная блузка. И над всем этим ее большие, широко распахнутые глаза.
Наталья Степановна незаметным движением поправила сзади свою бархотку, подрагивающими пальцами
застегнула халат.
- Ну, что же...- она взглянула на свои маленькие наручные часики.- Наверное, больше уже никто не подойдет, и
мы можем начинать.
Только вечером, придя к себе в гостиницу, несколько успокоившись, она смогла восстановить по частям в
памяти эту первую свою тревожно-волнующую встречу с ленинградскими пациентами.
- ...Прежде всего я хотела бы вам рассказать о прекрасном ученом-физиологе Константине Павловиче Бутенко,
живущем и работающем в далекой от здешних мест Сибири,- так она начала.
Рассказала им про комбайн. Про то, какие чудеса в диагностике возможны с его помощью.
У присутствующих загорелись глаза. Аппаратура - это всегда конкретно. Каждому, естественно, захотелось
хоть когда-нибудь обследоваться на диковинном физиологическом комплексаторе.
Но когда Наталья Степановна еще раз подчеркнула, что метод, разрабатываемый доктором Бутенко и
сотрудниками его лаборатории, безлекарственный, - в по-зимнему полусумрачном кабинете стало очень тихо...
Лишь изредка треньканье капель из плохо закрученного крана о дно умывальника нарушало внезапно
возникшую паузу.
- То есть как безлекарственный? - сухо закашлялась сидевшая поблизости от Вороновой полная ссутулившаяся
седоволосая женщина в старенькой серой вязаной кофточке.
- И гормоны не применяете?! - воскликнула из-за ее спины необычайно худая соседка с коричневой кошелкой в
руках.
Ох уж эти ГОРМОНЫ!!.. Несмотря на то, что в кабинете было очень тепло, Наталья Степановна
почувствовала легкий озноб. Не так давно начавшие входить в широкую медицинскую практику для лечения
астматиков гормональные препараты вызвали настоящий бум среди больных.
Гормоны действительно помогали на первых порах. Но суть их физиологического обмана заключалась в том (и
это сразу подметил Бутенко. внимательно следивший за медикаментозными новинками), что небольшие плюсы
от их употребления с лихвой перекрывались огромными минусами для попавшего в их сеть пациента.
- Конечно,- Наталья Степановна собралась с духом.- В ряде случаев гормональные препараты вроде бы
помогают снимать приступы удушья.
- Да я уже без них ни одну ночь обойтись не могу! - опять перебила ее женщина в вязаной кофте.
- Простите, как ваше имя-отчество, я еще пока не запомнила? - поинтересовалась Воронова.
- Фридман. Нина Моисеевна Фридман,- живо откликнулась больная.

- Так вот понимаете, Нина Моисеевна,- Наталья Степановна искоса посмотрела на сидящих сбоку от нее с
открытыми тетрадками и ручками в руках также присутствовавших на занятии участковых терапевтов,-
гормоны ведь небезразличны для организма...
- Что вы имеете в виду? - на покрытом темными пятнышками, словно восковом лбу Фридман появилась
глубокая складка.
- Они же разрушают надпочечники,- отвернувшись от напряженно замерших участковых врачей, твердо
произнесла Наталья Степановна.
- Вот эти таблетки разрушают?! - Нина Моисеевна трясущимися руками достала из сумочки заветную
коробочку.-
Да их же нигде не достать!! Рецепт нужен с двумя печатями... Да и то по великому блату,- и она вопросительно
взглянула на сидевшую в двух шагах от нее огненно-рыжую участковую.- Ольга Павловна может подтвердить.
- И тем не менее постоянное употребление гормональных препаратов ни к чему хорошему не приводит,- как
можно тактичнее, но не отступая ни на йоту от намеченного курса, продолжила Воронова.
- Но мы же следим за их дозировкой,- словно оправдываясь, подала голос несколько смутившаяся Ольга
Павловна. Однако обиженные темно-вишневые глаза ее говорили красноречивее всяких слов. «Зачем же ты,
милочка, больных-то взялась просвещать? Это же нарушение правил игры!..» - отчетливо прочитала в них
Воронова.
Да! Она превосходно знала, что представители официальной медицины предпочитают держать больных за
бездумных кроликов. Не особенно распространяются о побочном действии лекарств. Да и что греха таить - не
всегда сами знают об этом самом действии... И уж тем более не принято в медицинском мире посвящать
больных во все тонкости разрушения человеческого организма их недугами.
Но в том-то и состояло отличие бутенковской школы от общепринятых норм, что из больного на самых
первых порах методисты стремились сделать прежде всего своего грамотного, все понимающего и абсолютно
все о своей болезни знающего союзника!
Только тогда можно было надеяться, что пациент «пойдет» на методе. Ведь метод предполагал волю. А
откуда ей взяться, если больной ровным счетом ничегошеньки не знает о тех внутренних процессах, которые
происходят в его организме в связи с поразившим его недугом?..
«Не бойтесь говорить больным правду! - внушал своим ученикам Бутенко.- Только порочная и лживая западная
медицина замазывает незнанием глаза пациентам. Не зная всей глубины опасности своего заболевания, человек
никогда не сможет с ним по-настоящему бороться! - А без помощи больного самому себе нам не обойтись. Мы
ведь его не таблетками травим. Мы вызываем к жизни, заложенные в нем спокон веку природные силы...»
- ...Безусловно! - Наталья Степановна внимательно посмотрела на возразившую ей участковую.- Врачи
стараются...- она сделала ударение на последнем слове,- стараются следить за дозировкой гормональных
препаратов. Но увы,- она вновь повернулась ко все еще держащей драгоценную коробочку Нине Моисеевне,- в
нашей медицине до сих пор пока преобладают довольно жесткие схемы. Скажем: «Пейте
в течение двух недель по три таблетки ежедневно».- Воронова заметила, как вздрогнула рыжая терапевт и,
наклонившись, что-то шепнула своей белокурой коллеге.
А может, вам уже через день надо не три, а две таблетки выпить. А на третий день вообще НИ ОДНОЙ! -
насторожившиеся пациенты ловили теперь каждое ее слово.
Чтобы точно установить необходимую ежедневную дозу препарата, больному либо нужно иметь возможность
в любое время суток обследоваться на таком комбайне, который создал Константин Павлович в Сибири, а это,
как вы понимаете, нереально. Либо необходимо ломать устоявшиеся жесткие схемы приема лекарств, что,
собственно, и требует от больного учение доктора Бутенко.
Не удивляйтесь этому слову,- поспешила она предупредить вопросительные возгласы женщин.- Метод
Константина Павловича и есть по существу самое настоящее УЧЕНИЕ о здоровом образе жизни.
Так что, Нина Моисеевна, своими дефицитными пилюльками вы от астмы не отделаетесь. А их
передозировочка может навсегда загубить ваши надпочечные железы...
- У меня еще, кроме астмы, целый набор,- вздохнула, пряча обратно в сумочку таблетки, еще больше
ссутулившаяся Фридман.- И стенокардия и атеросклероз, и чего только нет...
- Вот это очень важный момент нашей беседы! - обрадованно, нарочно обращаясь именно к присутствующим в
кабинете участковым терапевтам, подхватила Наталья Степановна.- Почему-то принято считать, что метод
Бутенко лечит преимущественно одну астму. Неверно, дорогие товарищи! - теперь она уже смотрела на
принявшихся было возбужденно между собою переговариваться пожилых астматичек.- В корне неверно!

Метод волевой ликвидации глубокого дыхания лечит и гипертонию и стенокардию, и еще десятки
заболеваний, вызываемых глубоким дыханием.
Тут Воронова дала волю своему темпераменту. Она рассказала больным, каким путем пришел Константин
Павлович к своему открытию. Подробно еще раз (впервые она бегло упомянула об этом в самом начале
беседы) пояснила, в чем именно заключается метод неординарного ученого. Привела несколько ярких
примеров излечения прошедших через их комбайн пациентов от наиболее распространенных заболеваний.
Но еще до того, как углубиться в дебри теории, она провела с ними глубокодыхательную пробу. Эффект, как и
всегда от этой процедуры, оказался неотразимым.
Кашель, головокружение, впадание в самый настоящий астматический приступ буквально поголовно охватили
всю аудиторию. У рыжеволосой участковой так закружилась голова, что она чуть не упала со стула.
- ...В будущем вам следует больше всего остерегаться кровоизлияния в мозг,- осторожно предупредила ее
Воронова.- Глубокодыхательная проба - это ведь своего рода экспресс-диагностическая процедура. Выявляет те
дефекты вашего организма, о которых вы никогда и не подозревали...
- А у меня печень закололо,- сделав большие глаза, схватилась за правый бок белокурая полногрудая коллега
рыжеволосой.- Сроду раньше не болела!
- Вот видите, Эмма Дмитриевна (терапевтов Воронова уже знала по имени-отчеству), метод ВЛГД и вам будет
не бесполезен! Почистит ваши желчные протоки получше любого желчегонного.
В это время неожиданно приоткрылась входная дверь, и в кабинет начал протискиваться (ему мешали плотно
сидевшие у входа пациенты) высокий тучный старик в больничной пижаме.
- Куда же вы, Иван Егорович! - рыжеволосая участковая подскочила, словно ошпаренная.- Кто вам разрешил
уйти из стационара?
Хватаясь скрюченными пальцами левой руки за сердце, старик виновато замигал слезящимися белесоватыми
глазами.
- Ольга Ивановна,- заходясь от волнения кашлем, почти прохрипел он.- Очень вас прошу...- он замялся у
порога.- Разрешите мне тоже с группой...
- Но это решаю не я,- покрасневшая терапевт оглянулась на Воронову.- Мы предварительно обсуждали вашу
кандидатуру. Возраст, Иван Егорович...- укоряюще произнесла она.- Я же вам объяснила: не старше
шестидесяти...
- Дочка,- Иван Егорович сделал несколько нерешительных шагов по направлению к Наталье Степановне.- Ты
не бойся, дочка, я понятливый.
Внезапно плечи его задрожали. Обеими руками старик схватился за грудь и рухнул на стул, мигом
освобожденный для него моментально все понявшими женщинами.
Резкий, сотрясающий все его большое тело кашель буквально заколотил старика. Рот Ивана Егоровича широко
раскрылся, и он принялся жадно, будто перед смертью, глотать воздух. Словно маленькие узловатые канатики,
вздулись от напряжения шейные мышцы.
Отложив в сторону заранее подготовленный ею образец дневничка для своих подопечных, Наталья Степановна
через секунду оказалась уже возле больного.
Пациенты в панике (им-то хорошо было понятно, что значит сильнейший приступ для человека за семьдесят...)
окружили Ивана Егоровича.
- Позвать кого-нибудь со шприцем...- кинулась было к двери досконально знавшая состояние Ивана Егоровича
Ольга Павловна.
- Не нужно,- остановила ее Воронова. Сильным движением обеих рук она, как могла, распрямила согнувшегося
калачиком старика. Слегка подправила его норовящую опять согнуться спину и громко скомандовала:
- Закройте рот! Немедленно закройте рот и расслабьтесь. Вдох и выдох только носом. Живот не напрягаем,
не напрягаем,- подсказывала она.
Уловив момент, когда старик сделал выдох, Наталья Степановна пальцами обеих рук зафиксировала ему низ
грудной клетки.- Не дышите три-четыре секунды/ - безапелляционно приказала она.
- Теперь дышите, но только носом и не глубоко,- милостиво разрешила Воронова больному после небольшой
паузы.- Приступ у вас от того, что вы дышите глубоко. Тихо! Выдохнули. Так. Тише,- более спокойно
втолковывала она.
Еще тише. Расслабиться. Не дышать,- повторила Наталья Степановна контрольную паузу. Затем, позволив
пациенту произвести пять дыхательных циклов: прибегла к ней снова. И так продолжалось несколько раз
подряд.
Через четыре минуты приступ был ликвидирован.
- Легче стало дышать? - обратилась Воронова к пришедшему в себя старику.

- И дышать полегче, и сердце отпустило сразу,- повеселевшими глазами взглянул на нее спасенный,- А то все
колет и колет проклятое. Никакой мочи нет!
- Еще бы, если вы вместо положенных пяти литров воздуха в минуту заглатываете все тридцать,- громко,
чтобы слышали все присутствующие, отозвалась Воронова.
- Голубушка,- старик начал сползать со стула, явно желая встать на колени.- Возьми меня Христа ради к себе на
лечение! - широкие полосатые рукава его больничной пижамы заколыхались, словно от ветра.
Не помру я здесь у тебя на занятиях,- он покосился на все еще перепуганную Ольгу Павловну.- Две войны - и
империалистическую, и с фашистами - прошел и не помер. И у тебя выдюжу. Только возьми!.. А в больнице
этой,- он вновь посмотрел на рыжеволосую терапевтшу,- уж точно не протяну. Поимей, дочка, человеческое
сострадание...
Это был тяжкий момент. Со знающей не один год своего подопечного Ольгой Павловной Буяновой Воронова
уже обсуждала этот вопрос. Терапевт-то, конечно, и не возражала бы против включения Курочкина (такова
была фамилия Ивана Егоровича) в состав учебной группы, но тем не менее она честно рассказала о его
критическом состоянии.
Участник двух мировых войн, отравившийся немецкими газами еще в четырнадцатом году,
семидесятивосьмилетний Иван Егорович Курочкин считался у них в клинике абсолютно безнадежным
пациентом...
- ...Астма у него еще, видимо, с тех годов теплилась,- откровенно сообщила сибирской командированной
Буянова.- И как его в сорок первом снова на фронт взяли - ума не приложу. Ну, а сейчас у него не только легкие
испорчены. Сердце уже ни к черту. Давление скачет. Спаститы, колиты, запоры... Передвигается с большим
трудом. Недавно снова положила его в стационар, так вот, пожалуйста... Слухи о вашей группе проникли туда
еще до начала занятий.
Просится, как ребенок. Но я, зная о ваших возрастных ограничениях,- она глубоко вздохнула,- наотрез
отказала. Конечно,- Вороновой припомнилось, что на предварительном обсуждении состава группы при этих
словах Буянова, будто пряча глаза, низко склонила голову,- брать такого больного в группу - заведомо обрекать
себя на провал. Новое сердце ему не вставишь. Легкие не вошьешь. А окочуриться он в любой момент может...
Это у нас всем известно. Его и в стационаре-то держат просто из жалости. Помочь ему мы ничем не в силах.
Пытаемся хоть чуть-чуть облегчить неизбежный конец.
...Оправившийся от приступа Курочкин смотрел на Наталью Степановну, как на икону, и от его умоляющего
взгляда ей становилось не по себе.
Будь это где-нибудь в глухой провинции, один на один, она еще могла бы рискнуть. Но здесь... На с таким
трудом пробитой полуофициальной апробации метода! Здесь ей нельзя было рисковать. Она просто не имела на
это права. В лаборатории они четко условились - старше шестидесяти в экспериментальную группу не брать.
И если с Курочкиным что-либо случится, приспешники Чугунова мигом забудут о сверхтяжелейшем состоянии
инвалида двух войн. «Его убил метод!» - скажут они. А что ей потом скажет Бутенко!..
Воронова в раздумье принялась перелистывать вновь оказавшийся в ее руках дневник для ведения занятий
больного. Ей было о чем поразмыслить в этот крайне щекотливый момент.
- ...Не прогоняйте меня, старика,- заметив, что пауза затягивается, со слезой в голосе напомнил ей о себе
положивший руки на освободившийся от пояска живот Иван Егорович.

И именно эта фаза и решила исход ее раздумья. Да. Рисковать было нельзя! Но прогнать (а как назовешь по-
другому) тяжелейшего инвалида лишь с помощью неизвестных доброхотов кое-как добравшегося до

казавшегося ему единственным спасением учебного кабинета, тоже было невозможно.
Все то, что она хотела после проведения в группе глубокодыхательной пробы поведать пациентам о методе в
теоретическом плане, все наиболее яркие примеры излечения от серьезнейших заболеваний, наблюдаемые ими
в лаборатории, буквально застыли на ее губах.
Как отнесутся ко всему перечисленному сидящие перед ней глубоко больные люди, на глазах которых она
откажет дважды проливавшему кровь за отечество несчастному инвалиду?!.. Ее внутренние доводы будут для
них пустым местом. Останется только одно - посеянное с первых минут знакомства сомнение в действенности
открытия доктора Бутенко.
Подспудное недоверие к изумительному созданию Константина Павловича - методу волевой ликвидации
глубокого дыхания. Нет! Воронова не могла такого допустить!! К тому же и чисто по-человечески у нее язык не
поворачивался дать Курочкину от ворот поворот.
- ...Ну что же с вами поделаешь,- Наталья Степановна отметила, как воспряла духом смущенная щекотливым
эпизодом Ольга Павловна.- Оставайтесь до конца. Но только до победного...- она жестом остановила

попытавшегося было приподняться с изъявлениями благодарности просиявшего старика.- Поражение не
принимается.
Она сделала трудный выбор. Но зато с каким утроенным вниманием слушали ее больные в оставшееся до
прихода второй группы время! Нет, конечно, они не стали все поголовно с первого дня абсолютными
сторонниками метода. Были и сомневающиеся, и выражавшие явное недоверие к «безлекарственному»
лечению. К такому сотрудникам Бутенко было не привыкать.
Но в одном Наталья Степановна выиграла безусловно. Простые человеческие симпатии пришедших к ней
пациентов (а это отнюдь немаловажно для лечащего) целиком и полностью остались на ее стороне.
Сомнения колеблющихся она могла в будущем рассеять. А вот побороть возникшую с первых же шагов
антипатию группы к своему преподавателю было бы значительно труднее.
В конце занятия Воронова каждому больному дала индивидуальное задание на домашнюю тренировку. Общей
рекомендацией для всех пациентов являлось пожелание набирать не менее двух (желательно трех) часов
чистого тренировочного времени в сутки.
Тренируясь, скажем, по десять минут через каждый час. Но были, естественно, и определенные различия для
разных больных. Тем, у кого приступы случались наиболее часто, Наталья Степановна советовала
тренироваться побольше. У кого шалило сердчишко - просила не злоупотреблять максимальными паузами.
Особенно ей было приятно, что буквально с первого же занятия в активную работу включились участковые
терапевты, внимательно следившие за тем, как и что нужно делать с больными.
- ...Так что же, мне совсем никаких лекарств теперь не принимать? - озабоченно спросила Воронову напоследок
вконец озадаченная Нина Моисеевна, потирая ладошкой свою дрябловатую щечку.
- Нет! Так резко бросать нельзя,- категорически заявила Наталья Степановна.- На первых порах, если
чувствуете, что одной тренировкой с приступом не справляетесь, по необходимости принимайте ваши
лекарства. Но день ото дня нужда в них будет все меньше и меньше. Уменьшать дозу приема лучше по
четвертинке.
Воронова показала женщинам, как следует заполнять домашние дневники, и на этом они расстались. Конечно,
первое занятие длилось куда больше положенного часа. Но практика показала, что такая затяжка всегда
оправдана. Люди первый раз сталкиваются с весьма необычным, нетрадиционным методом лечения. И тут уж
нельзя экономить на минутах. Выигрыш после все равно с лихвой перекроет любые затраты.