Что делать дальше, я не знала.
" А! Там видно будет!" - подумала я философски, махнула рукой, и пошла варить бульон. Вдруг он очнется, хорошо бы его сразу хоть немного напоить теплым насыщенным бульоном.
Работая на кухне, я каждую минуту выглядывала в комнату, где лежал больной и прислушивалась к его слабому дыханию. Ничего не происходило.
Никаких изменений.
Сутки раненый провел в забытьи, практически не приходя в себя.
Я сидела рядом на табуретке у его головы и клевала носом.
Раненый тихо застонал.
- Тихо, тихо, ти- и-и-хо … ! - тихонько прошептала я. - Тихо, мой хороший, не дергайся, все хорошо, все спокойно, - старалась я удержать его голову от резких движений.
Он попробовал открыть глаза. Заплывшие опухшие веки немного раздвинулись, щелочка мутного взгляда попыталась сфокусироваться на моей фигуре.
- Не торопись, малыш, все хорошо. Не беспокойся. Все спокойно, - я потихонечку гладила его по русой голове.
Он облегченно вздохнул и опять потерял сознание.
Положив охлаждающие компрессы на его веки, я опять заклевала носом. Усталость трех бессонных ночей бетонной плитой наваливалась на позвоночник и шею, и я ловила себя в полете, боясь упасть и задавить раненого. Плюнув от злости, я уселась на пол и положила голову на подушку рядом с его головой.
Очнулась от смутного чувства, что кто –то на меня смотрит. Еще не проснувшись, я повернула голову в сторону больного и столкнулась с его взглядом.
Он настороженно и внимательно меня разглядывал, во взгляде читалось непонимание и неприятие.
- Спокойно, - прошептала я. - Тихо, маленький, тихо, мой хороший, все хорошо, опасности нет .
Он тихонько вздохнул, прикрыл опухшие веки, и опять уснул. И я тоже.
В следующий раз проснулась от стона. Раненый стонал от боли и скрежетал зубами.
Я, не вставая, дотянулась до аптечки и приготовила шприц с обезболивающим, смазала спиртовой салфеткой плечо.
От прикосновения он очнулся, взглянул на меня настороженно-расширенными глазами и сделал усилие, чтобы отодвинуться.
- Спокойно, мой мальчик, не переживай, это обезболивающее, тебе сразу станет легче.
Он успокоился и перестал сопротивляться. Минут через 5 после укола ему полегчало.
- Зачем ты со мной возишься, - просипел он, не открывая глаз. - Я обидел тебя, оскорбил.
- Сильный не может обидеть слабого, - усмехнулась я. - Обижать – удел слабых. Это закон жизни. Поэтому смысла обижаться нет никакого.
- Хочешь сказать, что я слаб? - с гримасой боли на лице, с трудом сглотнул он.
- Конечно, - опять печально усмехнулась я, пожав плечами. -Ты был зол, раздражен, обижен, разгневан, и все такое прочее. А это индикатор слабости. На тот момент.
- А ты ... значит ... была сильна, - презрительно скривил он красивые губы.
- А я была сильна! - решительно подтвердила я. - За моей спиной стояли два ребенка. И я должна была их от тебя защитить!
- Защитить от меня мою дочь? Бред! - попытался воскликнуть он, опять сморщившись от боли.
- В состоянии аффекта человек, к сожалению, практически себя не контролирует. И может совершить непоправимое. Хватит философствовать!- прервала я его тягостные копания в измученной душе. - Надо поесть, сейчас я тебя кормить буду!
Я кормила его пахучим тепленьким бульоном с ложечки. Поила прохладным сладким компотом.
Он быстро устал и уснул.
Я сидела рядом, прислушивалась: дышит, не дышит? Но момент его просыпания пропустила. Проспала.
- Что дальше? - прошептал он еле слышно. - Брось меня. Меня все здесь ненавидят.
- Я знаю. Я же почти местная, - задержала я выдох, грустно усмехнувшись. - Не брошу. Мне нужно в город тебя вывезти. Нужно сделать МРТ и показать специалистам. Как только чуть станешь получше, окрепнешь немного, сразу поедем.
Он устало закрыл глаза.
- Возьми мою машину в гараже.
- Твою нельзя, - отрицательно покачала я головой. - Твою все знают, могут устроить засаду на перевале.
Да, ...
в любом месте можно машину с дороги столкнуть.
Сам знаешь,
какие у нас откосы и обрывы по всей дороге.
Тайга.
Никто не приедет и не поможет …
И ... Искать никто не будет ...
Неизвестно,
сколько времени может пройти, прежде чем случайные охотники или рыбаки обнаружат упавшую с перевала машину.
На моей поедем! - коротко кивнула я головой, приняв окончательно осознанное решение.
Гримаса боли сковала его красивое мужественное лицо.
- Не могу понять, зачем ты это делаешь, - прошептал он. - Зачем ты мне помогаешь.
Я удивленно подняла брови, с недоумением хмыкнула.
- Все просто - я должна тебя защитить. Пока ты не выздоровеешь, я буду о тебе заботиться.
Он помолчал, потом нехотя произнес.
- Я не помню, как это ... чтобы обо мне кто-то заботился ... чтобы меня спасали. Маму я практически не помню. Ушла от нас, я еще совсем маленьким был. Отец относился по-советски –накормлен, обут, одет, ну и ладно! Мать Карины бросила меня с месячным ребенком на руках …
Я понимающе кивнула головой:
Иллюстрации сгенерированы нейросетью с помощью приложения Яндекса "Шедеврум" https://shedevrum.ai