Павел Алеппский, родной сын Макария, патриарха Антиохийского, сопровождал отца в трехлетнем путешествии (1654-1656) к московскому царю Алексею Михайловичу. Павел вел записи о своем путешествии по просьбе одного из своих дамасских знакомых. В результате вышла в свет книга: "Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским".
В описаниях сирийца Павла Алеппского наше церковное богослужение XVII века предстает строгим, подвижническим. Павел приехал к нам с отдаленнаго Востока, который служил для нас образцом подвижничества в строгости христианской жизни, и этот самый человек не мог удержаться у нас от жалоб на строгость нашего богослужения, которую ему приходилось неоднократно выносить; не мог найти достаточно слов для описания утомления и изнурения, которые
обыкновенно производили продолжительные стояния на наших Службах. С самых первых дней по вступлении на Русскую землю нашим путешественникам пришлось быть свидетелями необычайнаго для них усердия русских к богослужению. После первого же богослужения они почувствовали страшную усталость в ногах, потому что во все время богослужения им пришлось стоять. Они с удивлением смотрели на русских, которые с начала до конца богослужения неподвижно стояли на своих местах, как камни, изменяя свое положение только во время поклонов.
Павел говорит, что каждое: «Господи, помилуй!» певчие тянули 1/4 часа; в ектении: «Рцемь вси»… они повторяли: «Господи, помилуй!» более 100 раз. Русские не выходили от Обедни раньше 8 часов (14:00), и во всё время Службы стояли неподвижно, молча, как статуи, переминаясь только с ноги на ногу во время поклонов.
Так еще в Малороссии наши путники стали жаловаться на строгость нашего богослужения; но эти жалобы ни что в сравнении с тем, что тот же Павел говорит о своем пребывании в пределах Московскаго Государства и среди самой Москвы. По его словам, русские не делали различий между такими правилами, когда запрещается принимать пищу до 9 часов (до 15:00), и такими, когда позволяется принимать ее и раньше: они постились до этого времени всякий праздник, был ли то большой, иля малый. Привычка сделала их нечувствительными к усталости и строгими ко всякому послаблению. Он говорит о себе и о своем патриархе (с которым вместе на Русь приехали), что они всегда выходили от нашего богослужения крайне усталыми, с разболевшимися ногами, которые, после продолжительнаго стояния, отказывались больше служить. Так бывало с ними в обыкновенные праздничные дни; но дни великих церковных праздников для поста была настоящею мукою для сирийцев. Почти веякий раз в конце описания подобной Службы Павел изливает скорбь и горе на телесные труды и недуги. Так, в Великий Четверг они не выходили из церкви с 3 часов утра до 11 (с 9 утра до 17:00): сирийцы проклинали себя самих, потому что их ноги почти совсем отваливались, и они обращались к Богу с молитвою о ниспослании им особенной силы на Страстную Неделю. Что касается русских, замечает Павел, то их ноги, кажется, сделаны из железа, но они от непрерывных стояний в церквах наживали нескончаемую боль в ногах; эта болезнь, да еще подагра, была единственными бедствиями, на которые, по его словам, жаловались русские.
Такие же жалобы Павел высказывает и в Великую Субботу. В этот день сирийцы пробыли в церкви с рассвета до 5 часов после полудня, и не успели только выйти, как чрез несколько времени их опять позвали в собор. «Да почиет мир Божий, восклицает Павел, на русском народе, над его мужьями, женами и детьми, за их терпение и постоянство! Надобно удивляться крепости телесных сил этого народа; нужны железные ноги, чтобы при этом не чувствовать ни усталости, ни утомления.» После строгого поста и бдений в течении Страстной Недели, сирийцы так обессилели, что, по словам Павла, самая Пасха не могла более казаться праздником ни нам, ни кому бы то ни было из иностранцев, хотя бы он обладал силами Александра Македонскаго.
У Павла находатся весьма много подобных жалоб на продолжительность нашего богослужения и строгость
поста, по тому что сирийцам приходилось очень часто служить в монастырях, где Церковный Устав соблюдался строго. Так, например, в Валаамском монастыре в день Службы им с утра до вечера не дали ничего есть. И это, замечает Павел, у русских считалось знаком величайшей любезности к иностранным гостям. Во время посещения Новгорода они тоже побывали и в окрестных монастырях, между прочим они служили в монастыре Одигитрии, находившемся в 4 верстах от Новгорода. Но после Литургии, замечает Павел, вместо того, чтобы пригласить их на обед, их увезли еще в другой соседний монастырь, так что они с 8 часов (14:00) одного до 10 часов (16:00) другого дня, следовательно, в течении более суток, оставались совершенно без пищи.
У нас не только великие Господские праздники, но даже праздники Святых и Угодников нашей отечественной Церкви, праздновались с необыкновенною торжественностию, которая стоила сирийцам больших трудов. Павел замечает, что у нась память митрополита Петра праздновалась более торжественным образом, чем самое Рождество Христово. В этот день патриарх обыкновенно приглашал к себе на обед царя, бояр и духовенство. В этот день наших гостей позвали в церковь еще с полуночи, что было зимою; от железного пола в соборе было невыносимо холодно. Павел свидетельствуется Богом, что в этот раз он и его патриарх чуть не расстались с жизнью: он хотел даже убежать из алтаря,
но это было невозможно, потому что царь стоял у северных врат алтаря, а царица у южных; по необходимости пришлось терпеть; за то, по возвращении домой, он три дня не мог стать на ноги; он говорит, что их можно было спокойно резать, сажать в кипяток: так они сделались нечувствительными от крайнего холода. Но он, к крайнему изумлению,
замечает, что, несмотря на такой мороз и стужу, дети и маленькие девочки самых знатных бояр стояли в церкви с обнаженными головами, неподвижные, как статуи, не обнаруживая ни малейших следов нетерпеливости.
Наши суровые зимы не раз причиняли большое горе сирийцам; им приходилось иногда присутствовать при богослужении в жестокие морозы, когда и у русских, привыкших к холоду, коченели члены. Так, в праздник Рождества Христова, в 1654 году, был такой холод, что вода для теплоты и самые Св. Дары замерзли и сделались твердыми, как камень. Сирийцы принуждены были постоянно завертывать руки в меховые рукава; но еще хуже было то, что они должны были в этот день простоять в церкви до вечера; да и по выходе, едва сели за обед, как
опять их позвали на Вечерню. Павел недоумввает, что сказать об этом усердии и строгой ревности русских, от которой они
не отступают ни при каких невзгодах. "Можно подумать, говорит он, что они нечувствительны к усталости и могут обходиться без пищи. Все русские, замечает он в другом месте, без сомнения святы; они превосходят своею набожностию самих пустынников".
Подобных замечаний о набожности и строгости внешнего благочестия русскихъ у Павла находится весьма много. И замечательно, что в этом отношении он встречал одно и то же и в Москве, и на отдаленном Севере, и на крайнем Юге; везде его поражало это строгое соблюдение церковнаго благочиния и требований, внушаемых благочестивым и набожным чувством.
(📚источник: Рущинский Л.П. Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков).