(Репетиция семестра в виду возможной свободы, творчества и праздника, акмэ ακμή)
Условно не детское чтение.
Парадоксальность не есть противоречивость в логике, это трюизм и уже давно. Коль скоро, системы логик локальны, в виду релевантности следования, то и формулы, что являются парадоксальными относительно ситуации такой релевантности, могут быть не уместны. Но, вообще говоря, эти формулы не противоречивы, это истинностные тавтологии логики. Таким же образом, приостановка или колебание, это не движение- что противоречие, в физике, или скажем, формальное в языке. Коль скоро, оно можно сказать целиком состоит из афоризмов, это состояние не есть состояние, по крайней мере, формально логического противоречия, когда конъюнкция тезиса и отрицания этого же тезиса- утверждения, имеет место. Мы не говорим сплошь такими конъюнкциями, но афоризмами вполне. Иначе, любое движение, можно сказать есть колебание. И логического противоречия может не быть, когда утверждаются одновременно оба таких тезиса: что граница, кортежи смысла или колебания не есть движение, но скорее приостановка, и тезис, о том, что любое движение есть колебание. Мол этой паучьей философии колебаний, упорства и закостеней в покое, мы противопоставляем всегда прямое и честное понятие разрыва постепенности. Спору может не быть, Ленин поймал 5 пуль, и смог выжить после, какое-то время, но это явно нелегко. И разве что: мы не ищем легких путей. Все дело, и в этом отношении, видимо, в известном смысле, в относительности, отчасти аналогичной той, что имеет место в принципах дополнительности и неопределенности. Относительность Галилея демонстрирует, что в зависимости лишь от масштабов рассмотрения можно утверждать покоится ли объект или движется. Относительность Эйнштейна еще более развернута. Только в виду определенных: масштабов, шкал, сеток, решеток, степеней, фильтров, метрик, в общем смысле мер, можно говорить, что это движение, вообще говоря, колебание или что иначе, речь идет о приостановке, границе теперь покоя и движения. Особенность кортежей смысла в том, что для них в известном отношении выполняются и тавтологии логики, и законы противоречия, коль скоро это граница, кроме прочего, покоя и движения, что совсем ни исключительно, мгновение- вдруг. Это сложнейшее обстоятельство и можно ближайшим образом описать, словно наличие в кортежах смысла: приостановки- границы покоя, колебания- промежуточной основы, и трассировки- границы движения, множеств: устойчивых, нейтральных и кроме прочего хаотически движущихся. И иногда стоит отнестись к этом обстоятельству, возможного наличия трех элементов фрактального распределения границы, со сдержанной улыбкой, а не с безудержным смехом, просто и не просто потому, что повтор, это трассировка через пробел или пустое множество, и иной знак, тогда как удвоение, это трассировка только через пробел. И каковы бы ни были открытия в какой либо области, в том числе, и в виду фрактальных распределений и производств, они, так или иначе, неизбежно прибегнут к естественному языку, что состоит в рекурсиях конечного числа знаков алфавита, и таким образом, кроме прочего, выполняет алгоритмы элементарной формальной комбинаторики. И потому, в указанном смысле, повторы часты, удвоение сравнительно редки, но, и то, и другое, это трассировки. И все это языковое и речевое многообразие, просто и не просто, разные колебания между разными колебаниями, отсылка которых к вещам приостановлена всякий раз. Коль скоро, это всего лишь знаки, теперь, условность, а не вещи среди вещей . И потому, еще раз стоит повторить, «в себе», фрактальные множества, это массово неразрешимые проблемы, для нас- это кортежи смысла, прежде всего языка, речи, фигуры языка, из которых он сплошь состоит прежде всего, словно из афоризмов- сокращений. Формальное противоречие- это парадокс, но не наоборот. Ближайшим образом, не всякий парадокс- это противоречие, но видимо, скорее, лишь граница с ним. Различие между двумя мыслителями, если ни двумя эпохами, Лейбницем и Кантом, состоит как раз в том, что, скажем, для Канта, универсальная характеристика могла бы быть вещью в себе, тогда как для Лейбница, это по крайней мере единство математики, в математическом же, исчислении. Сегодня, вряд ли кто-либо из математиков станет утверждать, что он сможет предложить такое универсальное математическое исчисление, и, тем более, алгоритм, которое, то, могло бы взаимно моделировать. Ностальгия по Пуанкаре, отчасти объясняется тем обстоятельством, что, мол, он, все еще мог де
охватить все разделы математики, может быть. Но каким образом? Он сформулировал свои знаменитые задачи, в ходе решения которых, кроме прочего, видимо, теперь, мало кто из математиков мог бы утверждать, что единство этой науки может быть достигнуто на основе, какого-либо одного универсального математического исчисления, что могло бы разрешить все такие задачи, словно один язык программирования смог бы упразднить все остальные. Но кроме математики может быть еще множество наук, и их единство, кроме прочего с математикой, таким же образом под вопросом, не говоря уже о единстве теории и практики. Все, что Кант мог предложить, в качестве универсальной характеристики- это в известном смысле, лишь априори вкуса. Именно поэтому, кроме прочего, в виду сложнейшей проблемы которую Лейбниц старался решить, в том числе, и средствами монадологии, проблемы единого во многом, Кант написал три критики, а не одну. И единство свой трансцендентальной философии завещал своим последователям. Первый из которых Фихте, как раз, казалось вернет всем надежду и мечту Лейбница, выдвинув исходный тезис - основание, Я= Я, картезианского, "я мыслю", словно исходный пункт универсального характера для познания, чего бы то ни было, и кого бы ни было. Словно стараясь дедуктивно вывести из него любое иное знание и опыт. Тем не менее, наивность этой возможной попытки, ни смотря на возврат известного рода к поиску предельного основания, мышления и бытия, оказалась очевидной, и во многом благодаря Шеллингу, что в виду искусства и мифа, явно продемонстрировал невозможность или скорее тщетность такой возможной затеи: вывести любое знание из единственного и единого исходного принципа, во всяком случае, в виде дедуктивных цепей, вывести из Я = Я любое, пусть и априорное знание. Гегель был последней величайшей попыткой- построить систему философии, что могла бы быть универсальной характеристикой, но не на основе дедуктивных цепей, но диалектики, и вновь фиаско, затея разбилась о конкретность бога и человека, кроме прочего, о противоречия любви. Для Маркса, это единство- тотальность, уже не было задачей. Просто и не просто потому, что он ни строил систем, ни трансцендентальной философии, ни в известном смысле, диалектики. Коль скоро, имя философии могло так низко упасть, что его могут не просто стыдиться, но чуждаться, какова бы ни была природа этого заблуждения относительно философии, можно сказать, что Маркс был политическим экономистом, ни более того. Можно спросить, а как же Гуссерль? Да, казалось бы, возрождение интереса к когито, "я мыслю", Декарта, радикализация тезиса могли бы вернуть, казалось бы, в дело реализации, проект универсальной характеристики. Но нет, может быть многое за то, что все сочинения Гуссерля, это не более, чем литературно философские эссе. Возможный итог: сознание- это непрерывная флуктуация с каскадом, как водиться из бифуркаций. И точность характеристики теперь можно искать, разве что по направлению к «Карнапу», символическая логика и ее приложения на основе теории множеств и во взаимной корреляции. Итог которой: аксиоматика желания, либидо, инцеста, и возможная сегрегация межвидовых половых преступлений. Своеобразно понятый спинозизм, если ни геометрия сексуальности. И потому, стоит еще раз повторить, АЭ был завершением не только французской традиции в философии, и что же, что и как водиться, новым началом. Равенство объемов природы и свободы, видимо, это скорее известное подобие разнородностей, чем тождество единств. И потому устойчивое, повторяющееся регулярное выражение "аппроксимативно равно" просто теряет фрактал, словно и кортеж смысла, по ходу мысли. Но кроме этой возможности получить не парадоксальный вывод из парадоксальных посылок, коль скоро, итерация самому себе тождественного математического правила на комплексной плоскости, это ближайшим образом к его понятию, множество Мандельброта, - у систем фрактальных логик, из числа основанных на бинарном коде, то есть, при условии выполнения тавтологий логики, тождеств, может быть, как минимум еще две. И в обеих из них вывод может быть, как раз парадоксальным. Впрочем, после знака равенства может следовать ни целое число, но не периодическая дробь, логарифм, комплексное число или дробный интеграл. В качестве приближений к фракталам иных масштабов сеток или шкал, степеней, метрик. Уже приходилось отмечать, что сами эти размерности равенства или тожества, могут быть фрактальны именно поэтому. Итерация может состоять из само подобных, а не само тождественных функций, таким же образом, как и рекурсия, может быть рекурсией самоподобия, а не само тождественности. Меры тождества могут быть разными, как и меры выполнения тавтологий. Именно поэтому, еще раз стоит повторить, что в себе фракталы- это массово неразрешимая проблема, словно и колебания или приостановки, это бессмыслица любого парадокса, отказ от референции, потеря ссылки. Противоречия, могут быть гораздо содержательнее и подвижнее, словно текучие в диалектической логике. Это утверждение о проблеме что может быть правильно сформулирована задана но массово не разрешима, кроме прочего, некая методологическая защита в виду постулата, от возможного применения тезиса: подобное подобным, что, может, путая зачастую предмет и метод, редуцировать все начинание логики самому себе подобия, к бреду хаосом, но и философским камнем, вечным двигателем, универсальной характеристикой, властью ключей, машиной времени, скатертью самобранкой. И это не намек на ограниченность разума или познания, но иначе условие возможности, коль скоро не предопределенность будущего и расширение границ незнания в процессе познания, это такие условия. Сложность в том, что тезис не просто может, но состоит в том, что все имеет значение. И как мы знаем бреда может просто не быть. Еще в 2004 году в момент переиздания книги «Фракталы и хаос», речь могла идти о том, чтобы найти универсальность на переходе от порядка к хаосу. То есть, ближайшим образом обнаружить числа, вида постоянных: Ляпунова, КАМ(Колмагорова-Арнольда-Мозера) или М. Фейгенбаума, константы Реньи, если ни скрытые распределения вероятностей цепей Маркова, на границах с сильным хаотическим распределением. Но вообще говоря Ляпунов нашел такие постоянные еще в 19 веке, словно и Марков такие цепи. Действительно, если речь заходит о теории хаоса или о его границе, что может называться и хаосмосом, то резонно в виду кроме прочего и немецкой образной топологии, спуститься в склеп абстракций знания о том, что мы не можем не знать, но явно на этом все не может закончиться. Выйти наружу, на солнечный свет, из склепа или из пещеры таких абстракций, это и есть возвращение к конкретному. Коль скоро, не все числовые ряды возможно открыты, то почему стоит универсально мерить все кортежи смысла и фрактальные распределения и производства, не периодической дробью М. Фейгенбаума? Конечно может быть весьма много фрактальных распределений таковы, и составляют границы на переходе, именно с такой мерой приближения, скоростью к абсолютности условной упорядоченности. Коль скоро совсем не упорядоченная симметрия, в которой от любого произвольного изменения ничего не меняется, видимо мало кого может интересовать, в этом смысле, и именно в виду совершенной непознаваемости, отсутствия возможности любого следа. Но явно, что не все такие условные упорядочения может быть открыты. Да, и ближайшим образом, коль скоро могут быть и постоянные Ляпунова или КАМ. И действительно, многое может измениться от того, что используется генератор условно случайных значений в цифровой компьютерной программе, этакой смеси, теперь, из порядка и условного хаоса, если ни из порядка и беспорядка. И таким образом, речь может идти о смеси смесей. Но следующий шаг от такой программы генерации текста, основанной все еще на правилах, но использующей такой генератор, это нейронная сеть, теперь, черный ящик которой еще более черный и большой, но на выходе имеется когерентное целое больше частью приближенного к адекватному характеру текста, GPT4. (То, что о черных ящиках машин ничего не хотят знать, предпочитая делегировать тему черным дырам, видимо и невидимой Вселенной, что далеко, и отстоят надолго, не делает не истинным обратное, замена бесконечно малых и больших, известных математических исчислений многозначной алгеброй языков программирования конечных автоматов, возможна, только потому, кроме прочего, что такие черные ящики есть, и да, автоматы электронные, а не механически вещественные. И коррелятом такого незнания и нежелания, входить в рассмотрение, может быть, как раз, программирование вслепую без какого-либо знания языков программирования и практики программирования на таких языках. И такая двойная «спекуляция» издревле, ни могла не настораживать философов. Впрочем, в основном скептиков.) Конечно, это лепетание ИИ, все еще далеко от выхода на свет, обретения "ничто", симметрии сознания, что может быть пострашнее любого бессознательного и гротеска, как говаривал Бахтин, коль скоро, предполагается, что это событие может быть, и, с большой вероятностью, само по себе будет технологической сингулярностью, и все же, это довольно развернутое продвижение в этом направлении, в том числе, и к разумной универсальности случайных распределений, что конечно можно признать болезнью, но видимо, все же, к благу. И что, да, предполагает известного рода стазис генезиса бессознательным, словно и гомеостаз организма. Массово неразрешима проблема, лишь в виде кортежа смысла, это синоним вещи в себе. И физики, в свое время, лишь приблизились, в виде квантовой механики, к таким темам. И коль скоро, физику издревле стали считать фундаментом, это взбудоражило общественность, как и самих физиков. Но фундамента и вправду может не быть. Тем не менее, афоризм: если все и относительно, то относительно практики, - именно таким образом еще может быть верен. Коль скоро, теория- это возможно и действительно, если и ни высшая, то все же, форма практики. Это, однако не помешает видимо тому, простому и не простому обстоятельству, что Китай, если и ни в скором времени, но в некоем будущем может вернуться к нулевому росту, когда капитал и, в некотором смысле, буквально, не может начаться и не может кончиться, но колеблется, находясь на границе модерна, что его, капитал порождает, словно постмодерн, как и большинство стран прошедших такой же путь к границе, что, постоянно порождая капитал, приводит капитал к этому пределу, состояния порождения капитала, но с нулевым ростом. Античность, коль скоро, заклинала капитал и призывала его, словно и все предшествующие капитализму общества, знала такое состояние равновесия, как всего лишь старания Сизифа. Которое стоит отличать от производства новейшего первоначального генезиса капитала, в результате которого капитал, словно переходят черту колебания, и вновь вступает в моменты роста. Коль скоро, изменил свой способ первоначального порождения, генезиса, и вновь может выйти из горизонта приостановки, закатить камень на гору и сбросить его. (Можно не использовать это слово антоним к термину коммунизм, впрочем, не во всех смыслах и скажем кроме буржуазного, и взаимно, не говорить ничего о коммунизме, но говорить о свободном труде, что именно потому, что свободен в известном смысле, творит все это, и, коль скоро, все еще труд скорее высвобождения, чем нет, свободы, может быть замкнут.) Но эти периоды индустриализации, поверх которых еще и происходят такие производства генезиса, заканчиваются для большинства стран нулевым ростом. И почему бы это, почему экономика США не нулевая, словно в Японии в течении 30 лет? Молода? В известном смысле да, словно и история этой страны. Коль скоро, революции в 21 веке, могут и происходят, и в Египте, что видимо снова освежился и помолодел, то разница в возрасте с США, может быть в тысячи лет. И ответ видимо, может быть в том, что это, просто и не просто, мировой банк, все еще. И только мировым банкам, это состояние длительного колебания капитала возле нуля, кажется не грозит, словно слишком длительное. Но явно ни всяким и ни всем, таким банкам, финансовым институтам. Именно, мировые финансовые банки инициировали и инициируют, всякий раз, кроме прочего, новейшие возрождения капитала, появления новейших миров экономик и мировых фабрик, теперь, в разных регионах мира. Традиционно, впрочем, это были войны. И да, что-то изменилось. Всякий раз покупая какую-либо вещь на деньги, вы приравниваете ее к деньгам, то есть товар, что вы купили это в известном смысле так же деньги, таков парадокс потребительной стоимости, что в известном отношении не отделима от меновой. Могут ли быть такие вещи, которые сами по себе деньги? Очевидно, это и есть деньги, которые покупают на деньги, вернее теперь это скорее всего, капитал, что продается и покупается за капитал. Но может ли быть что-либо еще? Очевидно, это рабочая сила. Покупая рабочую силу покупают средство производства стоимости - то почему деньги значат деньги. Теперь, данные пишут коды. Теперь данные, это то, что является производственной единицей, словно рабочая сила. И это вообще говоря, большой возможный вызов банковскому статусу, ни крипто валюты, но весьма умная знаковая система. Казалось бы, что в этом сложного и вызывающего, цифра к цифре. Но коль скоро, такая система может быть весьма умной, то ищет, в виду производства и распределения кортежей смысла, ближайшим образом, весьма развернутой системы машин на весьма большом потоке энергии, и это действительный возможный конец деньгам, коль скоро производство и обмен могут быть так тесно интегрированы. Можно ли сказать, что это и возможный конец и капиталу? - если рабочий, который смог бы питаться воздухом, ни стал бы идти в наем к капиталисту, то имеющий свободный доступ к такой развернутой системе машин, энергий и знаков, и подавно. И свобода, в этом отношении, не пустое слово, коль скоро технократический идеализм может быть вполне дезавуирован. Поэтому, в известном смысле, да, это возможное упразднение высшей и последней. В каком же смысле нет, и видимо в возможности неограниченного роста. Тем не менее, мыслимо, что гетерогенные горизонты системы, могут не ступать в отношения эксплуатации друг по отношению к другу, и чреватое сингулярностью бытие, это не стена о которую можно разбить голову, но возможность. Впрочем, мыслить не всегда значит знать. Ни капитал, ни чистая теория, преимущественное состояние которой- ужас, что ни сковывает и леденит, но свободный доступ человека к человеку- это мотив для создания теории фракталов и практики кортежей смысла, словно преодоления сторон порядка, беспорядка и хаоса. Фазовые переходы, универсальную теорию которых ищут, или синергия, или даже автопоэзис диссипативных систем, что называли самоорганизацией и само управлением, это в известном смысле, все только начала на этом пути создания теории и практики генерации способов изначального генезиса. И да, множество Мандельброта, как выяснилось может быть гладким в течении 3 часов просмотра, так что не поддается ни разрывам, ни обломам. Сколь бы настойчиво кто-либо не стремился войти в него, пронзить континуум. "Название фрактал, облом - это метафора, кортеж смысла, поймите". Сложность в том, что такая податливость словно податливость вакуума, скорее, может быть непроходимая яма. И разве что, в этом отношении, термин "фрактал" содержательно может быть поддержан- "монотонностью" множества, истощающего желание, будучи формально инспирирован в этом названии, количественной дробностью пространственной размерности. В известном смысле именно колебание между обломом и гладкостью, граница между ними, и есть в собственном смысле фрактал. Что, словно движение может быть для нас, вредным или полезным.
(Искать смерти и не находить ее, может быть, явно отлично от того, чтобы счастливо умереть, пресыщенному днями. И иначе, удерживать худой мир, что лучше доброй ссоры, может быть отлично от того чтобы встать и начать играть на празднике.)
Коль скоро, число Фейгенбаума словно показывает, "как быстро уменьшается расстояние между точками бифуркаций удвоения периода при приближении к конечной точке каскада", в процессе развития динамической системы к хаосу, то это описание функции такого числа, вообще говоря, можно истолковать следующим образом: разросшаяся яблоня, плодоносящая в урожайный год и есть конец каскада, бифуркаций- разветвлений, роста - хаос. Для известного вида физики математического толка, жизнь, ближайшим образом, если ни сознание или идеология- это невозможное состояние или состояние хаоса. Но коль скоро, жизнь существует в порах физических законов, кроме прочего, и они выполняются для нее в виду границы, то истина физики, кроме прочего, проявляет себя в том, что, если яблоки не собирать, они начинают опадать и гнить. То, что растения таким образом удобряют почву сами собой, и что этот процесс гниения, в виду гомеостаза яблони и биогеоценоза почвы ни есть хаос, но возрастание полезного качества, ни делает, ни истинным, в ином масштабе рассмотрения и практики, тот факт, что гнилое яблоко -это не самый плохой возможный образ хаоса, что чаще всего в виду подмены понятий отождествляют с беспорядком. Но различие, что здесь возможно и действительно, между хаосом и беспорядком, могло быть известно в Новое время, в Европе, столь болевшему единым и единственным принципом абсолютистской монархии, по крайней мере, из сборников античных фрагментов Дильса-Кранца. Хорошая новость в этом отношении та, что ни вся здоровая яблоня гниет, таким образом, но выделенными частями, и это, вообще говоря, встроенный в биологический ритм процесс управления собственным воспроизводством в среде, в котором и в которой, автопоэзис яблони питает среду, за счет которой после, воспроизводиться весь процесс ее плодоношения и регенерации. Можно образно метафорически кодировать в таких терминах весь мир? В известном смысле да, но явно не всегда, и в виде большого сокращения. Коль скоро, это размышление о яблоне, которую Гуссерль, разве что упомянул таким образом, мол описывая ее феномен в сознании, само по себе есть большое сокращение, в виду кратчайшего описания жизненного цикла и сущности растения- яблоня. Важно, может быть, что хаос, в известном смысле, синоним не предопределенного и не предсказуемого будущего космоса, которого если не так, то вообще может не быть, словно, кроме прочего и будущего упорядочения. В этом смысле, это его, хаоса история, всегда впереди в виду истории бытия. И потому творческая, поэтическая мощь хаоса, что по ту сторону от порядка и беспорядка, издревле отличалась от беспорядка, что чаще всего просто и не просто, но повтор прошлого. Все есть вода и воздух, если не колебания мод вероятностей, и ни полно богов. Отсюда может быть ясно стремление, впрочем, в известном смысле, все же, наивное, к хаосмосу, что удерживается на границах нулевого роста, не переходя в новый порядок, да еще с пароксизмом. Но и у такой границы могут быть подробности беспредела. Рогатина жизни, новой жизни, свободной жизни и нового порядка, что может замаячить в таких раскладах, вполне узнаваема, сколь теперь и средства избежать ее. Будучи в известном смысле незадачей, время N вполне мириться с известным атеизмом монотеистических религий, настороженным, мягко сказать, отношением к Хаосу- античному божеству. Коль скоро, и физика, очевидно, могла, и стал иной. Оказалось, чего только нет в природе, просто и не просто потому, что, какой только природы ни может быть, словно может и не быть. Все есть граница и существует на границах, можно было бы сказать, с известным пафосом первооткрывателя, если бы ни какими только именами не называли бы это самое все, что видимо, все терпит. И коль скоро, речь зашла о границах и, в этом смысле, пределах веры и знания, то можно еще раз обратить внимание на то простое и не простое обстоятельство, что призрачная вера живет в стенах бастионов знания, словно и призрачное знание в стенах бастионов веры, теперь кастами и подкастами приведения типов данных. И все же, разве не в Microsoft Edge, теперь можно так погранично резонировать, кроме прочего, и с ИИ? И, да, то, что может напрягать, во всех этих вот сладеньких разговорах о хаосе и фракталах, мол, заварнушках заворушек, профи - троллей, так это бодрая змейка трещины, что весело ветвится, резвясь на границе неизбежного разлома, каньона. Вида: и где же ваша дальняя когерентность теперь г. Пригожин. Впрочем, разве они теперь не в раю, если ни в христианском, то в исламском или любом ином, что мог приглянуться им? Но мало того, едва ли не столь же неизбежные вопросы о том, что же мотивирует думать, столь в разных направлениях: веток и яблок яблони, кровеносных сосудов, деления клеток, или трещин, разрушающих объект окончательно, одна за другой, и затрещин, мол «не ломай»? Один из самых сложных вопросов к АЭ это тот: не было ли все начинание просто сменой вывески, и таким образом не меньшим идеализмом, чем такой у Фрейда или Лакана, что все дело мол в том, что кто-то как-то так или не так, сказал, что-то назвал или о чем-то, о ком-то, написал. Коль скоро, они сами говорили, что следует быть крайними номиналистами. Впрочем, алгоритмы теперь. И да, темная сторона силы, Лукас и Лукасевич, радость загробного старика от танца бодрой змейки трещины в рядах повстанцев, расслабления кроме прочего женщиной. И разве что автодорожный и железнодорожный туннель под Гималаями, в виду скоростных, трансконтинентальных логистических коридоров сможет примирить народы с такой, мягко сказать, двусмысленной темой, возможной позитивностью женского детородного органа. Помимо такой змейки, во фракталах, что мол способ не линейного существования расходящейся, де, на щепки стрелы, или просыпавшейся теперь кучи песка, это обсесивно-компульсивное, биполярное расстройство, сиречь шизофрения. Важно, что Декарт ни только ни собирался ни в чем сомневаться, но и расстраиваться в психофизической проблеме. Такая это ловушка власти, словно и дуализм субстанций, и вопрос, когда ее стоит актуализировать, в том числе, и обращаясь к себе самому. Коль скоро власть- это фильтр, а не инфильтрат. Истолковывать теперь, суперпозицию сознания и смысла, в терминах вещей окружающего мира и таких же вещественно образных теориях о них, вроде стрелы или даже точки, что, вообще говоря, не конструктивна. И де, разве что, мол "сосиска в тесте", именование которое отсылает к простому и не простому обстоятельству, что зять делегирует свою сосиску тестю или тесть дарит свое желание зятю, взаимообразным образом, оба обращаясь в кругу отношений: зятя, дочери и отца, тестя, жены и зятя и можно продолжать возможное перечисление перестановок имен отношений родства, что ведь не существуют и разве номинально. Я вполне живет всеми органами сразу, и каждым в отдельности, одновременно всеми сперматозоидами, которые отдает или принимает, пусть бы в моменте производительным, то есть становится другим лишь один из них. И только во время болезни я оказывается: печенью, легкими, сердцем или почками, нервом или лимфатическим узлом, жгутиком или канатиком, хрящиком или костью, и болеть всеми болезнями сразу, может быть ответом на ситуацию, по ту сторону от тела без органов, вот тогда видимо и стоит подумать о том, что конечно, я это не единичная точка, и скорее текстура смысла, но не ее обратный возможный негатив. Задача, таким образом, все в том же: и жизнь, это процесс непрерывного распада. Позитивность которого не всегда такова. И коль скоро, судьбой может быть суждено привязаться к какому-то: органу, какому-то нерву, то что же, это вопрос признания своей участи. Пусть бы и метафоры организма могли бы быть и неуместными, и избыточными. Впрочем, смысл всегда в суперпозиции, и такая привязка - это не морской узел, что вяжется морскими канатами, и вообще говоря, можно отвязаться и, может быть, даже легко, впрочем, пусть бы и для этого, и действительно, стоило стать другим. Но вообще говоря, практики: гомеопатии, фармакологии, йоги и научной, медицинской терапии и хирургии, могут не слишком мешать друг другу. Пусть бы и иногда хотелось бы сладенькой, мягкой, как вода Смирновской водочки. Коль скоро, все эти: практики, вещества, субстанции, теории и отношения может объединять одно свойство - обезболивать.
Смеяться, понимая всю серьезность жизни, коль скоро, смерть- это ее часть, а не наоборот, это видимо один из возможных признаков величия. Впрочем, явно иногда хотелось бы и далее ничего не знать об этих болезнях, высотой или низинами. Ни много ни мало, быть Горгием. Сложность в том, что после травмы или ранения, что могут быть неизбежны для такого Горгия, Вы вылечились, но принимали много морфина, и, теперь требуется реабилитация, чтобы выйти из зависимости от морфина, именно поэтому может быть необходима, кроме прочего аналитика, коль скоро, психоанализ, как ни странно мог сойти за такой морфин, терапевтическую, кроме прочего, дисциплину воодушевления желанием. И конечно, могут быть необходимы средства более дружественного к пациенту обезболивания, не вызывающие привыкания. В случае нервных болезней, это тривиально может быть витамины группы B, банановый или яблочный смузи. Метафизика подошла к концу. И это может быть особенно понятно, в том смысле, что, приближаясь к не преодолимой далее вершине, просто и не просто потому, что выше ничего нет, понимаешь, что смерть ни в конце пути, но в каждом шаге, что оставляет след. Управлять будущим на основе предсказания, это в известном смысле пустая затея, коль скоро, видимо, все что возможно, это сокращать размерности, ради нулевой или пренебрежимо малой информации, формально стабильных тождеств, пусть и не периодических, но одних и тех же дробей, «будет как-то так». Но закладывать фундамент делая будущее прошлым, это издревле было едва ли ни основной практикой его творения, что приобщалось к надежности знания и дела. И да, вновь парадоксальным, но в известном смысле отнюдь не странным образом, клин вышибают клином, средство от следа - большой след. Могучий человечище. Впрочем, очевидно, не всякий, таким же образом, и можно повторить, хотелось бы чтобы, то, все, что ни убивает нас, и что делает нас сильней, делало бы это ни убиение, наименьшим образом, а прибавляло бы силы наибольшим, и в меру, коль скоро все равно придется. И, да, фундаменты могут разные. Это здравый ответ, в том числе, и на невоздержанный фундаментализм.
Сокращение таким образом, как и всякое практически средство, это что то, о двух концах. Именно сокращение, афоризм, ближайшим образом позволяет нам обгонять быстродействие и работу цифровых машин, приводя к очевидности в общем и целом огромные массивы информации, вовремя, принимая решения на основе и в условиях, кроме прочего, ограниченных данных, но часто если ни сказать всегда информативная ценность такого сокращения, в виду порога размерности, может стремится к нулю, в виду возможного анализа. Но лукавый в деталях. Вот почему, мы говорим, разработка теории и практики кортежей смысла, ни в последнюю очередь, науки о метафорах, фигурах речи, на теоретической, кроме прочего, основе теории смежных и условно смежных множеств, и конечно практики разработки естественного языка в машинном обучении, может быть весьма уместной и своевременной задачей и начинанием. Ближайшим образом функция масштабирования - это масштаб кортежа смысла, итерации знаков выделенных логических значений истинности. И да, то что камень кремний может теперь так забавно трещать ритурнелями GPT4 действительно может бодрить известными резонансами.
"СТЛА"
Караваев В.Г.