Кровь. Кровь повсюду. Она стекает по моему лицу, моим рукам, моему платью. Капает на бетон, собирается в одну огромную липкую, отвратительную лужу, и я тону в ней. Уорнер словно выстрелил в меня. Я бы предпочла, чтобы он сделал именно это. Потому что картина, разворачивающаяся передо мной, слишком ужасна, чтобы быть правдой.
Он убил человека. Он убил человека. Он убил человека.
Я считаю головы, считаю ноги, считаю глаза. Я думаю над тем, является ли обморок хорошей идеей сейчас.
Тело Флетчера лежит на бетоне, руки и ноги согнуты под неестественными углами, глаза открыты и в застывшем ужасе смотрят на небо, которому я так радовалась несколько минут назад.
Он только что был жив, он только что дышал, отвечал на вопросы, шевелился. А теперь нет. Он лежит на земле. Мертвый. Уорнер убил его.
Я думаю, что я сплю, что все это не по-настоящему, не на самом деле. Потому что такие вещи не могут быть правдой.
Никто не двигается, не произносит ни единого слова, не смотрит на остальных.
Я касаюсь собственных губ, проверяя, закрыт ли мой рот или я позволила своим крикам вырваться наружу.
Он только что убил человека.
- Сектор 45, разойдись.
Каждый солдат падает на одно колено. Я хочу последовать их примеру и тоже упасть. Не на одно колено. Просто упасть, потому что стоять слишком тяжело. Но я держусь, потому что Уорнер рядом, и потому что…
Он убил человека.
Когда кто-то говорит, что может убить, это не кажется чем-то серьезным до того момента, пока он не доказывает, что его слова истинны. Уорнер был прав. Ты не воспринимаешь угрозы всерьез, пока их не приводят в исполнение. Я слышала четко и ясно, как он хвалился, что способен убивать людей и без меня. Что он хорош в этом. Я помню, как он говорил, что убьет Адама, если я сделаю что-то с собой. Я не воспринимала это всерьез, буквально. Я вроде как верила, но вроде как и нет. Ты знаешь, что огонь обжигает, но ты не можешь почувствовать жар пламени, не можешь по-настоящему обжечься, пока не притронешься к нему. Все это казалось лишь громкими словами. Люди ведь часто говорят друг другу: "я тебя убью". За этим редко следует действие. Но не в этом случае. Он говорит, что убьет, и он убивает. Ничего нельзя отменить, повернуть вспять, изменить, восстановить. Он зверь. Он монстр. Он чудовище.
Краем глаза я вижу, как Уорнер убирает свое металлическое усилительное устройство обратно в свой свой костюм. А потом он направляется ко мне. Я хочу отступить, спрыгнуть с этого возвышения и разбиться о бетон. Его вторая жертва, распластавшаяся недалеко от первой. Только бы он не подошел ко мне. Это гораздо лучшая альтернатива. Потому что, если он заденет меня – я умру. Его руки покрыты кровью. Она капает, стекает с его пальцев. Льется рекой, собираясь под его ногами.
Мои конечности предают меня, и я не в силах пошевелиться. Он хватает меня за плечо и почти тащит с места, к которому я приросла. Земля хорошо пропиталась кровью, и я пустила корни. Я еле иду, спотыкаюсь, с трудом сохраняю равновесие. Меня мутит. Я еле подавляю этот позыв, судорожно сглатываю, чествую, как холодный пот покрывает каждый дюйм моей ледяной кожи. Я в словно в бреду, не в состоянии удерживать себя прямо. Мы отходим в сторону, идем к двери. Я почти ничего не вижу, пятна перед моими глазами затуманивают виденье.
Боль пронзает меня, будто пуля прошла через мое тело. Я решето. И жизненные силы просачиваются сквозь эти отверстия.
- Кажется, доктору нужно увеличить твои порции еды. Тебе определенно нужно больше есть.
- Ты убил его. - Шепчу я.
- Ты заметила? А я уже боялся, что ты отвлеклась и пропустила этот грандиозный момент. - Сарказм сочится из его рта. - Держи глаза открытыми, сейчас не время засыпать, Джульетта.
Он продолжает тащить меня, и внутри меня закипают непролитые слезы. Его жакет расстегнут, и я хватаю его за рубашку, останавливаясь как вкопанная прежде, чем заходим внутрь. Я не могу вернуться туда. Я не могу вернуться туда с ним. Порыв ветра бьет меня по лицу. Я тяжело дышу, но воздух придает мне сил.
- Ты убил его. - Повторяю, я и он просто смотрит. Держит паузу. Читает меня. - Ты убил человека.
- Это не должно было стать для тебя новостью. Ты уже знала, с чем имеешь дело. Идем.
- Я не пойду с тобой никуда. Ты мне противен. - Холод улицы заморозил его глаза, зеленые льдинки прознают меня, и эта боль делает меня сильней. - Ты мне противен. - Повторяю я и резко толкаю его. Уорнер не ожидал этого, его спина ударяется о дверь. Но он так быстр, что мгновение спустя он разворачивает меня, и теперь это я прижата к двери.
Я в капкане, в ловушке. Это была плохая идея.
Он только что убил человека.
Его тело прижимает меня к двери, его руки в перчатках на моих щеках, удерживают мою голову, заставляя меня смотреть прямо, смотреть на него. Руки, которыми он только что совершил убийство. И его лицо так близко, что я чувствую на себе его свежее дыхание.
Я в ловушке.
Потрясенная.
Немного в ужасе.
Его большой палец касается моей щеки.
- Жизнь-мрачное место, - шепчет он. - Иногда приходится учиться стрелять первым.
Я не дышу.
Мы спускаемся вниз, обратно в мою комнату. Я почти не помню, как мы добрались до туда. Мир перевернулся, развалился на кусочки, и я иду по ним, не замечая ничего вокруг.
Он говорит со мной только тогда, когда мы оказываемся внутри комнаты.
- Тебе нужно поспать. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли еду сюда, но позабочусь, чтобы больше тебя не беспокоили. Доктора закончили с тобой. Завтра мы начнем нашу работу, а сегодня можешь отдохнуть.
- А Адам?
- Что об Адаме?
- Где он? Я не видела его три дня.
- И что? Тебя это волнует?
- Ты убил его?
Я замечаю, как Уорнер вздрагивает. Совсем немного. Он поворачивается ко мне так, чтобы полностью видеть мое лицо. Слегка прищуривается.
- Ты не должна заботиться об Адаме, но, очевидно, что ты заботишься.
Я не отвечаю ему, опускаю глаза. Я почти уверенна, что Адама больше нет, и эта мысль парализует меня.
- Адам жив. - Говорит он тихо, но жестко. - Я убиваю только тогда, когда в этом есть необходимость.
Думает ли он, что я должна отдать ему должное за это? Оценить его великодушие?
Он только что убил человека.
Оцепенение остается со мной, но страх перерождается во что-то новое. В холодный гнев. Презрение. Чистую ненависть. Я внезапно чувствую себя такой же, как он. Такой же холодной и безжалостной стихией. Мне кажется, что я его точное отражение: моя поза, выражение моего лица, мой голос, моя интонация.
- Ты такой щедрый.
- Больше, чем большинство.
- Не думаю, что здесь так много убийц.
- В этой комнате как минимум двое.
Я ненавижу его. Я так сильно его ненавижу.
- Я не ты. Мы не одно и то же. Может ты и хочешь в это верить, чтобы оправдать свое безумие…
- В отличие от тебя, я не ищу оправданий.
- Ты не сможешь их найти… нельзя сравнивать мою болезнь и… и твое безумие.
Он вдруг шагает ко мне с такой страстью, что я еле удерживаюсь на ногах. Я не боюсь, мои нервы забыли, что это значит - бояться. Это было слишком много для моего слабого сознания. И я снова не в реальности, потому что реальность не может быть настолько жестокой. Все это не на самом деле.
Я почти уверена, что он будет угрожать мне, требовать вернуть слова обратно, возможно, причинит мне боль. Я смогу выдержать это. Но он этого не делает. Он находит совершенно другую причину, чтобы злиться.
- В этом твоя проблема! Ты видишь себя больным монстром. Если бы ты набралась смелости посмотреть на себя по-другому! Ты думаешь, что это болезнь? У тебя есть дар! У тебя есть экстраординарная способность, которую ты сдерживаешь. Ты даже не пытаешься ее понять, испытать, проанализировать. В тебе заложен такой потенциал…
- Ты все это придумал.
- Ты так не права.
Он смотрит на меня горящими глазами. Нет другого способа описать это. Кажется, он хочет схватить меня за плечи и сильно встряхнуть. И мне кажется, я верю, что он ненавидит меня в этот момент. Ненавидит за меня за мою ненависть к себе.
- Это проклятие, а не дар. Но кому-то вроде тебя это невозможно понять. Все, чего ты хочешь - использовать это.
- Ну, пока ты сама не начнешь пользоваться своей силой, ею будут пользоваться другие по своему усмотрению. Прими свою экстраординарность и тогда сможешь сама решать, что тебе делать со всем этим. А до тех пор я возьму на себя право показать тебе, насколько ты грандиозна.
- Ну… ты убийца. Так что неудивительно, что тебя восхищает что-то подобное.
Он ядовито улыбается, скорее даже морщится.
- Иди спать.
- Иди к черту.
Он сжимает челюсть, прищуривает глаза в невыказанном раздражении. А потом разворачивается и идет к двери.
- Я работаю над этим.
Он только что убил человека.
1 глава | предыдущая глава | следующая глава
Заметки к главе для тех, кто знаком с оригинальной серией книг (могут содержать спойлеры)
Мне кажется, одной из проблем книги было то, что Тахира очень хотела сделать Уорнера плохим в начале, чтобы добиться большего эффекта неожиданности позже. Вроде как мы все ошибались, и он хороший парень. Поэтому была и некоторая грубость, и неуважение, и давление в отношении Джульетты. Но на самом деле, одного того, что Уорнер убил человека у нее на глазах, было достаточно, чтобы все его благовидные поступки немедленно заставили ее видеть в нем зверя.
Подобные вещи часто недооценивается, но я думаю, что каждый человек со страхом и ужасом бы отреагировал на кого-то, кто хладнокровно способен застрелить человека у тебя на глазах. Любое доверие, которое могло начать появляться, тут же испарилось бы. А с учетом того, что он собирался использовать ее силу... Любой бы реагировал на Уорнера так, как Джульетта, если не хуже. Тем более, она не знакома с новыми реалиями мира, который стал гораздо более жестоким.
Мне почти полностью нравится эта часть с убийством Флетчера и последующее взаимодействие Уорнера и Джульетты. Но вы заметили, какой Уорнер жесткий в этой главе в книге? Мне сложно представить, что он мог так кардинально измениться позже. Я видела, что многие считают это недоработкой, и я согласна. Так как мне нравится такой Уорнер, я постараюсь менять его в следующих книгах, сохраняя баланс между его темной и светлой натурой.
Мне кажется, что в книгах есть неясность и с мотивами Уорнера. Автор сделала акцент на недопонимании, но в желании оправдать все действия Уорнера словно забыла все, что написала о нем в начале.
Почему Уорнер был так зациклен на даре Джульетты, так долго убеждал ее, что это не болезнь? Чтобы потом что? Нам объясняют, что все это было ради матери. Но по книге не похоже, что он пытался найти лечение. И, кстати, по его словам у его матери была именно болезнь. Разве не странны тогда его категорические заявления Джульетте?
Впоследствии он говорит, что никогда не хотел сделать из Джульетты оружие. Тогда что ему было нужно от ее великого дара? Судя по его словам и поведению в первой книге, получается, что все же хотел. Чтобы потом хорошо устроиться за спиной непобедимой и сильной жены? Это, конечно, шутка.
Я верю, что Уорнеру нужен был дар Джульетты и для спасения матери, и для уничтожения отца и Восстановления. Это отчетливо прослеживается на протяжении всей первой книги. Его желание заставить ее поверить в себя и начать бороться. Может, это предполагалось и позже, но сделано было как-то слабо. Не очевидно для меня, по крайней мере.
И вновь в начале книги кажется, что Уорнер совсем не чувствует страхов и переживаний Джульетты. Даже когда он достает пистолет, он успокаивает ее только посмотрев на выражение ее лица. Он должен был ощущать, что она боится его. Я думаю, что для развития их отношений не хватило развития истории. Все слишком резко и быстро оборвалось, чтобы мы поверили, что Джульетта смогла почувствовать к нему что-то еще, кроме жалости, те эмоции, которые он должен был ощутить в ней, чтобы решить, что ее отношение к нему изменилось.