Анатолий Гринь
Собираемся быстро — достаточно одного звонка. И все, кто
здесь, в моем районе, уже ждут в машине у моего дома. Нас
трое, по дороге уже начало решения проблем, беседа на избитую тему: работа, заказчики и отказы на этих аппаратах тяжелее воздуха!
Я только что встретился с Натальей, впервые после работы,
и сейчас во власти приятных слов и улыбок и в разговоре
особого участия не принимаю.
Удерживаю себя от желания позвонить — она еще на работе,
но не хочу лишний раз напоминать о себе и отвлекать. Сейчас у
всех работа заключается в том, чтобы смотреть в экран
монитора, отвечать на звонки и перекладывать какие-то бумаги.
Еще остались отдельные специальности, где необходимы
действительно профессиональные знания, а в основном
деятельность современного человека связана с монитором перед глазами. Даже наша работа немыслима без экрана навигатора, не говоря о работе пилота в кабине современного самолета! И, конечно, сейчас много читают, примерно, как в советское время в метро — все сейчас в транспорте пялятся в экраны своих смартфонов.
Заканчивается такой мальчишник, как правило, большой
дозой выпитого, но в основном пьяным никто не бывает,
наговориться тоже не успевают и проблемы, как обычно,
решаются не все!
По дороге домой все молчат, каждый занят собой, своими
мыслями — из одного конца города в другой сорок километров,
и у моих попутчиков начинают слипаться веки. Я никак не могу
освободиться от впечатлений встречи с Натальей, а внутри
тоска. Хорошо понимаю свое безнадежное и глупое положение.
Сижу сзади, товарищ слева от меня уснул, прижавшись к двери.
Впереди рядом с водителем Андрей и его опущенная голова на
поворотах катается влево и вправо на плечах, как шарик на
указателе скольжения.
Выпитое будоражит и без того обостренные чувства, и
сейчас у меня все рвется наружу. И я, почти трезвый, пытаюсь
сдерживать эмоции и вижу себя со стороны: каменное лицо,
залитое слезами. Алкоголь в такой ситуации еще никого не
спасал, но, по мнению некоторых психологов, небольшая доля
спиртного снимает стресс и психические нагрузки, однако
привести это может к обыкновенному алкоголизму. И я точно
знаю: даже достаточно сильные люди, отвлекающие себя от
негативной действительности спортом и путешествиями, иногда
позволяют себе расслабиться спиртным. У некоторых бывают
даже запои, и, хотя мера эта временная, себе я этого никогда не
позволял. Но сейчас в дороге сижу, опустив голову, водитель
иногда видит в зеркало пьяного мужика, я борюсь со своим
безволием и все-таки позволяю себе слабость, и грудь распирает
от желания закричать!
Мелькают в голове обрывки событий. Качинское училище: в
кабинете терапевта кроме меня абитуриент — курсант
аэроклуба, у него зашкаливает давление. Врач его настраивает:
«Ты же уже летчик, зачем так нервничать? Посиди успокойся!»
У меня что-то надорвалось, застучало в висках, чувствую, я не
могу справиться с собой. Врач надевает манжету, щупает на
руке у меня пульс, меряет давление, хмурится — давление
высокое: «Что сегодня с вами? Выйдите поговорите! —
обращается к курсанту. — Расскажи ему о полетах!» Тот парень
тогда комиссию прошел, а я нет...
Из Качинского училища срочно в Красный Кут! Степной
район, южная окраина Саратовской области, жара! В столовой
очереди — конкурс тридцать человек на место, после
прохождения ВЛЭК остается пять! Мои двое товарищей не
проходят: у одного гланды, у второго ЭКГ. У меня давление:
врач, молодая девушка, предлагает отдохнуть после дороги.
Провожаю домой своих товарищей и на ночь глотаю таблетки. С
утра та же девушка меряет давление, что-то пишет в
медицинской карте и, учитывая мое состояние, успокаивает:
«Годен!»
В этот же день после обеда математика устно — пять! Завтра
письменно — много желающих: в этом году во всех школах два
выпуска, десятый и одиннадцатый! Каждый день масса
приезжающих и отъезжающих, казармы переполнены людьми. К
такому наплыву желающих здесь привыкли: на территории в
ремонтирующихся казармах на голых матрасах, в бытовке, в
актовом зале, в учебных классах и даже в туалетах — сидят,
лежат с учебниками и шпаргалками.
Математика письменно — несколько раз просматриваю
вывешенные списки, хотя и увидел себя сразу, в верхней части
— пять!
Сочинение списываю, проверяю: знаю, что делаю массу
ошибок. Меня после экзамена приглашает к себе председатель
комиссии. Пробираюсь к двери через толпу желающих решить
свою судьбу — седой мужчина показывает мое сочинение: «У
вас в сумме двенадцать — это проходной бал! Вы кто по
национальности? Был бы узбек или армянин, я прямо сейчас
предложил бы вам написать диктант!»
И я с позором уехал домой. Тогда я еще не мог знать, что
через три с небольшим года я вернусь в «Качу», а еще через год
сюда, в эту «Академию имени Крякутного» — Краснокутское
летное училище ГА, основанное на базе Качинского училища,
перебазированного в Красный Кут из Сталинграда во время
Великой Отечественной войны. Здесь мне посчастливится
переучиваться на Ан-2!
Мне приходилось ездить на крышах вагонов, прятаться в
тамбурах и туалетах для того, чтобы продолжить свое
становление авиатором, при отсутствии средств к
существованию! Через год учебы в аэроклубе я понял, что жизнь
только начинается: неудачи следовали одна за другой. В конце
концов я вынужден был поступить в Тамбовский
политехнический на самый непрестижный факультет
«Оборудование в химической промышленности».
Химию я, естественно, не знал, и мне пришлось выпросить
тройку у солидной дамы, пообещав, что химию я выучу. И,
конечно, позже мне пришлось выучить наизусть «Глинку»,
учась в авиационном вузе. Там на факультете химии и ГСМ
выпросить тройку было уже невозможно! А сейчас, при всем
при том я был призывник, и служба в Советской Армии для
меня была концом всех моих стремлений. Здесь на меня
навалилась очередная неприятность — пока я поступал в
институт, вышел указ о призыве всех поступивших в СА. И я,
измученный всеми последними событиями, с таким же
неудачником явились в аэроклуб в надежде в этом, родном уже
заведении, как-то освежить свои горячие головы.
Все рушилось: в училища принимались лица до 21 года, в
исключительных случаях до 23-х!
На входе нас встретил встревоженный Рудольф и обругал:
«Вы где пропали? Вас все уже обыскались!» — и потащил нас в
кабинет к Шитенкову.
Майор сидел за столом, встал и молча протянул бумагу с
красной полосой и пятиконечной звездой. У меня екнуло внутри
— в армию... Да! Действительно, в армию. Но на бланке сверху
отпечатано крупным типографским шрифтом: «ЛИПЕЦКИЙ
АВИАЦИОННЫЙ ЦЕНТР».
— Я еще точно не знаю, как это конкретно работает, но по
последним данным из вас будут готовить летчиков-
истребителей! — посмотрел на Рудольфа и добавил: —
Подготовь на всех пятерых летные книжки, характеристики, —
забирает у меня бумагу, положил на стол. — Здесь рядом,
собирайтесь, документы будут у вас на руках!
У меня в голове пронеслось: «Боже мой! Неужели мои
молитвы услышаны? Не спугнуть бы...»
По дороге заезжаем на заправку, и пока водитель занят, я
выхожу, вдыхаю прохладный воздух, на заправке единственный
фонарь. Тихо, звезды — немного прихожу в себя. Коротко
чирикнул стартер, и мы покатили дальше через центр
засыпающего города. В зеркало на меня посмотрел водитель,
ободряюще подмигнул: «Где выходим?» — я подсказал адрес!
Всем грузить уголь! Да, всем. Но пока мы грузим, некоторые
стоят в стороне смеются, шутят, и их никто не одернул и не
указал на их бестактность. Более того: те, кто нами «руководил», стояли вместе с ними, поддавшись общему боевому настрою команды, и добавляли комментарии к пошлым анекдотам. Это были ребята из «столицы». У них была почти «депутатская неприкосновенность» — это были потомки видных деятелей авиации, в основном из династии летчиков. И, в конце концов, многие из нашего начальства потянулись вслед за ними в столицу. А мы продолжали грузить уголь — мы летали на Ан-
26!
Конечно, кому же еще кроме нас?
Кому-то необходимо было делать эту работу: мотаясь по
стране, перевозя грузы для Западной Сибири и других горячих
мест того времени.
Здесь я немного не прав: многие из этой элиты были
прекрасными товарищами и грамотными летчиками, и в пример
тому, мой штурман Славик — выпускник Ленинградской
академии! И для меня в памяти он остался как положительный
герой, хотя и был он достаточным повесой, но притом человек,
на которого можно было не оглядываясь, надеяться!
Под плавное, спокойное движение нашего такси начинаю
дремать...
«...далеко внизу, в земной черноте, вспыхнуло новое озеро
электрического света и подвалилось под ноги летящей, но оно
тут же завертелось винтом и провалилось в землю. Еще
несколько секунд — такое же точно явление.
— Города! Города! — прокричала Маргарита».
Просыпаюсь: «О, господи! Уже кошмары Булгакова начали
сниться!»
— Приехали! — мы стоим, водитель повернулся и смотрит
на меня.
— Спасибо! — напоминаю водителю адрес спящих
сподвижников, они живут рядом.
Водитель кивнул, попрощались, и я пешком поднялся на
свой этаж.
«И это единственное, что вас не устраивает? — произнесла,
наслаждаясь своим триумфом, обыкновенная одесская
продавщица из Мемуаров двоечника Михаила Ширвиндта».
Вспомнил великое высказывание, замеченное автором, и
окончательно пришел в себя! Выключил свет, наконец
освободился от всего, что кипело и бурлило в голове, и нырнул
под одеяло.
