- Эх, Володя, как жаль, что у нас нет этого куба из пьесы, которую написал Глеб! Ах, да, ты ведь не знаешь… У него там в квартире неизвестно откуда взялся куб, этакий железный ящик, творящий чудеса… Он все про всех знает… Нам бы такой…
- Наш куб должен быть вот здесь! - И Комов постучал себя по лбу. – Куб ей подавай… Мысль, логика – разве это хуже? Итоговое построение конфликта, картины преступления. А, может, и обмана высочайшего класса. Только вот в чем он? Я еще раз посмотрел все документы Ольги Петровны… Она почему-то не пользовалась жилищной субсидией… Странно… Жду вот девяти часов, когда наш отдел по приватизации квартир заработает…
- Зачем он тебе?
- Чек нашел и квитанцию об уплате пятисот рублей. Со штампом этого отдела. Это может означать, что Ольга Петровна…
- Приватизировала квартиру? Надо же, я вчера вечером об этом думала… И, возможно, оформила ее на кого-то? Да? Кстати, если это так, то субсидией она пользоваться не имеет права…
- Да…
- Так ведь узнать – проще пареной репы!
- Вот сейчас и узнаем… Понимаешь, все это как-то в лоб… В лобешник… Новый хозяин не выдержал ожидания? А Татьяну не устраивало то, что квартира отойдет не ей, и она пыталась как-то с этим бороться?
- И об этом я вчера думала! Все слишком понятно… А ты звони, звони, уже девять!
Но звонить Комову не пришлось – телефон зазвонил сам. На том конце провода какая-то женщина сбивчиво говорила о том, что является хорошей знакомой Ольги Петровны, но только сейчас узнала о ее смерти и обыске в квартире, а между тем эта самая квартира волей Голяндиной принадлежит теперь ей и ее маленькой дочери, о чем свидетельствуют соответствующие документы… Что она очень сожалеет, скорбит и так далее и даже просит, чтобы сестра Ольги Петровны пришла и выбрала себе на память все, что пожелает… Комов убедил женщину тотчас же прийти к нему с документами и спросил, на кого выписывать пропуск. Звонившая назвалась Краповой Тамарой Степановной… Ее маленькую дочку звали Люба…
Крапова оказалась дамой рослой, с довольно пропорционально выточенным, спокойным, привлекательным, но все же несколько грубоватым лицом. О таких думают – ну, эта рубит с плеча! Однако, войдя в кабинет, она тихо сказала:
- Здравствуйте, люди добрые! Владимир Иванович и Валентина Васильевна, мне сказали… Пришла вот… Не стала дожидаться, когда вызовите… Как снег на голову…
- Ну почему же как снег? Вы хорошо сделали, что пришли, - начал было Комов, но Крапова перебила его мягко, осторожно, и в то же время довольно настойчиво, уточнив:
- Это смерть Ольги Петровны – как снег на голову… Столь неожиданно… И так, знаете, ее жалко! Она вовсе не хотела умирать! Поверьте мне – у нее не было ощущения близкой смерти, как у многих одиноких людей… И я знаю, почему, - закончила Крапова шепотом.
- И почему же? – спросила Валентина.
Крапова посмотрела на нее с любопытством, как-то несколько оценивающе, и твердо, убежденно сказала:
- Потому что она не была одинока. У нее были мы. Я и моя доченька. Она связывала с нами свое будущее, она его видела! Есть родство по крови. А есть, знаете ли, по духу…
В ее голосе явно слышалась теплота и искренность.
- Продолжайте, мы вас слушаем! – попросил Комов.
- Я… продолжу. Только… Словом, должна вас предупредить, что говорить буду о необычном явлении… Не знаю, как вы к нему отнесетесь… Я, некоторым образом, увлекаюсь… паранормальными явлениями, экстрасенсорикой, много об этом читала… У каждого человека есть свое энергетическое пространство…
- Ближе к делу, пожалуйста, - попросила Валентина.
- Да, да, только… Я ведь хочу, чтобы вы мне поверили. Моей правде. А она настолько невероятна, что…
Владимир Иванович прервал эти излияния спокойным замечанием:
- А вы говорите. Мы поймем. И внимательно слушаем. Итак…
Крапова приняла эту подачу охотно.
- Итак… Мы с дочкой как-то шли по улице. Это было в прошлом году. Представьте – хороший день. Разумеется, солнечный. Мы идем радостные, Любаша мне что-то рассказывает про своих новых подруг – мы ведь недавно сюда переехали, а до этого в Белоруссии жили… Рассказывает, рассказывает… А впереди – дом. Старый, кирпичный, с большими окнами… И вдруг Любашенька моя показывает ручкой на этот дом, на балкон, то есть лоджию, и тихо-тихо, задумчиво говорит – так, знаете, что у меня аж сердце содрогнулось!
Крапова стала показывать, как именно у нее содрогнулось сердце.
- И что же она вам сказала? – вынужден был спросить Комов.
- А сказала она вот что. По буквам могу произнести, как будто только вчера это было. Сказала она так: «Знаешь, а я вон там жила. Я была уже большая и хорошо училась в школе… Там и сейчас живет моя мама… И, наверное, она хранит моего желтого медведя, которого я очень любила…». Я вся похолодела и спросила ее, а что с ней тогда случилось? А она ответила, что не знает… Тогда я попросила ее еще раз показать эту лоджию, и спросила, не хочет ли она зайти в эту квартиру и поговорить с хозяевами. Мне показалось, что она испугалась, и мы быстро пошли домой. Я постаралась об этом забыть – для того, чтобы забыла она. Знаете, когда ребенку семь лет, всякие подобные явления с его участием могут принести только вред… Но Любочка вспомнила об этом дома сама. И попросила – давай зайдем! Так мы познакомились с Ольгой Петровной… Вы знаете, бывают чужие, совершенно чужие люди, которые вдруг оказываются для вас ближе самых близких родственников… Которых вы понимаете с полуслова, как и они вас. С которыми вам легко и просто. У меня было такое чувство, словно я знала Ольгу Петровну тысячу лет, и за все это время мы не надоели друг другу!
Крапова сделала небольшую паузу, во время которой Валентина успела спросить:
- И как она вас встретила? Как приняла ваше сообщение?
- Она нас встретила удивительно! Потом призналась, что незнакомых людей вообще в дом не пускает, а нас сразу провела в комнату, усадила на диван, там на столе стояла большая ваза с яблоками – предложила откушать… А Любаша-то, Любашенька-то моя сразу кинулась к желтому медведю – он на серванте сидел! Схватила его, к себе прижала… Тут я все Ольге Петровне и выпалила… И про то, как доченька моя на ее квартиру указала и ее мамой назвала, и про медведя этого… Ольга Петровна тогда подошла к Любочке и говорит: «Милочка… Мила… Ты меня знаешь?». Любашка моя кивает – да, мол. «А что же ты меня одну оставила?». А Любушка-то моя – не знаю, мол, почему вы так говорите… Я же здесь… Мы в тот день у нее пробыли до ночи – все говорили, говорили. Она вспоминала. Оказывается, она тоже верит, что существует реинкарнация… Очередное воплощение души. Душа ее Людмилы – в моей Любушке… А что такое душа? Это ведь и память, и чувства, и родственные связи… Вот почему мы стали для Ольги Петровны ближе кровных родственников… Кстати, мы часто к ней приходили, но ни одного раза я не видела у нее никаких родственников. И в том, что квартира ее переходит нам, нет ничего плохого. Ее никто к этому не принуждал, поверьте. Вы хоть соседей спросите. У нее такой, знаете, характер, что ее невозможно ни к чему принудить... Она была независимая и всегда все решала сама!
Снова наступила пауза, и Комов начал выяснять главное:
- Тамара Степановна, а как вообще у нее появилась эта мысль – о квартире?
- Хм… Вы спрашиваете с таким подозрением… А все было просто. Как-то Ольга Петровна спросила, где мы живем. Я ответила, что на квартире, что снимаем угол. Рассказала, почему вынуждены были с родины уехать – в поселке жили, у нас полигон почти что рядом был, грохот всегда невозможный, Любочка такая нервная стала… Да еще однажды в дом соседки нашей снаряд попал… Она жива осталась – как раз в сарае была, где скотина. Ей, правда, командование новый дом выстроило, все говорили – вот счастье-то привалило! Но мне такого счастья не надо… Подхватили чемодан – и уехали… Тут вот маемся… Ольга Петровна тогда расчувствовалась и сказала, что нам поможет. Я и думать-то не думала про ее квартиру… Просто много лет я уже ни с кем так душевно не беседовала, вот все ей и рассказала – без всякой задней мысли… А она потом, оказывается, пошла к юристу и выяснила, как и что лучше сделать, чтобы после ее смерти квартира перешла нам. Все потом рассказала - если, говорила, вам сейчас ее подарить, то дарственная вступает в силу с момента подписания, и я, мол, сама тогда останусь без крыши над головой. Юрист посоветовал составить вот этот договор. Пожизненного содержания с иждивением…
И Крапова положила на стол Комову несколько листов с набранным на компьютере текстом. Владимир Иванович быстро пробежал его глазами, передал Валентине.
- Я, конечно, была ей очень благодарна, - добавила Крапова.
- А это пожизненное содержание… ежемесячное… вы ей выплачивали? – спросил Комов. – Согласно договору?
- Да…
- Где же и кем вы работаете, Тамара Степановна? Откуда деньги берете?
- Извините. Не выплачивала я ей ничего. Но она велела говорить, если спросят, что выплачивала… Она знала, что у нас денег нет…
- Ну, а где же вы все-таки трудитесь?
- Я… официально нигде. Не нашла я работу. Пока. А так… без трудовой книжки – квартиры помогаю ремонтировать. Побелка там, обои… На жизнь хватает… Без дела не сижу.
- А… отец девочки?
- Отец? Господи, да я и понятия не имею, где он! Пьяница был, алкоголик… Ни рубля от него не видела… Он сгинул, еще когда Любочка не родилась…
Комову показалось, что за окном звякнул трамвай, и он одернул себя – как глупо, трамваи тут не ходят… И тут же удивился и улыбнулся – да это же его ставший в последнее время таким стеснительным звонок! Это его мозговой трест подает такие слабые, маломощные сигналы, которые с трудом можно отличить от вполне материальных треньканий не то что трамвая, но даже и просто велосипеда! Так… На что же это прореагировала его интуиция? На отца Любы, спутника жизни Краповой. Пусть пьющего, кратковременного, но – спутника.
- Назовите его фамилию, имя, отчество.
- Столповских Александр Игнатьевич.
- Где родился? Профессия?
- Родом мы из одних мест. А выучился он в Минске. На мастера по ремонту бытовой техники вроде… В магазине работал, где всю эту технику продавали. Но это у меня старые сведения, мы сто лет не виделись, не общались. Я пыталась его лечить… Воздействовать на его биополе… Слабо получалось… Вот и сейчас слабо получается, не могу вас убедить, что говорю правду! Вы на меня смотрите и чувствую, что не верите!
Что ж, держится она вполне естественно, отметила про себя Валентина. В меру печали, в меру здравого смысла, в меру – об этих своих мистических делах. Никакой паники, боязни, внутренней дрожи… Впрочем, она знала таких – выбрав какой-то образ, надев определенную маску, они находили в себе силы и способности не отступать, пока не будет достигнута цель, ради которой и совершалось превращение… Из таких ли Крапова? Как знать…
Валентина сделала Комову знак, что тоже хочет кое о чем спросить эту женщину. Он кивнул.
- Тамара Степановна, а вас не мучила совесть, что, принимая от Ольги Петровны такой подарок, вы обделяете ее сестру и племянницу, у которой, кстати, тоже не было квартиры и она снимала комнату?
- Не было, говорите… Но теперь-то, значит, есть! – сразу же нашлась Крапова. – А нам бы никто не дал…Да ведь мы не просили, не выклянчивали! Человек решил сделать нам добро - я что, должна была хватать ее за руку и кричать – не надо быть к нам такой чуткой! Завещайте квартиру своей… кому вы сказали - племяннице? Так, что ли? Я ни разу ее и не видела.
- Теперь уж и не увидите, - горько усмехнулась Валентина, решив все же пока не говорить о смерти Капустиной.
- Это почему же? Я способна наладить отношения практически с любым человеком – стала заверять Крапова. – А если вы… Или они, родственники Ольги Петровны, считают, что в ее смерти есть какая-то моя вина, то… Это несправедливо! Это нехорошо, нечестно… Кстати, я не раз говорила Ольге Петровне – не надо принимать это новое средство от давления! Оно очень сильное и непредсказуемое, а сколько побочных явлений! Вы только почитайте! И сердечное она пила без конца, а тоже ведь предел должен быть…
- И все-таки – Ольга Петровна как-то очень вовремя для вас покинула этот мир, - рискнула заметить Валентина.
- Ах, боже ты мой! Знали бы вы, как я скорблю… У меня не стало близкого человека… Да и у доченьки моей – тоже… Я боюсь вас оскорбить, и все-таки… И все-таки мне хочется сказать, что вам мои чувства, все мои переживания понять трудно – вы на своей работе очерствели… Не обижайтесь на меня, пожалуйста… Я ее любила. А насчет того, о чем вы, Валентина Васильевна, сейчас изволили сказать с обвиняющим меня подтекстом… Так вот, чтобы расставить все по местам… А вы знаете, что нам незачем было ждать ее смерти? Извините, что я так прямо… И вот почему! Там, где мы сейчас живем, адрес у вас есть, нам было хорошо! И платить за квартиру хозяевам не приходилось!
- Почему? – с интересом спросила Валентина.
- Да потому, что это делала Ольга Петровна! С тех самых пор, как мы познакомились! Она звала нас к себе, чтобы жить всем вместе, но я отказалась.
- Почему? – вновь спросила Валентина.
- Потому что… я почувствовала тогда в ее голосе некоторое колебание… То есть она не была уверена, что нам будет хорошо всем вместе. Одно дело, когда ты приходишь в гости, а другое – постоянно рядом…
- А что это за паренек вас всегда сопровождал, когда вы приходили к Ольге Петровне, а?
И Комову, и Валентине показалось, что Крапова как-то уж очень явно вздрогнула, однако быстро взяла себя в руки.
- Да это земляк… Из Белоруссии… Из одного поселка…Тут случайно встретились… Он, кажется, живет где-то рядом… Я думаю, что как увидит меня, так выходит и догоняет… И провожает… Я сначала не знала, что и думать, а потом как-то привыкла… Так, знаете – разговоры ни о чем…
Володя сделал знак Валентине, что он вновь берет бразды правления в свои руки – оба ясно почувствовали, что Крапова говорит неправду, и предстояло выяснить, зачем она это делает.
- Тамара Степановна, а вам было известно, что этот молодой человек постоянно встречался с племянницей Ольги Петровны – Татьяной Капустиной?
- Что-о-о-о?
Реакция Краповой была очень эффектной, но явно наигранной, а потому Комов сразу же требовательно задал следующий вопрос:
- Его имя, фамилия, адрес! Место работы!
- Юрий… Долгополов. Адреса не знаю. Где работает, не спрашивала никогда, просто как-то незачем было… А вы эту… племянницу-то спросите, если она с ним встречается – знает.
- Боюсь, что это невозможно… - осторожно сказал Комов, и они с Валентиной приготовились к реакции Краповой, которую не могли предвидеть. – Ведь Капустину, Татьяну Капустину убили…
Крапова вскочила со стула, обхватила руками свою голову, пальцами, словно расческой, подняла вверх свои волосы и запричитала:
- Боже, боже, боже… Да что ж это творится-то на белом свете? Ох, ох, ох… А… где это случилось?
- Это случилось на Муравьевке. Честно говоря, обнаружили ее случайно, поскольку убийца засыпал тело землей…
- Но, знаете ли, плохо засыпал… - продолжила Валентина.
- Почему… Как это – плохо?
- А вы думали, что хорошо?
- Да откуда ж мне знать-то, люди добрые!
- Так вот, из земли торчала…
Валентина сделала паузу и Крапова, не выдержав, спросила:
- Что? Что торчало-то? Господи, что-о-о?
- Рука! И указательный палец был нацелен прямо на людей, которые первыми подошли… Покойная словно хотела указать на своего убийцу…
- Страсти-то какие… Но… я вам честно скажу - знаете, как бывает… Не видел никогда человека – и как-то известие о его смерти вас не очень волнует. Да, да, не удивляйтесь! Не хочу притворяться. Думаю, вы поняли – я очень откровенна. Все, что на душе – говорю!
- А… ваша душа никуда не… переселилась? Здесь пока? Дома? – усмехнувшись, спросила Валентина.
Наверное, Крапова обиделась. Или разозлилась. Во всяком случае, это замечание вывело ее из себя, и она заговорила громче обычного:
- Моя душа открыта людям! Мне нечего скрывать! А над этими экстрасенсорными, необычными явлениями вы не смейтесь, ведь мы ничего не знаем о нашей Вселенной! Вот умру – тогда, может, душа моя куда-нибудь и переселится… И забудет о прошлой жизни… Обо всех этих волнениях, событиях, которые вы заставляете меня переживать…Только об Ольге Петровне не хочу забывать. Я ее полюбила. Так, как дочка может любить свою мать… И у нас много общего… было. Она ведь тоже изучала свою прошлую жизнь, умела добиваться измененного состояния сознания, когда меняется сама энергетика и бывает довольно легко сосредоточиться на образах из иной жизни… Этому ничего не препятствует… Ваши мысленные посылы возвращаются обогащенными…
Крапова вдруг замолчала и, словно поняв, что наговорила лишнего, стала извиняться, а потом вдруг без всякой связи со сказанным спросила:
- Так а кто эту Капустину-то убил? Нашли его?
- Его? – переспросила Валентина.
- Ну, да. Убийцу-то нашли?
- Ищем, - ответил Комов. – И вполне допускаем, что это может быть женщина.
- Все бывает. Но это я так спросила. Из любопытства.
- Если вы, Тамара Степановна, столь любопытны, то как же не поинтересовались, где живет, работает Юрий… Долгополов? Все-таки земляки, встречал вас, провожал… Зачем, правда, непонятно, - заметил Комов. – Все это выглядит маловероятным…
- Я согласна с вами. Но как выглядит, так и выглядит. Не знаю ни где живет, ни где работает. Но работа у него… как бы это сказать… не пыльная. Руки ухоженные, кирпичи не таскает.
И вдруг, словно с трудом решившись на откровенность, она тихо и каким-то глубоким, изменившимся голосом заговорила:
- Хотите знать, что я о нем думаю? Думала… Я ведь не знала, что он встречался с Капустиной… Да, теперь, в свете этих новых знаний, мне как-то и говорить неловко…
- Говорите, говорите, мы внимательно слушаем, - подвинул ее ближе к делу Комов.
- Ну, так вот, смейтесь-не смейтесь, как хотите. А я думала, что Юре, во-первых, приятно было встретить землячку, потому что друзей у него настоящих, как я поняла, нет. А во-вторых…
Крапова замялась, давая понять, что это «во-вторых» дается ей с большим трудом. И, как бы преодолев себя, продолжила:
- Мне… казалось, что я ему нравлюсь! Как женщина! Хотя мне – тридцать шесть, а ему, наверное, лет двадцать пять, если не меньше… Но я старалась от этого уходить. Я его не обнадеживала. Но, раз он с Капустиной… - значит, зря это мне все казалось…
- Ну, возможно, с Татьяной он познакомился совсем недавно… - решила внести свою лепту в исчезновение этих сомнений Валентина.
- Да? Ну, так если он действительно познакомился с ней недавно… Тогда, может быть, он был искренним по отношению ко мне… И ему действительно хотелось быть со мной рядом… Он говорил, что тогда чувствует себя защищенным… Это, наверное, оттого, что я, знаете ли, такая вот… большая!
- Большая. И сильная, - добавила Валентина не без задней мысли.
Крапову словно ударили, она отреагировала мгновенно:
- Да, мне приходится быть сильной! Жизнь заставляет! Любушку надо растить, в люди выводить. Учить ее буду. На всё деньги нужны. Теперь вот хоть квартира будет, слава богу и Ольге Петровне! Я к ней на могилу всегда буду ходить, цветы носить!
- И все же – как вы относитесь к этому Юрию? – прямо спросила Валентина.
И тут последовала немая сцена, во время которой Комов и она почувствовали явную фальшь – Крапова опустила голову, взялась за виски, тяжело вздохнула, словно перед решительным шагом, и как бы нехотя произнесла:
- Я… вы не поверите – никак…
- А почему? Или – сердцу не прикажешь?
- Сердцу? А сердцу не надо было приказывать… Он мне, в общем-то, нравился… Но… Вообще-то я не хочу об этом говорить, потому что это – за гранью реального…
- - И все-таки?.. Вы что-то почувствовали? – допытывалась Валентина. Крапова посмотрела на нее с благодарностью, у нее даже слезы стояли в глазах!
- Да! Я почувствовала… То есть, я все время, с первой же минуты чувствовала… зло. Злую силу. Мне нравилась его улыбка, ямочка на одной щеке… на правой… И глаза вроде бы открытые, приветливые, а вот… Знаете, ведь у зла – особая энергия. Она… колола меня, как-то холодно становилось… Я в то время как раз прочитала какую-то брошюру про оживающих мертвецов. Ну, словно среди нас есть покойники, которые выдают себя за живых… Так я одно время даже думала – он-то не из таких ли? Мы этот вопрос и с Ольгой Петровной обсуждали. Но она мне сказала, что это все фантазии, что смерть необратима… Правильно, конечно. И все же… Я с этим ощущением так все время и была, когда он рядом… Потому ничего у нас и не вышло… И еще… Мы с ней узнавали, кем были в прошлой жизни… Конечно, если бы не моя Любушка с ее новым воплощением, ничего бы этого не было. А тут стали этим вопросом интересоваться не на шутку. У Ольги Петровны много литературы на эти темы, если вы заметили... Но мы еще и специальную купили. И по книгам этим определяли свою прошлую профессию, жизнь, судьбу… Не буду говорить про нас с Ольгой Петровной, но вот однажды мы решили узнать, кем Юрий был в прошлой жизни… Ольга Петровна знала, что он… как бы… за мной ухаживает, что ли. И мы выяснили, что Юра был… не очень хорошим человеком…
- - Что значит – не очень хорошим человеком? – уточнил Комов.
- - Разбойником. Грабителем. Правда, это было давно… Кажется, лет пятьсот назад… И не у нас, а в Англии или в Италии, я уж не помню сейчас… Но мы отнеслись к этому очень серьезно. Вы вот тут улыбаетесь, а ведь во Вселенной есть наши энергетические следы… Вот мы и нашли его след…
- Тамара Степановна, а ведь вы сами себе противоречите, - начала Валентина. – Узнавали вот, кем этот Долгополов был в прошлой жизни. Я примерно знаю эту методику, там надо заложить данные человека – год, месяц и день рождения, место, где он на свет появился, и, кажется, еще какие-то подробности. А говорили, что этого не знаете…
- Вы не правы, Валентина Васильевна. Все это можно узнать при помощи простых биолокационных рамок. Мы с Ольгой Петровной сделали их из обыкновенных проволочных плечиков. И куска картона. Задавали вопросы – а рамка отвечала, да или нет. Мы все перечисляли – и хороший ли был семьянин, и чем зарабатывал на жизнь – торговлей, лицедейством и прочим, и прочим, а рамка все отвечала – нет, да, нет. А как назвали разбойника и грабителя – сразу да сказала. Вот и думайте, что хотите. Ольга Петровна советовала держаться от него подальше. Что я и старалась делать…
- А как вы думаете, зачем Долгополов приходил к Ольге Петровне чуть лине в момент ее смерти?
- Этот вопрос у Комова был главным и он берег его напоследок, когда вся основная информация уже находилась у них в руках, - чтобы уловить малейшую ложь в ответе, определить даже самое мизерное несоответствие с чем-то уже сказанным и зафиксированным сознанием. Валентина тоже с огромным интересом следила за Краповой, за тем, как из нее незримо, но ощутимо уходит уверенность, как она словно сгибается под какой-то тяжестью - но под какой? Наконец, Крапова с трудом прошептала, вернее, повторила вопрос, словно его и не поняв:
- Долгополов приходил к Ольге Петровне в момент ее смерти? Вы так сказали?
- Именно так.
- Но этого не может быть! Ведь он даже не заходил к ней никогда! Меня проводит до дверей – и уходит. А меня там не было, я все эти дни работала… Да и вообще в последнее время он меня не провожал, я же вам говорила… Так что вы спутали его с кем-то… Точно спутали, - уже более уверенно заключила она.
- Нет, Тамара Степановна, не спутали. У нас и свидетели есть. Видели его и входящим к Ольге Петровне, и выходящим оттуда…
- Боже мой! И… что же он там делал?
- Мы думали, что вы нам поможете это узнать.
- Нет… Не знаю… И где искать его – не знаю… Да и надо ли его искать? Не верю я, что он может… убить. Знаете, одно дело эти гадания о прошлой жизни, а другое – жизнь сегодняшняя…
- А вы думаете, что Ольгу Петровну убили? – спросила Валентина.
- Я? Ничего я не думаю! Ни про Ольгу Петровну, ни про ее племянницу! Мне просто жаль. Я как будто матери лишилась… Не знаю, поймете ли вы меня…
- Ну, если сейчас что-то не поняли, то в дальнейшем, я думаю, поймем, - невозмутимо ответил Комов. – Сегодня мы вас больше не задержим. Однако прошу вас быть наготове и по первому требованию – моему либо Валентины Васильевны Орловой, она занимается этим же делом как частный детектив – являться и всячески помогать нам в расследовании. Пройдите в соседнюю комнату, там вас ждет оперуполномоченный Осокин, он предоставит вам все необходимые документы, с которыми вы должны будете ознакомиться и подписать. Отлучаться из города, естественно, вам не следует…
- Вы что, имеете в виду подписку о невыезде? Так я у вас подозреваемая?
- Естественно, - просто и твердо ответил Комов. – Вы именно подозреваемая. Не обвиняемая.
- И на том спасибо!
В словах Краповой слышалась покорность, она сдержанно попрощалась с Комовым и Валентиной и отправилась в соседний кабинет. Владимир Иванович прошел вслед за ней, убедился, что сдал ее, так сказать, с рук на руки сослуживцу, и вернулся к себе.
- Что думаешь, Валя?
- Не знаю, что и сказать… Нет у меня однозначного к ней отношения… Где-то, возможно, играет, где-то правду говорит… Одно я уловила четко – с силой воли у нее все в порядке! И нам надо хорошо насторожиться… Считаю, что с этой реинкарнацией – просто ловко придумано, чтобы квартирой завладеть. Я прямо вижу, как все это было, как они мозги этой Ольге Петровне морочили… Узнали каким-то образом, что у нее девочка умерла, вот и воспользовались… Идем дальше… Все уже было у них на мази, договор и прочее, и тут появляется эта племянница, Татьяна Капустина, которая, узнав об их афере, намеревается действовать очень решительно. Во-первых, она явно собирается с помощью своей матери, Антонины Петровны, переубедить тетку, втолковать ей, что никакой реинкарнации не существует – помнишь, Антонина Петровна говорила, что Татьяна столкнулась с обманом, их кто-то хочет провести! Во-вторых, она обратилась к юристу, к Сан Санычу, который направил ее ко мне, то есть в детективное агентство… И они ее убирают, уверенные, что она не успела сделать ни того, ни другого… И ко мне обращается уже Антонина Петровна… Кстати, она действительно это сделала официально, что зарегистрировано в моем агентстве.
- Да, да, я знаю. А почему, рассуждая о том, кто совершил преступление, ты все время говоришь – они, а не он или она? Это чисто подсознательно, или…
- Или. Мне кажется… скорее всего, их двое – Крапова и этот… Долгорукий. Кстати, ее подача нам неизвестного пока Юрия очень странная, ты заметил? Она якобы не знает, где он живет и работает, не сообщает этого, а сама этак исподволь представляет его нам как злодея… Зачем? Хочет отвести вину от себя? Или действительно на ней – одна квартира, а к убийству или убийствам она непричастна? И какой прок Юрию от этой квартиры?
- А ты не задала себе вопрос – возможны ли два убийства – я все-таки склонен думать о не случайной передозировке лекарства Ольги Петровны – из-за одной не такой уж большой квартиры? Да у нас много одиноких пожилых людей живут в квартирах и получше! И побольше! И интуиция мне прозванивает, что верно мыслю. Надо и дальше двигаться в этом же направлении. Искать этого… Долгорукова-Долгополова… Пока мы тут разговаривали, Осокин проверил - в городе нет человека с такой фамилией… Конечно, он может работать подпольно, без регистрации, а мы и знать ничего не будем. Числится где-то Иванов, Петров или Сидоров, а за них работает Долгополов без прописки… Так значит, бытовое обслуживание?… И руки – не кирпичи таскают, да? Хм… И не сапожная мастерская, значит? Химчистка?
- У нас одна химчистка на весь город осталась. Там работает родственница моя дальняя. С ней – еще одна женщина, и все.
- Так. Остаются часовщики, работники пунктов проката…
- Нет таких пунктов. Закрыли.
- Нам же легче! Портные. Специалисты по ремонту теле- аудиоаппаратуры, компьютеров…
- Компьютеры нам очень подходят!
- Итак, Осокин сейчас отправится в наш дом быта. Фоторобот этого Долгополова есть.
- Знаешь, я бы с ним пойти не отказалась…
- Так вперед! На амбразуру!
- Честь имею! Слушаюсь и повинуюсь!
Валентина встала, чтобы уйти, но вновь села, остановленная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью.
- Но вот что, Володя, кажется мне очень существенным… Ведь Крапова – одна ли, с Долгополовым ли – не день и не два готовилась к этому обману, узнавала все про Ольгу Петровну, про ее жизнь, потери… Даже про такие мелочи, как желтый медведь… Кстати, этот зверь так сидит на серванте, что его неплохо видно с улицы, с тротуара. А характер был у Голяндиной не из покладистых, эта афера могла легко сорваться… Но Крапова все-таки на нее пошла! Почему?
- Что конкретно ты имеешь в виду?
- А то, что в городе полно стариков, у которых можно было бы заполучить квартиру и с меньшими усилиями… Ты эту мысль затронул, но сделал, мне кажется, не тот акцент… Ты ведь предположил, что убийство или убийства произошли вообще не из-за квартиры… Нет, Володя – вопрос в том, почему Крапова или они оба остановились именно на этой квартире… Почему? Я думаю, сейчас это главное, на что мы должны ответить… Все, до свидания! Как что полезное придет в голову – позвоню.
- Я – тоже, - ответил озадаченный Комов.
На снимке - картина Петра Солдатова.
